Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При встрече посадские поднесли на блюде «въезжее» — сто пятьдесят рублей. Крупные торговцы и церковные приходы доставили «въезжее» отдельно. Архимандрит Печерского монастыря Иов временно отсутствовал. Вместо настоятеля въезжее съестными припасами прислал монастырский казначей Савватий. В тот же день монах отправил архимандриту в столицу письмо-отчет: «…новому воеводе Петру Петровичу в поднос-почесть отправлено рыбы, теша белужья в два рубли, косяк белужий ценою в рубль, калуха в двадцать алтын, да осетр куплен за пятнадцать алтын… Дьяку воеводскому Василию Юдину поднесено в почесть на тафту четыре рубля денег, да ему же отдан осетр в двенадцать алтын. Да ему же (воеводе) отвезено запасу четверть муки пшеничной, четверть муки ржаные, четверть солоду ржаного и ячменного пополам…». Подьячий при воеводской избе также не остался без подарка, ему монах-казначей дал «рыбы свежие три щуки, ценою в 5 алтын четыре деньги»…
Прошла неделя после торжественной встречи, но боярин-воевода не принимался за текущие дела. Ежедневно обсуждал он с выборными от посадских людей условия будущего содержания его с женой, детьми и домочадцами.
Нижегородцы знали, что в наказе, данном сверху воеводе (наказ прочитан был вслух на площади), ничего не говорится о поборах с населения в пользу власти. Однако «повелось с изстари», что отцы и деды горожан всегда «ублажали» воевод съестными и другими припасами «в меру сил своих».
В конце концов начальник и подчиненные, поспорив до хрипоты, договорились. «Всядневные харчи» обязались доставлять Верхний и Нижний посады, даровую муку и зерно — «сошные крестьяне» из уездов, «пивные вари» и «винные браги» к воеводскому столу — монастырские слободки, конский корм — ямщики, дрова на отопление воеводского дома — ремесленники Кунавинской слободки.
Установив размеры «добровольного самообложения», жители отправились к своим занятиям, а воевода приступил к своему прямому делу.
Через месяц П. П. Головин спохватился, что забыл установить «праздничное», т. е. подношения, с которыми полагается горожанам «поздравлять» своего воеводу.
Собрались выборные от посадов и опять решили «всем миром»: «поздравлять» воеводу три раза в год добровольным приношением от посада: в Рождество — гусями, в «Велик День» — поросятами, в «Петровки» (летом) — бараниной.
Еще месяц прошел, объявил воевода по городу, что устраивает у себя на воеводском дворе пир-столование и приглашает к себе горожан хлеба-соли откушать.
Стали чесать затылки посадские: отказаться — обидится воевода, а пойдешь — неси каждый, по обычаю, «гостинец» хозяину. Мало того, после каждого такого воеводского пира полагалось посаду устраивать воеводе ответный стол.
Попировали нижегородцы, отплатили «за привет и ласку» ответным пиром, но спокойной жизни не обрели. Слишком часто посадские люди нуждались в воеводском расположении: у одного жалоба, у другого челобитная с иском, у третьего лошадь увели — надо найти. Все подобные дела решались в воеводской избе, а как пойдешь к такому воеводе, как Петр Головин, без подарка, без «почести», как он сам говорил. Пошла по народу молва: «Земля любит навоз, лошадь овес, а наш воевода принос», «Не ходи к нашему воеводе с одним носом, а ходи с подносом».
Прошел год, нижегородцы до тонкости изучили характер хапуги-воеводы. Все, от старика до малого ребенка, знали, что городовой начальник, кроме «взяток», «срыва» и «мзды», любит «благодарность», «подарки», «приносы», «посулы», «поклоны», не брезгует «щетинкой», «помазкой», «гостинцем», а с местной мордвы, чувашей, татар берет «хабару», «пешкеш» и «бакшиш»… Любит также, когда его поздравляют с новолетьем, масленицей, ледоставом, оттепелью, первопутком, порошей, прилетом грачей, жаворонков, «легким паром» (каждую субботу, после бани), Дмитриевской субботой (поминание умерших), Филипповым заговеньем и т. д.
Не один раз в году, ожидая подарков, праздновал воевода Петр Головин свое «тезоименитство». И всякий раз, держа под полой или в руках «подарки», хочешь не хочешь, стекались толпой «поздравители» на воеводский двор.
К концу двухгодичного срока службы Головина горожане стали задумываться и гадать о его преемнике.
Вскоре произошло довольно редкое в городских хрониках событие. Нижегородцы ходатайствовали об оставлении воеводы Головина в городе на повторный двухлетний срок! Люди рассуждали: «Кто его знает, каков будет очередной воевода? Этот только шкуру скоблит, а при другом-то, может быть, и голов лишимся… Как бы из огня да в полымя не угодить!»
Будущее показало, что они были правы. После Петра Головина попал в Нижний на воеводство именно такой, окольничий Иван Дмитриевич Плещеев, прозванный за свой физический недостаток «заикой».
Заика начал с того, что обманул московские власти. Борясь с незаконной воеводской наживой, правительство в 1623 году постановило наблюдать за тем, чтобы каждый воевода увеличивал свой достаток за двухгодичный срок не более как на пятьсот рублей. Для контроля предлагалось при отъезде из столицы воеводу с семьей тщательно осматривать, записывая и оценивая его имущество и деньги при себе.
Плут Заика перед отправлением (осенью 1624 г.) заручился многими пожитками и деньгами от своих благоприятелей и въехал в Нижний уже «богатым». Вскоре он потихоньку возвратил взятое и беззастенчиво начал наживать «свое». При будущем выезде из города он надеялся проскользнуть с «животами» (имущество), оцененными как раз в той сумме, на которую имел «законное право».
Туго пришлось нижегородскому населению. Горожане сначала применили разрешавшуюся законом меру борьбы с «дурными» воеводами. Ходили всем скопом на воеводский двор и «лаяли (своего начальника) позорною всякою лаею»…
После того как «лаянье» не помогло, настрочили челобитную:
«Великому государю и царю всея Русии Михаилу Федоровичу… Посадские твои нижегородские людишки челом бьют… Воевода твой, великого государя, Иван Плещеев нам, сиротам твоим, во всех делах твоих государевых чинит великие продажи, налоги и поруху… Ради своея бездельные корысти, на твои государевы службы посылает нас не по очереди… У твоего государева дела сидит сам пят с дядьями и с племянниками своими, не по твоему государеву указу и не по грамоте… Бранит нас воевода Плещеев ежечасно неподобною всякою скаредною лаею, а иной раз складывает особенным образом персты и сует нам, приговаривая: «Вот что только на мне и найдете!» Смилуйся, государь, пожалуй!»
Жалоба не помогла делу. Царь ограничился письменным внушением: «Ведомо нам, великому государю, учинилось, что ты воевода
