Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес

– Стало быть, мы все, – сказал мистер Элиот, воспользовавшись секундной остановкой, – отправляемся завтра в аббатство. Вам оно знакомо? С моей точки зрения, если не считать коллекции, как всем известно, действительно уникальной, то его следовало бы взорвать к чертям собачьим!

Эплби кивнул.

– У меня почему-то возникло то же чувство. Аббатству лучше было бы лежать в руинах. В настоящих, а не в тщательно восстановленных.

– Как быстро развиваются события, – без всякой связи с предыдущей фразой сказал Элиот. – Уэдж, мой неоценимый друг… – бросил он, поскольку издатель как раз проскользнул мимо. – Кто-то строит заговор против тебя, но не стоит особенно расстраиваться. А что, как вы считаете, – снова повернулся он к Эплби, – произойдет сегодня вечером? Настоящее, реальное убийство? Есть соображения по этому поводу?

Эплби внимательно всмотрелся в лицо хозяина дома; тот, на первый взгляд, действительно пребывал в отменном настроении.

– Не дай бог, – ответил он. – Но, вероятно, все ограничится очередной злобной выходкой.

– Полностью с вами согласен. – Мистер Элиот отступил в сторону, давая дорогу группе вспотевших мужчин, тащивших пианино. – Это действительно череда злобных и вызывающих раздражение шуток.

– Так вы все-таки отбросили идею, что имеете дело с атакой из другого мира на дело своих рук? – Эплби чувствовал, что все способы хороши, чтобы заставить мистера Элиота разговориться.

Хозяин в ответ кивнул с безыскусной убежденностью.

– Я порой слишком легко отдаюсь во власть фантазий. – Он словно бы извинялся за это перед собеседником. – Боюсь только, что причинил беспокойство детям. Какое-то время я был напуган, и подобное объяснение стало для меня подобием бегства от действительности.

«Вот это уже прозвучало вполне правдиво», – подумал Эплби. Он дождался, чтобы кто-то перестал стучать по клавишам пианино, и резко переспросил:

– Напуганы?

– Мой дорогой Джон. – Хотя и настроенный достаточно весело, мистер Элиот сохранял способность говорить серьезно. – Я был действительно напуган некими мыслями, некоторое время назад внушенными мне доктором Чоуном. Я не решался рассказать об этом детям, но уверен, что могу доверительно сообщить о подобных вещах брату Патришии. В течение определенного периода я был пациентом доктора Чоуна. К этому привела моя одержимость своими книгами, о которых я не переставал думать ни на секунду. Видимо, сказалось переутомление. Он действительно крупный эксперт и весьма компетентный специалист. Ему удалось все исправить. Вот только… – На мгновение показалось, что страх, о котором только что говорил мистер Элиот, улетучился далеко не полностью. – …Вот только у него, как у почти всех его коллег, есть любимый конек. Универсальное объяснение для всего… Мисс Кейви, мы все с нетерпением ждем рассказа о Хоуорте.

Эплби окинул проходившую мимо мисс Кейви взглядом, исполненным чистейшей злобы. После чего дал себе паузу для принятия важного решения. Здесь требовался тонкий расчет. Потому что его следующий вопрос содержал для мистера Элиота потенциальную опасность.

– Насколько я понимаю, – резко спросил он, – Чоун одержим проблемой раздвоения личности?

Мистер Элиот среагировал совершенно невозмутимо.

– Совершенно верно. Очень приятно, должен вам признаться, обсуждать эту тему с человеком острого ума. Как выяснилось, и для меня это стало чем-то вроде шока, мои книги внимательнейшим образом изучают Чоун и его коллеги. – Мистер Элиот, стоявший среди мельтешащих в театральном зале людей, напустил на себя отсутствующий вид, словно разговор у них шел о пустяках. – Причем интересую их в первую очередь я сам… Осторожно, берегите голову!

Не слишком ловко Эплби удалось уклониться от столкновения с тяжелым металлическим блоком на веревке, вылетевшим откуда-то из глубины сцены, где колдовал с декорациями прославленный инженер Арчи Элиот.

– И у вас сложилось мнение, что вы интересуете психиатров как… Как клинический случай?

