Король былого и грядущего - Теренс Хэнбери Уайт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прежде чем Ланселот воротился ко двору, прошло целых два года, и для оставшихся дома это было одинокое время. Постепенно те рыцари, которым выпало уцелеть, стали тонкой струйкой стекаться назад – по двое, по трое, – усталые мужчины, приносившие вести о потерях или слухи об удачах. Они приходили на костылях, или ведя в поводу изнуренных коней, больше уже не способных нести седока, или же – как сделал один из них, потерявший в сражении руку, – неся одну руку в другой. Вид у всех у них был измученный и смущенный. Лица их стали лицами фанатиков, они бессвязно бормотали во сне. Корабли, движущиеся сами собой, серебряные престолы, над которыми служатся дивные мессы, копья, летающие по воздуху, видения быков и вырванных с корнем деревьев, демоны в древних могилах, короли и отшельники, прожившие по четыреста лет, – вот кто фигурировал в пересудах, наполнивших дворец. Подсчеты, выполненные сэром Бедивером, показали, что половина рыцарей сгинула без вести. Предполагалось, что они погибли. А сэр Ланселот все не возвращался.
Первым надежным свидетелем среди возвратившихся стал Гавейн, достигший двора с перевязанной головой и в чрезвычайно дурном настроении. Единственный из Оркнейцев, он так и не пожелал толком освоить английский язык и изъяснялся с северным выговором, чуть ли не преднамеренным. Он и думал-то до сих пор наполовину по-гаэльски. К южанам он относился пренебрежительно, а своим происхождением гордился.
– Да поразят этот ваш Поиск мрак и слепота, – произнес Гавейн. – Если мне когда и выпадало без толку болтаться по свету, так именно в этот раз!
– Что с вами случилось?
Артур с Гвиневерой сидели, положив руки на колени, будто воспитанные дети, приготовившиеся слушать сказку. Подобно детям, они были настороженны, нетерпеливы и изо всех сил старались извлечь из услышанного крупицы истины.
– Что случилось, говорите? Да то и случилось, что я потратил полтора года, если не больше, попусту рыская за приключениями, а кончил тем, что едва не помер – как это, по-вашему? – от сотрясения мозга. Да убережет меня Бог от Святого Грааля во веки веков.
– Расскажите нам все с самого начала.
– С начала?
Его удивило, что дяде все это так интересно.
– Оно ведь больно долго придется рассказывать.
– Все равно, расскажите.
– Принесите сэру Гавейну какого-нибудь питья, – сказала Королева. – Присядьте, сэр. Добро пожаловать домой. Устраивайтесь поудобнее и расскажите нам вашу историю, если вы не слишком утомлены.
– Чего там утомлен, башка вот только трещит. Но рассказывать я могу. Спасибо, мадам, предпочитаю виски. Так, постойте-ка, с чего же оно началось?
Владетель Оркнея сел и погрузился в воспоминания.
– Когда мы выехали из замка Вогон… Помнится, вроде мы все в первый день прискакали в Вогон, а наутро разъехались, так, что ли? Ну да, и как выехали мы из него, я и поскакал на северо-запад. Все едино ведь было, куда скакать. За день до того, как нам расстаться, Ланселот что-то такое всем нам рассказывал, будто Король Пеллес упоминал однажды при нем про священную посудину, которая хранится в одном из его укрепленных замков. Он вроде не так уж и настаивал, будто это какая-то важная штука, но утверждал, что вещь дорогая. Ну, половина рыцарей и двинулась в ту сторону, но я не стал забивать себе этой посудиной голову. Я поскакал на северо-запад. – Он сделал добрый глоток. – Первым, на чьи следы я напал, – сказал сэр Гавейн, – был Галахад. И показал себя этот малый высокомерным и неучтивым мужланом. Этот парнюга, – продолжал сэр Гавейн, делая новый глоток и понемногу разогреваясь, – этот лилейный вьюнош – самый законченный катамит, какой когда-либо отравлял своим зловонием божий свет и какого мне, на мою беду, довелось нюхнуть, – вот кто он таков, и тут даже спорить не о чем!
– Он что же, сшиб вас с коня? – спросил Король.
– Да нет. Это уж после. А я на его следы напоролся в самом начале. Вырос в бабьем монастыре, – гневно продолжил он, – посреди целой оравы старых клуш! До меня то и дело доходили от разных людей, которые на него нарывались, вести о том, как он занимается своими поисками, – благочестивый молокосос с сердцем безжалостного коршуна… Хотя, с другой стороны, что с малого взять – англичанин. Сунулся бы он к шотландцам, его бы враз прирезали. А может, уж и прирезали, – заключил он, пораженный внезапно пришедшей мыслью.
– Так что же дурного совершил сэр Галахад?
– Да уж совершил. Он, видите ли, вегетарианец и спиртного в рот не берет и уверяет всех, будто он девственник. Но я встретил сэра Мелиаса, – вы знаете, что его здорово изувечили? Он мне много чего порассказал о повадках Галахада. Мелиас невесть по какой причине привязался к этому невеже и попросил у мальчишки разрешения сопровождать его. Чего ради он с ним спутался, я и представить себе не могу, потому что первым, кто попросился Галахаду в попутчики, был сэр Увейн. И ему-то сэр Галахад отказал! Сэр Увейн для него оказался недостаточно хорош! Ну ладно, к Мелиасу он снизошел, да вдобавок и в рыцари его посвятил! Да дьявол забери мою душу – чтобы восемнадцатилетний оболтус еще кого-то в рыцари посвящал! Да, так посвятил он Мелиаса и говорит вот прямо такими словами: «Ну, любезный сэр, – говорит, – раз вы происходите от Королей и Королев, так уж, верно, рыцарского звания не уроните, ибо вам надлежит быть зерцалом рыцарства». Как это, по-вашему, называется, а? Ах ты ж южный сноб! Дальше – больше, поехали они искать приключений, да и наехали на распутье, и захотел сэр Мелиас поскакать налево. А Галахад и говорит: «Лучше бы вам не ехать этим путем, ибо думается мне, я легче избегну на нем опасностей, нежели вы». Наш красавчик Галахад от избытка ложной скромности, понимаете ли, не страдает, верно? Мелиас-то все же налево поехал, да только ему там не поздоровилось, наскочил на него, как и предсказывал Галахад, какой-то таинственный рыцарь и продырявил ему кольчугу насквозь. Ну, лежит он там при
