Королева Брунгильда - Брюно Дюмезиль

Чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть пышный титул, которым представлялся византийский император Маврикий (582–602), когда писал королеве Брунгильде: «ИМЕНЕМ НАШЕГО ГОСПОДА БОГА ИИСУСА ХРИСТА ИМПЕРАТОР ЦЕЗАРЬ ФЛАВИЙ МАВРИКИЙ ТИБЕРИЙ, ВЕРНЫЙ ВО ХРИСТЕ, БЛАГОСКЛОННЫЙ, ВЕЛИЧАЙШИЙ, БЛАГОДЕТЕЛЬНЫЙ, МИРОЛЮБИВЫЙ, ПОБЕДИТЕЛЬ АЛАМАННОВ, ГОТОВ, АНТОВ, АЛАНОВ, ВАНДАЛОВ, ГЕРУЛОВ, ГЕПИДОВ, АФРИКАНЦЕВ, БЛАГОЧЕСТИВЫЙ, СЧАСТЛИВЫЙ, ЗНАМЕНИТЫЙ, ПОБЕДИТЕЛЬ И ТРИУМФАТОР, ВСЕГДА АВГУСТ…»{40}

Можно было бы удивиться, что столь «миролюбивый» император был вынужден победить столько народов. Но здесь перед нами еще древнейшая римская идеология: «Милость покорным являть и смирять войною надменных» [parcere sujectos et debellare superbos] — такой была миссия, которую, согласно Вергилию, Эней получил от богов{41}. Все войны Рима официально были справедливыми, и император желал мира, даже когда сам начинал враждебные действия. Ничего другого не означало и иконографическое послание «Слоновой кости Барберини»: византийский басилевс слащаво улыбался вождю варваров, который сдавался, в то время как тех, кто продолжал ему сопротивляться, он убивал и грабил.

Однако пусть нас не обманывает напыщенный стиль имперской канцелярии. Ведь в письмах к византийским корреспондентам император добавлял к перечню своих титулов «ПОБЕДИТЕЛЬ ФРАНКОВ»[3]. Но при обращениях к меровингской королеве учтивость и осторожность побуждали его ограничивать притязания. Может быть, этого расхождения достаточно, чтобы обнаружить ловушку византийской риторики. Официальный язык, изобилующий реминисценциями из классики, требовал подобных экзерсисов в универсалистском стиле. Поверив таким пропагандистским речам, византийских императоров часто представляют завоевателями-прожектерами. А ведь на деле византийской дипломатии был свойствен скорее прагматизм. План отвоевания римского Запада всегда оставался мечтой, но мечтой со слишком отдаленными перспективами, чтобы когда-либо жертвовать ради нее необходимостью защищать восточные провинции. Даже христианский универсализм византийских императоров допускал странные случаи амнезии. Например, в римской провинции Африка в V в. без малейшего подобия foedus'a возникло королевство вандалов, и варвары-еретики там преследовали римлян-католиков. Однако Константинополь в 475 г. согласился признать новое государство. Поскольку у императора тогда не было средств, чтобы отвоевать Африку или защитить единоверцев, он предпочел закрыть глаза. В тот же период византийцы признали языческую франкскую власть в Галлии, зная, что вернуть эту провинцию невозможно.

Однако Италия представляла собой особый случай. На полуострове находился такой важный символ, как Рим, и империя не могла решиться оставить бывшую столицу. На века этот город стал постоянным яблоком раздора между Византией и варварскими королевствами. Брунгильда то и дело собиралась начать в Италии войны из-за него. Но по-настоящему западным Рим станет только благодаря большой политике Карла Великого.

Со времен смещения Ромула Августула в 476 г. Византия пыталась вернуть контроль над Италией. Поскольку у императора Зенона (474–491) не было солдат, которых бы он мог выделить для этого, задачу свергнуть Одоакра и возвратить эту территорию императору он возложил на остготов Теодориха Великого. Когда Теодорих предпочел оставить завоеванное себе, Византия согласилась признать фактическое положение дел. Но от идеи возвращения Италии она так никогда и не отказалась.

Из-за нехватки военных средств Константинополь был вынужден идти на уловки, и некоторые из них были изощренными. Так, император Анастасий (491–518) вступил в тайный союз с бургундами долины Роны и франками с Северной Луары. В 507 г. оба этих народа нарушили мир в Европе, которого желал король Италии, и напали в Южной Галлии на вестготов Алариха II, остготских союзников. Теодорих попытался ввести войска в Галлию, чтобы восстановить спокойствие, но император его упредил, отправив византийский флот крейсировать вдоль адриатических побережий. Король остготов был вынужден остаться, чтобы защищать Италию, и не смог помешать тому, чтобы Аларих II нашел смерть в сражении при Вуйе, а Аквитания была завоевана франками. Когда Теодорих в 508 г. вновь обрел свободу маневра, франко-бургундская коалиция уже дошла до Арля и осадила город. Остготы смогли спасти от катастрофы только вестготский Прованс, аннексировав его.

