Иктанэр и Моизэта - Жан ля Ир

Внимательно осмотрев весь «Торпедо» снаружи, в особенности его винты, руль и стеклянные боковые шары, Сэверак открыл тогда дверцы 1 и 2.

— Жизненных припасов нет больше, — проговорил он, осмотрев ящик, находившийся под № 1.

Затем осмотрел ящик под № 2 и сказал:

— Только пять мин. Употреблено, следовательно, 25, если только все взорвались!

Оксус и Фульбер с непроницаемыми лицами неподвижно оставались позади Сэверака, который бегло бросил на них быстрый взгляд, когда менял положение, чтобы открыть дверцы № 3 и 4. В открывшихся ящиках оказались сложные механизмы с крошечными батареями электрических элементов и маленькой динамо-машиной. Инженер нажал клапан, попробовал краны…

— Все в порядке! — произнес он. — Ни малейшего повреждения. Нужно только обновить элементы и вычистить весь аппарат! Все превосходно!

И он выпрямился, оставив открытыми дверцы.

— Господин Сэверак, — проговорил тогда Фульбер, — нам нужно с вами переговорить. Все, что до сих пор оставалось для вас необъяснимым, будет вам открыто.

— В самом деле, — добавил Оксус, — мы полагаем, что вы достаточно проявили доказательств ума и преданности, чтобы заслужить наше полнейшее доверие. Впредь, если хотите, вы будете не только нашим сотрудником, но будете нам братом.

Был ли он удивлен этим, — инженер не проявил того ни единым знаком. Он только слегка удовлетворенно улыбнулся во время минутной паузы, следовавшей за словами Оксуса. Вполне владея собой, но не глядя на этих двух людей, с которыми он работал уже восемь месяцев, Сэверак ответил.

— Если я хочу, — сказали вы! А если я не захотел. Ведь, в конце-то концов, я поклялся вас не спрашивать на счет этих тайн…

— Вы сдержали ваше слово, — сухо прервал его монах. — Впрочем, мы бы вам и не ответили.

Сэверак слегка поклонился и продолжал:

— Эти тайны могут скрывать такие поступки и цели, которые, может быть, окажутся не по мне. Часть этих действий, я, конечно, понял… Но цель?.. Итак, если бы я не захотел?

— Если вы не захотите, — отвечал Фульбер, отчетливо произнося слова, — то мы приведем в исполнение приговор, вынесенный вам французским судом.

Сэверак бросил на монаха злобный взгляд снизу, щеки его побледнели и он нервно стал обкусывать свои усы.

— Впрочем, — добавил Оксус, — нас вы не обманете относительно ваших истинных мыслей. Мы знаем, г-н Сэверак, значение ваших взглядов, и ваша борьба против человеческого общества вас не научила скрывать ваши чувства. Теперь мы вас просим не закрывать глаза в то время, когда мы откроем пред вами наше дело и наши планы.

— Господа, — отвечал инженер с легкой усмешкой, которую вполне можно было приписать словам Оксуса, — до сих пор вы меня всегда считали за такого сотрудника, которого недолюбливают, но ценят заслуги. Теперь же вы мне говорите как своему сообщнику, в котором больше не нуждаются и которого считают за врага.

— Выслушайте меня сперва, г-н Сэверак, — повелительным тоном возразил Фульбер. — А потом уже мы будем на вас смотреть как на врага или как на брата. Но с этой минуты вы больше уже не тот, что были раньше. Предположите, что это только сегодня, что мы вас вырвали у французской гильотины, и раньше, чем предложить вам жизнь или же возвратить вас смерти, мы хотим знать, желаете ли вы быть с нами, или против нас.

— Хорошо, — ответил Сэверак. — Я вас слушаю!

И коварная усмешка на одну секунду скользнула по его тонким губам.

Во время этого оживленного и таинственного разговора все три человека вышли из бассейна и дверь его затворилась. В лаборатории монах и Оксус поместились на диване, Сэверак же — напротив них, на складном кожаном стуле.

И в этой необычайной обстановке которую представляла освещенная десятью электрическими шарами лаборатория, Фульбер вполголоса, но отчетливо и быстро открыл Сэвераку обещанные тайны, за которыми должна была следовать его жизнь или смерть. Ах, если бы марсельский конгресс мог быть на месте Сэверака, не долго бы после этого посланники всех держав земли рассуждали о разрешении поставленных ими себе вопросов! Вопросы эти в Марселе были неразрешимы, но здесь, на Затерянном острове, они были совсем несложны!

— Двадцать лет тому назад, г-н Сэверак, — начал монах, — мой друг Оксус, посвятивший себя изучению чрезвычайно специального зоологического вопроса, убедил меня, что он в состоянии, при помощи вивисекции и перенесения органов, совершенно изменить или преобразовать физиологическую внешность любого существа, человека или животного. И двадцать же лет тому назад я создал в моих мыслях план такого общества, которое гораздо лучше и могущественнее ордена иезуитов сможет овладеть миром и руководить им… Оксус был беден и не мог продолжать своих исследований. Я хотя и был богат, но моего состояния было недостаточно на то, чтобы создать, оживить и усилить задуманное мною общество. Я обдумывал два месяца и затем сказал Оксусу:

— Мог бы ты создать такого человека, который жил бы в море, как рыба, вполне сохраняя в то же время мысль и разум человека?

— Да, — отвечал он.

Тогда я отдал ему свое состояние. И в обмен он должен был дать мне своего человека-рыбу.

Затем я изложил своему другу мои претензии и расчеты на всемогущество. Он понял их, стал разделять со мной… У меня была сестра, красивая как Мадонна, и еще богаче, чем я. Оксус взял ее себе в жены. И между нами было решено, первый же ребенок, который родится от этого сочетания, будет человеком-рыбой, хотя бы пришлось убить его, подвергая вивисекции и прививке необходимых органов.

Монах остановился. Он опустил свою голову на руки, и вздох вырвался из его груди при одном воспоминании о полных ужаса делах, упомянутых его словами. И Оксус, закрыв глаза и откинувшись на диван, видимо, хотел сосредоточиться в себе самом. Что касается Сэверака, то он совершенно не ожидал такого начала, и изумление сковывало все его существо.

Что он может еще услышать после этих первых столь необычайных открытий. И что же это были за люди — эти два человека, из коих один в нескольких словах обрисовал план поистине сатанинского размера, но основанный на всемогущем подлинном знании другого?..

Но, подняв голову и остановив пронизывающий взгляд своих темных зрачков на нерешительных глазах Сэверака, монах заговорил дальше:

— В ожидании рождения ребенка Оксус продолжал свои опыты. Он убил восемь шимпанзе, и лишь девятый стал жить в воде. Это была обезьяна-рыба, прототип человека-рыбы, которого должно было создать впоследствии. Ребенок, наконец, родился; но то была девочка. Мать ее умерла немного спустя после родов. И так как нам нужен был младенец мужского пола, то этот ребенок был спасен от опытов и жил, окруженный всею любовью, на какую мы только были способны, я и Оксус… Вы ее знаете, Сэверак. Так как ее спасли от воды, то мы и назвали ее Моизэтой.