Моя нечаянная радость - Татьяна Алюшина

Ответ! Объяснение! И хоть немного успокоения…

Народ хлынул на катер дурной напористой толпой занимать места, матросы старались навести порядок, покрикивали на пассажиров, успокаивали и расталкивали, упорядочивая посадку. Матвей подождал, пока самые нетерпеливые и бойкие рассядутся, и, пройдя через всю палубу, сбросил тяжелый рюкзак и встал на носу катера.

Во-первых, насиделся уже за дорогу, а во-вторых, красота вокруг была невероятная, и хотелось смотреть на нее, хоть ненадолго отвлекаясь от мучительных, изводивших мыслей. Да и привык он быть впереди и чтобы полный обзор.

Заметив краем глаза цветную юбку девушки, Матвей понял, что неосознанно все это время посадки высматривал незнакомку. Усмехнулся про себя, скорее уж смиряясь с таким неожиданно навязчивым интересом к ней, и даже немного порадовался, что она устроилась недалеко от него.

Ну, настолько, насколько вообще был в состоянии чему-то радоваться.

Ладно. Отчалили и пошли вверх по реке.

Народ пошумел, устраиваясь поудобней, рассаживаясь, погомонил недолго и постепенно начал затихать – задремывая, засыпая, укачанный мерным ходом катера. Да и то: рань еще, а люди ехали из дальних мест, большинство так и вовсе ночь не спали. А кто и не первые сутки добирается, вот, как эта девушка, например. Из Москвы-то, небось, больше суток уже в дороге, если самолетом, а если поездом, то все… Не-е, усмехнулся Батардин своим мыслям, она поездом несколько суток не поедет, да еще в такой юбке и курточке стильной.

Он прислушался к разговору за спиной. Какая-то женщина подробно рассказывала о своей жизни и болезни страшной, и Матвей даже немного посочувствовал девчушке – зачем ей все это, молодая же, своих горестей в жизни еще нахлебается, а ей о смерти безысходной.

Разговор затих. А через какое-то время женщина встала и ушла. И тут к девушке обратился мужчина, который сидел с ними рядом, и Матвей снова невольно прислушался к их беседе.

В какой-то момент их разговора Батардин перестал видеть и замечать все красоты вокруг, словно заволокло все чернотой перед глазами, и только сжимал непроизвольно челюсти, и желваки ходили на его скулах…

Тем временем катер добрался до конечного пункта и уже причаливал к пирсу.

Матвей в который уже раз тряхнул головой, скидывая навалившуюся боль, развернулся, постоял, пережидая пока схлынет основная масса людей, закинул рюкзак на плечи и двинулся к выходу.

Монастырь Майку поразил!

Высокие белые стены, метров восемь, наверное, из мощных камней и две сторожевые круглые башни, возвышавшиеся над ними еще на метра два-три – одна поднималась над поворотом реки, а вторая, расположившаяся на другой стороне монастыря, смотрела через поле в лес. И территория, ограждаемая стенами, была довольно приличной. Не огромной, скорее компактной, но и не совсем маленькой. Выше забора виднелись купола небольшой церквушки и крыши каких-то монастырских строений.

Только разглядывая его, Мая поняла, что монастырь-то, скорее всего, очень старый, раз имеет сторожевые и оборонительные башенки, ну точно не сто ему лет и не двести, а побольше будет, и ужасно пожалела, что не изучила его историю и ничего толком не разузнала.

Дальше, за монастырем, через полосу поля, где-то с полкилометра или побольше, вставал зеленой стеной лес, а с кручи над рекой открывался совершенно потрясающий вид на реку и другой берег.

Красота и умиротворение! И уединенность. И дли-и-иный, тягучий колокольный звон, вызывавший странное возвышенное чувство.

Наверняка именно поэтому монастырь здесь и построили: вдали от людей, в тишине, располагающей к неспешному созерцанию природы и возможности слышать эту природу и себя в ней. Слышать и по-настоящему чувствовать.

И даже человеческая суета приехавших паломников не забивала особой величавости этого места, его красоты, тишины и таинственности.

А еще Майю поразила продуманность, с которой было тут все обустроено для приехавших людей. Как только она поднялась по ступенькам от пристани, то увидела справа небольшую симпатичную церквушку, явно современной постройки, на пять куполов – большой центральный и четыре маленьких по углам вокруг него, расположившуюся недалеко от массивных ворот монастыря.

Слева от лестницы и площадки перед ней, параллельно монастырской стене, был выстроен длинный деревянный барак, сбоку пристроился рад умывальников над раковиной в виде длинного корыта, чуть подальше – еще одно деревянное строение, в котором сразу опознавался туалет. Метров в двадцати от барака, тоже параллельно ему, под навесом на столбах тянулся длинный-длинный стол с лавками с обеих сторон, а в его ближнем торце, под более крупным и широким навесом, расположилась летняя кухня с печью и стоявшим рядом с ней котлом настоящей полевой военной кухни. Сбоку был устроен большой дровник, до крыши наполненный рублеными дровами, а с другой стороны шкафы для посуды и кухонной утвари. На кухне уже хлопотали несколько монахов и пожилые женщины в длинных одеяниях и платках на голове.

Там же, под кухонным навесом, особняком стоял длинный стол, заставленный всякими продуктами. Майя с удивлением заметила, что многие из паломников подходят именно туда и выставляют на нем из своих сумок и баулов разные яства.

– Это для чего? – спросила она Валентина Семеновича, взявшего на себя роль ее провожатого и гида.

– Видите ли, Майечка, монахи и их добровольные помощники готовят для приезжающих людей еду три раза в день совершенно бесплатно: завтрак после заутренней службы, потом обед и ужин. Здесь принято привозить продукты, кто что может, и складывать их на этом столе в виде даров.

– Ой, а я не знала, – расстроилась Майка. – Меня никто не предупредил.

– Ничего страшного, – заверил ее спутник. – Там, вон видите, стоит большая железная банка, и все, кто хочет, могут положить в нее пожертвования. Любую сумму, хоть десять рублей. А вообще это все совершенно не обязательно и исключительно добровольно и от души должно идти, с добрыми намерениями и пожеланиями. Монахи никогда ничего не просят и не ждут от людей. Как ни странно, они готовы кормить всех только из своих запасов, а также предоставлять возможность переночевать, остановиться на несколько дней и некую медицинскую помощь, если таковая потребуется.

– Почему? – спросила Майя. – Мы же нарушаем их покой и уединенность.

– Они воспринимают это как некое испытание их веры и проверку решимости к отрешенности от мира, – подвел ее к столу для даров Валентин Семенович. – Как необходимость видеть соблазны, понимать, осознавать их и бороться с искушениями в себе.

Он принялся доставать из своего рюкзака и выкладывать на стол продукты, Майя с интересом наблюдала, как появляется большой пакет муки, растительное масло, несколько пачек каких-то круп, сахар-соль, хозяйственное мыло, еще какие-то мелочи. Она торопливо полезла в сумочку, достала кошелек, выдернула из него несколько разных купюр и сунула в большую железную банку из-под повидла с прорезью в верхней крышке.