Евангелие от Тимофея. Клинки максаров. Бастионы Дита - Юрий Брайдер

Поцелуй получился долгим, потому что взаимная жажда, иссушившая их души, слишком затянулась, да еще, наверное, потому что оба они теперь могли не дышать часами.

Затем ее пальцы словно мягкие маленькие зверьки перебежали с его затылка на плечи, а нежная грудь прижалась к губам. И что ему было до того, что эти пальцы могут ломать сталь, а грудь выдерживает удар пули! Гибкие и сильные, они катались по ковру, то сплетаясь, как змеи в брачную пору, то принимая самые немыслимые положения. Там, где только что была мокрая от слез счастья щека, вдруг оказывалось упругое бедро или узкая лодыжка, а он ощущал ожоги ее поцелуев по всему телу. Тьма совсем не мешала им — пальцы и губы были куда прозорливее глаз.

Нельзя было даже приблизительно определить, сколько это длилось, много часов или всего несколько минут (недаром древние верили, что время любви не идет в счет человеческой жизни), — но вот наступила пора, когда их тела окончательно слились, став двумя равноценными частями одного неразделимого целого. Вместе, уже на последнем дыхании они домчались до края бездны, за которым был только краткий упоительный миг, на циферблате человеческой жизни противолежащий смерти и эту смерть собой искупающий…

Тьма не располагала к громким словам, и они разговаривали полушепотом, хотя в этом подземном убежище их вряд ли кто мог подслушать.

— Что-то я не совсем уверен, что все у нас получилось, как следует. Надо бы для верности еще несколько раз попробовать, — говорил он, уткнувшись носом в ее волосы.

— Да уж, придется, — расслабленно отвечала она. — Нельзя подводить бедных жестянщиков.

— Кто у нас будет, как ты считаешь?

— Сын. Это уже точно!

— И мне так кажется. Спроси у будущего, на кого он будет похож.

— Этого нам никогда не узнать.

— Почему.

— Мне не суждено увидеть своего ребенка. Ни крошкой, ни тогда, когда он вырастет. Так уж предопределено судьбой.

— Печально… А он действительно станет Губителем Максаров?

— Единственное, в чем я уверена, — он благополучно появится на свет. Все дальнейшее скрыто мраком. И этот мрак надвигается на меня. Очень медленно, но надвигается.

— Перестань меня пугать… Рано или поздно мрак настигнет любого из нас. Давай не будем об этом говорить сейчас.

— Давай…

— Интересно, догадается ли Азд, что его обманули?

— Старик не так прост, как это кажется. Кое-чему жизнь его научила. Стоит только мне проникнуть в его мысли, как он ввергает себя в состояние, близкое к обмороку. Это не сон и не явь. Сознание открыто, но все в нем так перепутано, что невозможно ничего понять. А относительно обмана… Тут ты не прав. Им нужен ребенок с кровью максара. Ни больше и ни меньше. Не так уж важно, кто станет его отцом. Даже наоборот, наследственность жестянщиков может повредить ему. Они хитры и изобретательны, но трусливы.

— Некоторые ведут себя довольно смело, я бы даже сказал — вызывающе.

— Это напускное. Ты не умеешь читать в душах. Бывает, что обезумевший олень бросается на льва. Но никогда оленям не победить львов.

— Если только оленей не поведет в бой выросший среди них лев.

— Лев не может вырасти среди оленей. Чему они могут научить его? Есть траву? Он либо подохнет с голода, либо сбежит, зарезав своих воспитателей. Как ты не понимаешь таких простых вещей?

— Так мы с тобой снова рассоримся. К чему эти бессмысленные препирательства? Сейчас мы в безопасности, но скоро наша жизнь снова повиснет на волоске. Нужно дорожить каждым ее мигом. Лучше обними меня покрепче.

— Нет, нам уже пора идти. Даже оленей не стоит дразнить без особой нужды.

В доме царила необычайная тишина. Вскоре Артем и Надежда убедились, что все слуги покинули его и, судя по беспорядку в комнатах, покинули в спешке.

Посреди огороженного частоколом двора они обнаружили Азда, одетого как для боя — в потертый и прожженный балахон из нескольких слоев толстой кожи и кольчужные перчатки. Он только что отвалил ломом тяжелую железную плиту, прикрывающую круглое отверстие — не то горловину колодца, не то начало уходящего вертикально вниз подземного хода, — и сейчас опускал туда на веревке объемистый, но, скорее всего, не очень тяжелый мешок. Еще несколько таких же мешков лежало рядом, ожидая своей очереди. Среди них валялся и клинок, небрежно завернутый в ветошь.

Не ожидая расспросов, Азд кратко пояснил, что намерен спуститься в мастерскую, где и займется ремонтом поврежденного клинка. На поверхность он поднимется только после завершения работы. Все посторонние из дома удалены, и гостям придется самим позаботиться о себе, что не должно доставить им неудобства, поскольку в кладовых достаточно пищи, а в загонах овец. От помощи, предложенной Артемом, старик вежливо отказался. По его словам, причиной этому была вовсе не боязнь раскрыть свои секреты, а опасность, грозящая здоровью всех, кто хоть как-то связан с ремонтом и созданием клинков. Жизнь оружейников коротка — они опухают, слепнут, теряют зубы и волосы, их кожа синеет и покрывается язвами. Когда Надежда осведомилась, где же ее новый приятель, Азд неопределенно ткнул пальцем в отверстие колодца, и чти-то похожее на досаду отразилось на его одутловатом лице.

Когда все мешки были отправлены вниз, старик плотно надвинул на голову капюшон своей странной одежды и, подобрав полы, полез в нору, из которой тянуло прохладой и затхлостью. Артем не преминул заглянуть в нее. Колодец, выложенный изнутри металлическими кольцами, резко расширялся книзу, а по его окружности шла узкая винтовая лестница, шестая или седьмая ступенька которой терялась во мраке. Единственное, о чем на прощание попросил Азд — ни при каких условиях не закрывать люк.

Для этого, видимо, были веские причины, потому что спустя некоторое время из колодца повалил густой серый дым.

Внешние проявления того, что творилось в подземелье, могли ассоциироваться только с работой кузницы Гефеста. Дым то извергался клубами, то лишь слегка курился, а однажды над колодцем встал рыжий страшноватый гриб. Глухие толчки заставляли дребезжать посуду на кухне и тревожно блеять овец в загоне.

В большом обезлюдевшем доме все как-то быстро покрылось пылью и пришло в запустение. В комнатах толкалась мошкара, а в подполье шуршали грызуны. Сырость и неуют все чаще гнали Артема и Надежду на свежий воздух, в мягкий сумрак вековечного леса, где ветер разносил запахи цветов и смолы, а трава на полянах была мягче любой постели. Здесь они забывали и о Стардахе, и о Азде, и о клинке, и о всех мирах, через которые им пришлось вместе пройти. Они утоляли голод ягодами и диким медом, пили родниковую виду и сладкий сок, любили друг друга на ложе из свежей хвои и засыпали там, где к ним приходил сон. Птицы и звери не пугали влюбленных, а они не причиняли вреда их норам и гнездам. Надежда рассказывала о своей жизни в Стране Забвения, и в этих рассказах детские впечатления причудливо переплетались со странными снами, смутными воспоминаниями о мире максаров и пророческими видениями. Артем же развлекал ее нескончаемой запутанной сказкой, где были и Золушка, и Шахразада, и Белоснежка, и Снежная Королева.