Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Окладчики сказали: «…собою и службою он Богдан добр… в службу являлся в срок и не съезжал домой до роспуску». За ним был оставлен прежний поместный и денежный оклад.
Вторым подъехал столь же хорошо снаряженный, с двумя подручными Григорий Владимиров сын Жедринский. После краткого распроса его отпустили, назначив 550 четвертей поместья и 12 рублей годового жалования.
Третий служилый человек привлек к себе общее внимание. Им был заслуженный воин, «дворянин добрый» Ждан Петрович Болтин. Он только что вернулся с московского «осадного сиденья» («королевичев приход» зимой 1618 года), но, невзирая на усталость, горел желанием вновь послужить родине. Лыков-Оболенский хорошо знал его как сотоварища по московской обороне. Общим одобрением было встречено постановление «разборщиков» увеличить прежнее поместье Ждана Петрова сына Болтина до 650 четвертей, а годовое жалование до 16 рублей.
Четвертым «выборным» дворянином предстал «перед бояры» (воевода Нащокин тоже числился боярином) местный захудалый князь Роман Федорович Волховской. Кое-как в долг экипировался он в приличное «благородному воину» одеяние и снаряжение. С князем приехали на лошадях ногайской породы двое не очень казистых на вид и скромно вооруженных спутников. Из уважения к знатности рода и заслугам предков Волховскому оставили его прежние 400 четвертей поместья, но снизили жалование до 10 рублей в год.
За первыми четырьмя потянулись вереницей и другие нижегородские «выборные» дворяне. Среди них насчитывалось немало таких, которые уже много поколений «служили саблей государю». Особенно заслуженными считались роды Доможировых, Головиных, Ружениновых, Онучиных, Нормацких, Глядковых. Каждого нового всадника сопровождали двое-трое подсобных бойцов. Таких «лучших» служилых нижегородцев «разобрали» 18 человек. Им утвердили поместья в 300–400 четвертей, назначили жалование по 10–12 рублей.
В дальнейшем всему «выбору» полагалось ехать на Оку под Коломну в рать, подготовлявшуюся на случай нападения крымцев.
Вторая партия верставшихся из «дворовых» выглядела несколько скромнее. Под всадниками плясали низкорослые степные калмыцкие и кабардинские лошадки. Каждого воина сопровождал лишь один подручный. Большинство «дворовых» хорошо было знакомо присутствующим, так как их поместья были вблизи города: Мисюрь Соловцев владел сельцом Молитовкой, Афанасий Жедринский — деревней Гордеевкой, Федор Мостинин — Дубенками, Иван Варыпаев — Анкудиновкой, Копыря Доскин — старым городищем Доскином, Радислав Обухов — деревней Стригиной, Ефим Новокрещенов и Пинай Скорятин вдвоем — деревней Малышевой, братья Безделкины вдвоем — селом Карповкой, Осип Скрыпеев имел поместье около речки Кудьмы и т. д. В «дворовые» попало 36 человек; поместьями их поверстали в размере 100–150 четвертей, при жаловании 6–8 рублей.
Направлены они были в оборонную рать, стоявшую на Клязьме у Владимира.
Третью, самую многочисленную, группу составили нижегородские дети боярские, которым предстояло служить «городовыми», или «с городом». Все они явились к разбору пешими. Поместьями «городовых», которых набралось до двухсот человек, поверстали самыми малыми, по 50–80 четвертей, жалованием наделили не больше 6 рублей.
При «разборе» детей боярских иногда возникали споры и недоразумения. Про Гришу Арсеньева сына Ушакова окладчики сказали, что он «худ», т. е. беден и ленив; поэтому жалование ему убавили на два рубля; вместо шести рублей положили только четыре, да и те ему на руки не выдали, так как поручителей за себя он не нашел. Поместье за ним (деревушка Караваиха в четыре двора) было все-таки оставлено.
Десять дворян оказались «в нетях», т. е. отсутствовали. Семерых постановили разыскать и «поставить на службу», лишив жалованья и половины поместья. Троих, вторично не явившихся на смотр, «из службы выкинули вон». Приняли также десяток «новиков» из малолетних сыновей служилых дворян, тех, кому исполнилось 15 лет (до этого возраста они числились «недорослями»). «Новиков» поверстали небольшими поместьями отдельно от отцов.
По окончании разбора и верстания московские государевы посланцы уехали, но окладчики оставались в своем звании еще целый год. Дела у них было достаточно: требовалось наблюдать, чтобы «земля из службы не выходила».
Городовые служилые дворяне вместе с набранными отдельно гарнизонными стрельцами находились в мирное время в распоряжении местного воеводы.
Городовой воевода XVII столетия — лицо из знатного придворного круга (боярин, стольник, окольничий), назначаемый царем для управления областью или уездом.
Государство желало видеть в городовом воеводе человека, способного обеспечить порядок на вверенной территории, обязанного наблюдать за исправным поступлением податей и своевременно осведомляющего население о правительственных распоряжениях и мероприятиях. Для назначения воеводы требовался каждый раз государев указ.
Городовым воеводам не полагалось какого-либо определённого жалования, но «служба в городах» считалась наиболее доходной, «корыстной» (официальный служебный термин!) из всех служебных поручений. В Москве постоянно находилось много придворных чинов, просивших воеводских мест. Принцип назначения воевод в города десятилетиями оставался один и тот же. В воеводы попадали люди не столько даровитые, сколько — родовитые.
Правительство пыталось снизить вред от таких назначений. Срок пребывания воеводы в уездном городе ограничивался полутора-двумя годами. Населению предоставлялось право ходатайствовать об удалении дурного начальника или подавать челобитные о продлении срока службы понравившегося воеводы.
Однако первое, как правило, отклонялось, а второе случалось редко.
Находясь на своем посту, городовой воевода, пользуясь предоставленной ему огромной властью, притеснял, угнетал и обирал подопечных. Ни формальные требования властей «держать к людям привет, ласку и береженье», ни вороха жалоб, получаемых в московских приказах, ни надзор посылаемых царем сыщиков, ни обязанность строгого ежегодного отчета не уменьшали воеводских злоупотреблений. За столетие в Нижнем Нове-Граде сменилось до сорока воевод. Большинство, за редким исключением, оставило по себе дурную память: одни как настойчивые вымогатели, другие как отчаянные хапуги, третьи как пьяницы, насильники и казнокрады, а иные даже как явные преступники.
В 1619 году правительство назначило нижегородским воеводой боярина Петра Петровича Головина. При отъезде из Москвы ему вручили наказ, где после перечисления обязанностей кратко, но твердо предписывалось главной своей задачей считать приращение государственных доходов. В этом отношении воеводской инициативе давался широкий простор: «…делать все по своему высмотру, как будет пригоже и как тебя, воеводу, бог вразумит».
Боярин, долго ожидавший «хлебного» места, не замедлил с отъездом.
