Второй кубанский поход и освобождение Северного Кавказа. Том 6 - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От больницы на Ставрополь катились спешенные сотни 1-го Таманского полка[295]. Начальник штаба вылез, а Врангель спустился внутрь машины и сказал: «С Богом, атакуйте…»
«Верный» въехал в город и стал спускаться по Госпитальной улице. Из-за заборов, из окон домов невидимые большевики открыли по броневику сильный огонь. Сидя на полу машины, длинный генерал Врангель занимал много места и мешал работе пулеметчиков. Вскоре один из них был ранен в голову – большевики стреляли сверху, а крыша броневика, из тонкого листового железа, легко пробивалась пулями.
– Поворачивай назад! – крикнул я шоферу.
– Почему назад? – спросил Врангель.
– Ваше превосходительство, я здесь командир и я отдаю приказание. Поворачивай, Генрих![296]
«Верный» отошел за цепи уманцев и остановился за домом. Я попросил генерала Врангеля выйти из машины:
– Вы мне мешаете, ваше превосходительство, а кроме того, я еще должен отвечать и зa вашу жизнь.
Генерал сошел на землю и, взяв руку под козырек, сказал:
– Вы совершенно правы, мне нужно было раньше об этом подумать.
По Госпитальной улице слева направо перебегали толпы большевиков, подгоняемые моими пулеметами. На дверях Епархиального училища, превращенного в лазарет, большими буквами мелом было написано: «Доверяются чести Добровольческой армии». Большевики оставляли в Ставрополе больше 4 тысяч раненых. «Верный», разгоняя отдельные группы красных, пересек весь город и по Николаевскому проспекту спустился до вокзала. Здесь было тихо: ни красных, ни добровольцев. Снова поднявшись в центр города, мы на Воронцовской столкнулись с полком кубанцев. Я сидел на крыше броневика, приветливо махая рукой. Всадники в черкесках обтекали «Верный», жались к домам и не отвечали на приветствие.
«Мрачный народ», – подумал я.
По базарной площади нам навстречу шла отставшая сотня. Но в это время из домов стали выскакивать жители и, узнав «Верный», который два месяца воевал в районе Ставрополя, стали кричать, указывая на сотню:
– Это красные, это большевики…
Пулеметная очередь, и сотня сдалась. Я приказал ей спешиться и положить оружие. Через некоторое время с юга появилась конная лава – это были, наконец, наши, настоящие, уманцы. Они мигом завладели лошадьми и отчасти… штанами красных. Сотня, которую я захватил в полк, который я пропустил, приняв его за свой, были красные казаки Таманской армии. Было очень обидно упустить такой случай.
Вечером меня вызвал генерал Врангель.
– У вас отличная команда, – сказал он. – Но она почти раздета, а сейчас наступили холода… Что вы так удивленно смотрите?
– Я первый раз вижу, ваше превосходительство, в Добровольческой армии генерала, который заметил, что мы раздеты.
Генерал Врангель вызвал интенданта своей дивизии и приказал ему выдать команде броневика все, что можно было выдать. Мы получили кожу на сапоги, по смене белья, какую-то коричневую сарпинку на рубашки и полпуда редкого в те времена сахара. Есаул-интендант решил окончательно подавить нас своею щедростью и преподнес четверть спирта.
– Грейтесь, хлопци, – cказал он.
* * *
Ha высоком xолме раскинулся окруженный рощами Ставрополь-Кавказский. Изрезанный оврагами, весь в садах, похожий на большую деревню, город справедливо гордился великолепной соборной лестницей, рощей и многочисленными фонтанами.
Несмотря на близость Азии, в Ставрополе все дышало старым русским бытом. Издавна жизнь горожан текла тихо и мирно. Они были гостеприимны и хлебосольны: умели жить, умели веселиться, когда к этому был повод. Все пребывало в покое и довольствии.
Но эта патриархальная жизнь резко изменилась, когда город оказался во власти большевиков. Жители притаились, ушли в себя и решили ждать лучших дней.
Доходили неясные слухи о Добровольческой армии на Кубани, но никто о ней ничего толком не знал. Однако в городе нашлась часть военной молодежи, которая составила тайную организацию. Добывалось оружие, патроны и была установлена связь с некоторыми непокорными кубанскими станицами, лежавшими по соседству.
И вот в один солнечный июньский день пришла радостная весть – станция Торговая занята Добровольческой армией. Это обозначало, что большевики, находившиеся на Северном Кавказе, были отрезаны от Центральной России.
Ночью в Ставрополе сделали выступление. Но к сожалению, у организаторов не было опытности, они были плохо связаны друг с другом, да и в последний момент многие заговорщики заколебались и не вышли. Восстание было быстро подавлено, и над его участниками большевики в саду старого юнкерского училища устроили кровавую расправу. Все непокорные и самые смелые погибли.
Потом восстали вразброд некоторые кубанские станицы, но и этот протест красные потопили в крови и удушили в дыму пожаров…
Стих Ставрополь и еще больше ушел в себя. Спасение пришло неожиданно.
1 июля со стороны Татарки появился с казаками Баталпашинского отдела войсковой старшина Шкуро. У Вшивой рощи красные были разбиты и их главковерх Шпак был зарублен казаками. В эти же дни связался с Добровольческой армией Ставрополь. Губернатором его был назначен полковник Глазенап 12 июня, а 14-го мой «Верный» был спешно передан в его распоряжение.
Большевиков выбили из Татарки и отбросили к Невинномысской; за ними ушел войсковой старшина Шкуро. В городе остались лишь губернатор и мой броневик. Правда, из местных добровольцев сформировали Ставропольский офицерский полк, но на стойкость его мало надеялись – слишком близко был дом и родные этих добровольцев и, кроме того, наиболее смелые и предприимчивые погибли во время неудачного восстания. Между тем на восток от Ставрополя, со стороны села Благодатного, городу угрожали отряды красных, доходившие даже до Старомарьевки…
В этих случаях меня посылали с броневиком их выбивать, и «Верный» метался из села в село, часто не зная отдыха ни днем ни ночью. Через неделю меня подкрепили двумя сотнями казаков и одним орудием – стало легче… Но 25 июля большевиков собралось несколько тысяч и, заняв Золотую гору, они стали нацеливаться на Ставрополь. К Старомарьевке подтянули Ставропольский офицерский полк и со ст. Кавказская перебросили моих старых приятелей, лихих улагаевских пластунов.
На рассвете 28 июля «Верный» и конница зашли с тыла, кинулись в атаку и разбили красных. В Бешпагире утвердился Ставропольский офицерский полк.
Полковник Глазенап отозвал меня в Ставрополь, где я с «Верным» составил его единственный резерв.
Потекли дни мирной жизни. Броневик неподвижно стоял на дворе по Вельяминовской улице, и все мы тут же в доме занимали одну комнату; было тесно, но весело. По утрам искали по карманам мелочь, чтобы собрать пятьдесят копеек, и если это удавалось, то Кобенин бежал за чуреком… Жить приходилось бедно, жалованье в 250 рублей, что нам платили, было слишком недостаточно. Впрочем, мы никогда не жаловались: у генерала Алексеева денег ведь
