Крестовые походы - Оливия Кулидж

Жерар ухмыльнулся:

– Ладно, мой черед! – Он схватил протянутую ему руку и от души ущипнул ее над локтем.

– Начинай считать, – спокойно произнес Балдуин, как только пальцы закрутили его кожу. – Не спеши.

Вильгельм и принц Сидонский наблюдали, выглядывая из-за олеандра, по крайней мере частично скрывавшего их от мальчиков. Балдуин сохранял абсолютное спокойствие и улыбался противнику, который в неистовом усилии даже наклонил над рукой свою темную голову.

– Двадцать! – выкрикнул Арнульф.

Жерар обнажил руку и вытянул ее перед собой. Счет начался заново.

Жерар стиснул зубы и стоял неподвижно; он побагровел, но не издал ни звука.

– Это больно, – заметил принц Сидонский. – Он крепкий мальчик.

– Ну а другой? В конце концов, ему всего лишь девять лет, а Жерару одиннадцать.

Рейнальд Сидонский кивнул, находясь под впечатлением разворачивавшегося поединка. Первейшим долгом иерусалимского короля была защита своего королевства. Очень часто это приходилось делать в тяжелых сражениях, что в первую очередь требовало от него стойкости.

– И по уму тоже, – продолжал архидиакон, – Балдуин значительно превосходит других. Смотрите, и манеры у него уже как у принца!

Балдуин отпустил противника на счет «восемнадцать», заметив, что ради него Арнульф считал медленнее.

Во второй раз протянул он руку, и Жерар внимательно ее осмотрел, ища тот же участок кожи. Он впился в руку ногтями и выкручивал кожу изо всех сил, но лицо принца оставалось непроницаемым, и легкая улыбка не покидала его уст. Будто он наблюдал, как мучают кого-то другого. Даже архидиакон удивился:

– Все говорят, что он храбрый мальчик, но это превосходит все слышанное мной раньше.

Второй раз наступил черед Балдуина. Если раньше Жерар краснел, то теперь побледнел. Он приоткрыл рот, но не издал ни звука.

– Ни за что не уступит, – предположил Рейнальд. – Он скорее умрет.

– Он всего лишь мальчик, – примирительным тоном произнес архидиакон. – Слушайте!

Из открытых губ мальчика вырвался звук, тягучий, негромкий, чуть громче шепота, – так звучала мучительная боль.

– А-а!

Балдуин отпустил его руку, и Жерар быстро провел другим рукавом по глазам, смахнув навернувшиеся слезы ярости и боли. Он резко развернулся и бросился прочь со двора, пробежав очень близко от того места, где стояли принц и архидиакон.

– Не нравится признавать поражение, – сердито крикнул Арнульф.

Балдуин покачал головой:

– Оставь его. Он сам знает.

Короткий эпизод подошел к концу, принц снова сел к бассейну и стал ополаскивать руки в воде с видом человека, беспечно убивающего время. Остальные мальчики собрались в кружок и обсуждали происшедшее, поглядывая украдкой в сторону принца, о котором они, видимо, говорили. Прошло еще несколько минут, и колокольный звон из часовни возвестил, что пора привести себя в порядок, приготовиться к вечерней службе. Балдуин поднялся на ноги и направился через колоннаду. Когда он проходил мимо двоих мужчин, Вильгельм его окликнул:

– Принц Балдуин, здесь со мной Рейнальд, принц Сидонский, он желает вас поприветствовать.

Балдуин с готовностью подошел к ним, учтиво поклонился, как было принято при дворе его отца, сохранив при этом спокойное достоинство. Вблизи он оказался привлекательным мальчиком крепкого сложения, с приятными серо-голубыми глазами. Рейнальд улыбнулся ему:

– Вы храбры, принц.

Вильгельм высказал более веское одобрение:

– При случае я вас похвалю вашему отцу, и вам известно, что я не стал бы этого делать, не имея на то причины.

Мальчик покраснел, и на какое-то время царственная уравновешенность совершенно его покинула. Зацепив одной ногой за другую, он повесил голову, не глядя в глаза своему наставнику.

– Ну что еще случилось? – мягко спросил Вильгельм.

– Возможно, вы посчитаете, что я поступил не по-рыцарски, – пробормотал ребенок, смущенно поеживаясь. – Но вы говорили мне, сударь, что человек должен управлять, полагаясь на разум, а не только на силу. Поэтому я подумал… – Он вдруг умолк.

– Это было впечатляющее состязание, – сказал ему Рейнальд, – и как проверка лучше всякой драки.

– Ах нет! – быстро сказал мальчик. – На самом деле это не было состязанием. – Он снова повернулся к Вильгельму. – Понимаете, я знал, что не буду ничего чувствовать… Если вы считаете, что это не по-рыцарски, – поспешно проговорил он, – я признаюсь Жерару…

– Балдуин, – прервал его Вильгельм, глядя, нахмурясь, с высоты своего огромного роста, – что вы имеете в виду, когда говорите, что не чувствуете?

– О, да я вовсе не чувствую руку, – легко ответил ребенок. – И здесь, выше, тоже. Так… честно ли я поступил? – В его взгляде была заметна тревога.