– Именно так. Им интересен и я сам, и Паук. Было бы странно, если бы медики с Харли-стрит и Уимпол-стрит зачитывались детективами, которым уже много лет, правда? – Мистер Элиот улыбнулся, и неизвестно, чего в этой улыбке было больше: сарказма или же странного самодовольства. – Что может произойти с человеком, проводящим половину жизни, можно сказать, в компании созданного его воображением персонажа? Вот вопрос, привлекающий их особое внимание. И уже возникло несколько научных школ, исследующих его с разных точек зрения. Некоторые коллеги Чоуна полагают, что я и мой воображаемый Паук можем в результате интегрироваться в единую стабильную личность, а это пойдет на пользу не только мне, но и моим новым книгам. Другие заявляют, что с течением времени мне все труднее будет видеть различия между моей личностью и гораздо более мощным индивидуумом, которого я сам же и создал, а в таком случае я непременно погублю себя. И тогда, надо думать, меня не станет. Я превращусь в Паука.

– Господи! Похоже на еще одну метафизическую проблему.

– Несомненно, это так, мой дорогой Джон. Но не спешите все снова обращать в шутку над моими странными взглядами. Уверяю вас, это крайне неприятно, когда обнаруживаешь, что стал объектом подобного рода научных исследований и дискуссий. Должен отметить – сам Чоун относится ко всем высказываемым прогнозам со здоровой долей скептицизма. Он придерживается взгляда, что для серьезных научных выводов накоплено еще недостаточно материалов. Но ему принадлежит весьма образное выражение (а он – человек, отнюдь не лишенный чувства слова и мог бы писать), что я на самом деле в какой-то степени запутался в паутине собственного изготовления. А насколько прочно в ней увяз, покажет только время. – Последовала новая улыбка, на этот раз действительно сияющая. – А время, по его мнению, сейчас как раз работает на меня.

Пианино упорно не желали оставлять в покое, а на сцене кто-то принялся энергично отбивать чечетку. Дали полный свет, и театр, имевший до того вид слегка загадочного и таинственного помещения, показался во всем своем облезлом блеске. И хотя Эплби услышал пока очень мало из того, о чем хотя бы кратко не задумывался прежде, он почувствовал тревогу. Частично его беспокойство было связано с нынешним местом действия. Как он предполагал, в сознании мистера Элиота вопрос, который они обсуждали сейчас, прежде прочно ассоциировался с малоприятными часами, проведенными наедине с доктором Чоуном в тиши его кабинета, а потому он с таким удовольствием рассуждал о нем в совершенно иной обстановке и атмосфере… Большую люстру снова отключили, чтобы проверить софиты. Зеленый луч направили вниз, и на несколько мгновений мистер Элиот словно в полном одиночестве оказался среди изумрудного сияния. Тревога Эплби тут же заметно возросла.

– Как я уже упомянул, раздвоение личности – главное направление научной деятельности Чоуна. Однажды он дал мне почитать весьма любопытную книгу по этой проблеме. Только не подумайте, что он когда-либо напрямую ассоциировал меня с ее темой, но мне все же порой удавалось проникнуть в его мысли. Надеюсь, теперь вам понятнее, почему я так взволновался поначалу, когда стали происходить все эти странные вещи? Считается, что человек может приобрести второе «я», но не осознавать его существования и не видеть связи между собой и поступками, совершаемыми этой другой своей личностью. Жила когда-то девушка (причем очень аккуратная девушка) и каждое утро, просыпаясь, обнаруживала в спальне страшный беспорядок, а свое вчерашнее вязание полностью распущенным. И делала все это совершенно бессознательно она сама. Жившая в ней вторая личность, о которой она ничего не знала, могла на время взять ее поведение под контроль и от ее имени наговорить, например, жутких вещей пассажирам трамвая, в котором она ехала.

Эплби рассмеялся как можно более искренно.

– Вы говорите о всем известном случае «мисс А», описанном Мортоном Принсом?[104] Если не ошибаюсь, там одна личность морочила голову другой, ведя дневник на языке, которого «мисс А» не знала. Вы сами никогда бы не осмелились вставить нечто подобное в свой роман. Ведь, по определению Аристотеля, это «очевидное невероятное», что неприемлемо для художественного произведения.

Мистер Элиот явно оценил по достоинству литературную эрудицию сыщика.

– Да, что-то похожее. Но вы же теперь видите, насколько реальной оказалась причина для моей тревоги, когда я связал все это с рассуждениями экспертов обо мне и Пауке? А тем более с тех пор, как начались безумные трюки шутника. И мои метафизические гипотезы стали простейшей попыткой уйти от столь неприятной вероятности, найти хоть какое-то успокаивающее объяснение. И только после того, как пропавшая картина обнаружилась столь нелепым образом, я понял, что могу смело исключить обе томившие меня мысли. Ни одна из возможных моих личностей, если даже допустить случай раздвоения, не повела бы себя подобным образом… Хольм, дружище, не позволяйте им чрезмерно себя эксплуатировать.