Для византийцев операция 507–508 гг. стала настоящим шедевром, иначе говоря превосходной работой, поскольку обошлась недорого. За бургундскими королями просто подтвердили римский титул «магистр милитум», а Хлодвигу император Анастасий отправил инсигнии почетного консула, с которыми тот проехал по улицам Тура. Потратив эти безделушки (и несомненно некоторое количество тайно выплаченных номисм), империя сумела подорвать блистательную дипломатию Теодориха, расколоть западные королевства и заставить несколько тысяч варваров перебить друг друга на пуатевинском плато и под стенами Арля[4].

Преследуя те же цели, император Юстин I (518–527) в 520-х гг. вступил в переписку с италийскими сенаторами, давая им понять, что скоро в Италии восстановится законная римская власть. Те же надежды он внушил папе Иоанну I, прибывшему в 526 г. в Константинополь в качестве посла Теодориха Великого. Эти происки уязвили короля остготов, почувствовавшего себя преданным римской аристократией, хотя он всегда ее уважал и почитал. Он отреагировал резко, посадив папу в заточение и осудив на смерть нескольких сенаторов, которых счел зачинщиками мятежа. Из-за этой поспешной реакции старого остготского короля утратил жизнь философ Боэций. Недорогой ценой Византии удалось повредить репутации Теодориха Великого, вызвав при этом трения между варварами-арианами и римлянами-католиками. Все это приближало день, когда империя вернется в Италию.

Юстиниан

Если для первых попыток вооруженной интервенции Византии на Западе была характерна строгая экономия людей и средств, этот выбор был связан прежде всего со затруднениями перманентной войны, которую империя вела с Персией. Но в 531 г. со старым врагом был подписан «вечный мир». Новый император Юстиниан (527–565) наконец располагал достаточными людскими и финансовыми средствами, чтобы перейти непосредственно к операциям на Западе.

Теперь у византийских авторов мурлычащая риторика универсализма превратилась в «кригсшпиль», и на варварский Запад ринулись императорские армии, о которых он уже подзабыл. Первой жертвой стала вандальская Африка, павшая почти без сопротивления в 534 г. и немедленно реорганизованная в византийскую провинцию. В других западных королевствах поняли: имперцы вернулись в западную часть (pars occidentalis), чтобы остаться там навсегда, а не затем, чтобы взять добычу.

Набравшись уверенности после первого успеха в Африке, Юстиниан велел полководцу Велизарию вторгнуться в остготскую Италию. Поводом для интервенции было убийство дочери Теодориха Великого, Амаласунты. Действительно, после смерти ее отца в 526 г. эта энергичная и просвещенная королева приняла регентство над королевством Италией от имени своего сына Аталариха. Когда последний в 534 г. умер, Амаласунта попыталась найти новое мужское лицо для фасада остготской монархии, разделив трон со своим родственником Теодахадом, обаятельным бездельником. Но, едва став королем, последний проявил себя менее сговорчивым, чем ожидалось, и в конечном счете велел убить Амаласунту весной 535 г. Поскольку королева остготов официально была союзницей империи, Юстиниан счел своим долгом отправить войска в Италию, чтобы отомстить за нее. Однако Прокопий в «Тайной истории» дает понять, что к убийству была причастна жена Юстиниана, Феодора. Оценивая это свидетельство, надо, конечно, учитывать ненависть, какую Прокопий питал к императрице{42}, но вероятность, что Византия сама создала casus belli, оправдывающий вторжение в остготское королевство, исключать нельзя.

Поход Велизария в Италию был непохож на военную прогулку в Северной Африке. С 536 г. остготы заменили неумелого Теода-хада более энергичным королем Витигисом, который вел борьбу за каждую пядь, отстаивая контроль над полуостровом, и даже вступил в переговоры о союзе с персидским сувереном Хосровом ради открытия второго фронта на Востоке. В ответ Юстиниан заключил союз с франками короля Теодоберта I. Невеликое искусство, но большая удачливость позволили Велизарию занять в 540 г. Равенну и взять в плен Витигиса. Тогда Юстиниан велел украсить Халку — монументальный вход Большого дворца в Константинополе — мозаикой, изображающей полководца, который приносит ему свои победы{43}. Должно быть, это изображение, ныне утраченное, было довольно похоже на боковую пластину «Слоновой кости Барберини», где победоносный военачальник преподносит императору маленькую крылатую статую.