На вопрос Вильгельм не обратил никакого внимания.

– Как давно ваша рука онемела? – резким голосом спросил он.

– Ой, не знаю. Уже давно. – Вдруг он осознал, что Вильгельм говорит с ним непривычным тоном, и неловко добавил: – Да с ней все в порядке, сударь, ничего дурного, только немного шелушится.

На этот раз Вильгельм ничего не ответил, и, так как молчание затянулось, мальчик беспокойно повторил:

– Она правда в порядке! – Он согнул руку в локте. – Видите, она в порядке!

Вильгельм приоткрыл рот, но не смог издать ни звука. Он сделал глотательное движение, и принц Сидонский явственно услышал его тяжелое дыхание.

– Ну да, конечно, с ней все в порядке, – наконец выговорил Вильгельм. – Надеюсь, вы меня простите. Я почувствовал приступ ревматизма в больном плече. – Вероятно, приступ был очень болезненным, поскольку его лицо посерело. – Так, значит, она немного шелушится? Такими круглыми кусочками? Наверное, вам потребуется мазь. Позвольте мне взглянуть.

Он вытянул руку, чтобы взять мальчика за кисть, но Рейнальд его остановил:

– Пусть врач посмотрит. Это его дело. Не трогайте ее, Вильгельм!

Но архидиакон отстранил руку своего друга:

– Так мы заставим принца Балдуина беспокоиться о руке, хотя все дело только в том, что вы не доверяете моим знаниям. На всякий случай врач, если сочтет необходимым, даст нам мазь, но не стоит же поднимать такую суету по пустякам. Ведь принц сказал нам, что его рука в порядке.

Он осторожно взял руку мальчика и отогнул рукав, приоткрыв круглые пятнышки огрубевшей кожи, более светлые по сравнению с остальной поверхностью руки. Коснувшись одного пятнышка, он надавил на него:

– Чувствуете нажатие?

Мальчик покачал головой, глядя на своего наставника испуганными глазами. Вильгельм разжал руку и отвел ее немного в сторону, словно по какой-то причине не хотел ей пользоваться в ближайшее время.

– Хорошо, бегите и приведите себя в порядок, не то опоздаете к вечерней молитве. Сегодня я пришлю к вам капеллана, а сам не приду – что-то плечо пошаливает. Завтра, возможно, вас посмотрит врач и даст мазь.

Мальчик убежал. Вильгельм молча поднял руку ладонью вверх и посмотрел на растопыренные пальцы сквозь слезы, медленно стекавшие с обеих сторон по его крупному носу.

– Иисус, Мария и все святые угодники! – прошептал Рейнальд в ужасе. – И вы его коснулись!

– Господи, прости меня! – сказал архидиакон, не отводя взгляда от своей руки. – Ибо слаб я духом.

– Вы ошибаетесь, – поспешил возразить Рейнальд. – Этого не может быть. Вы не врач, друг мой. Какая-то кожная болезнь…

– О, врачи распознают ее, не беспокойтесь; но я не ошибаюсь, как, впрочем, и вы. У мальчика проказа, и я обязан сказать это его отцу.

– У короля могут быть другие сыновья. Он еще молод.

– Но не такие, как этот мальчик, – сказал Вильгельм. – Такой прекрасный принц! – Он не мешал слезам стекать на подбородок, потому что не мог воспользоваться рукой и смахнуть их. – Десять лет, самое большее – пятнадцать, и вы знаете, как они умирают! Тяжела рука Божья, если дитя должно страдать за грехи королевства.

– Молите Бога о королевстве, – тихо проговорил Рейнальд, – и о короле. – Он не больше архидиакона был предан королю Амальриху, как государственный муж. Но он меньше тревожился о судьбе мальчика, думал о потребности королевства иметь вождя во время сражения, а Вильгельм думал о Балдуине.

– Мальчик должен будет узнать, – сказал Вильгельм, – и что тогда? Ведь это нельзя скрыть даже от него?

– У короля должен появиться еще сын, – решительно повторил Рейнальд. – Непросто было вырастить здорового ребенка в этом климате, а мальчиков труднее воспитывать, чем девочек. Но времена наступили тяжелые, и у королевства должен быть вождь.

Вильгельм его не слушал.

– Каким бы он стал королем, этот бедный мальчик! Что ему теперь делать?

Обладатели

1183 год

Дорога тянулась из Египта на север, к Дамаску через красные горы Моава, огибая Иерусалимское королевство по восточному берегу Мертвого моря. Это была чрезвычайно оживленная дорога – поскольку Саладин в последнее время сделался султаном и Египта, и Дамаска, между ними наладилась бойкая торговля. В самую жару дорога пустовала; даже сразу после дождя путешествовать по ней в это время было тяжело. Ничто на ней не шевелилось, кроме, быть может, старого ослика, в последний раз упавшего под тяжестью груза и брошенного хозяином. Рядом с умирающим животным дожидалась своего часа дюжина стервятников, и каждый ревниво приглядывал за сородичами, чтобы ни один не получил больше положенной ему доли добычи. То здесь, то там какая-нибудь птица не выдерживала и приближалась к цели, тогда и другие из расчетливой подозрительности продвигались вперед точно на такое же расстояние.