Из записок мага - Козырь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На окраине, у Чапельтепека, где жил отец Нопалцина и господин Иккохтли, все дышало отчаянным и радостным безумием в предчувствии гибели. Пир закатил достойный Сатхла, господа и рабы сидели за одним столом и ели из одной посуды, ибо час их был близок.
– Что случилось, отец? – со страхом воскликнул Нопалцин, падая на колени перед Сатхлой.
– Горе, сын мой, пришло на землю. Куохтемок взбунтовался, он поднял восстание против теолей, Монтесума убит, горе падет на наши алтари, так выпей в последний час и раздели со мной трапезу, сын мой Нопалцин!
– Ты можешь есть и пить, отец, когда братья наши проливают кровь и умирают от рук врага?! Ты можешь радоваться, когда страна наша трепещет в предсмертных муках, отец мой?! Ты можешь…
– Замолчи! – воскликнул Сатхла, ударив Нопалцина. – Они дети Кецалькоатля, и пришли за своей землей. Как могу я сражаться с ними, если даже великий Монтесума принял теолей, как гостей?! Не смей судить о вещах, которые не понятны мне!
Лицо Нопалцина потемнело от гнева, но он сдержался и, развернувшись, выбежал из дома. Иккохтли сел за стол и выпил, сказав шепотом:
– Мир праху твоему, Ацтлан!
На следующее утро Иккохтли встретил Нопалцина блуждающим по саду в гневе и нетерпении.
– Боги лишили моего отца разума! – вскричал он. – Многие знатные юноши взялись за оружие, и ведут осаду дворца, а я, как баба, как трусливая баба, должен сидеть подле отца!
– Успокойся, брат мой Нопалцин. Глаза твоего отца застлал страх, он не ведал его в битвах, а теперь испугался неизвестности. Успокойся, придет время, и мы возьмемся за оружие, и тогда даже сам Бог теолей не сумеет нас остановить.
– Не будет ли тогда слишком поздно, брат мой?! – воссетовал Нопалцин. – И погибнет наш народ! Знаешь ли ты, что отец отправляет меня в Чалько, чтобы уберечь от опасности?
– В Чалько? – переспросил Иккохтли, и глаза его сузились в раздумье.
– Да! Я, как трус, буду сидеть дома, пока на улице кипит битва!
– Но ведь не просто так отец отправляет тебя в Чалько?
– Нет, мы возьмем с собой все его сокровища и спрячем их где-нибудь в окрестностях города. Отец предчувствует гибель Теночтитлана и не хочет, чтобы его богатства достались теолям, будь они хоть тысячу раз детьми Бога!
– Могу его понять, – грустно сказал Иккохтли, – могу понять и его, и тебя. Я бы тоже взял в руки оружие и пошел на приступ дворца Монтесумы, но похоже, богами уже все предрешено. Я поеду с тобой в Чалько и помогу спрятать эти сокровища. Мы спрячем так, что только спустя века люди, не принадлежащие к народу теолей, сумеют отыскать их. Не грусти, брат мой, ибо и тебе дано право вершить судьбу других.
Нопалцин немного успокоился и пожал плечами.
– Если Ацтлан падет, я не буду виноват, что не защитил свой народ, ведь это вы заставили меня спасаться бегством! – сказал он и, сердито ушел в свои покои.
– Как мальчишка! Да оно и так не зависит от тебя! – рассмеялся Иккохтли ему вслед.
Несколько дней спустя Нопалцин и Иккохтли в сопровождении своих преданных воинов покинули гудящий, пылающий и агонирующий Теночтитлан. В нескольких кожаных мешках, которые воины несли в паланкине под видом знатного кацика, с ними в путешествие отправились бесценные сокровища Сатхлы, о которых он беспокоился больше, чем о собственной жизни и чести сына.
Иккохтли глазами лани смотрел на пейзажи, открывающиеся по дороге, ведь здесь, в этих лесах, он провел столько счастливых часов, охотился бок о бок со своим верным названным братом Нопалцином, который с хмурым лицом и тяжелым сердцем выехал из города. И чем дальше уходили они, тем сумрачнее становился Нопалцин, и тем сильнее давило ему сердце собственное бессилие.
Иккохтли всю дорогу до Чалько пытался развеять обиду своего друга. Он понимал, какую рану Сатхла нанес сыну, не позволив поднять оружие в час, когда все благородные ацтекские юноши взялись за луки и копья, чтобы прогнать иноземцев. Вместо этого гордый Нопалцин должен был, как трус, бежать и прятать сокровища отца. Все это понимал Иккохтли, и он всем сердцем был согласен с Нопалцином, который предлагал отцу самому отправиться в Чалько, но Сатхла был неумолим. Наверное, он слишком любил своего сына, раз выслал его из утонувшего в крови, опасного и кипящего, как адский котел, Теночтитлана.
А за городом будто и не было войны. За городом покой дремал в лесах и на полянах, только в очагах людского бытия, в домах по углам тихо шептались тревожные вести.
Но маленький кортеж не подходил к людскому жилью, он избегал проторенных дорог и узких троп, где немыслимый груз мог стать добычей. Редкие встречные и не подозревали, что в красивом паланкине едет не какой-нибудь кацик под охраной своих воинов, а россыпь золота и драгоценных камней одного из богатейших людей погибающей империи ацтеков, именно тот бездушный металл, который пришли отнимать испанцы ценой живой крови.
Путь до Чалько занял у безутешного Нопалцина гораздо больше времени, чем он рассчитывал. Дикая природа Ацтлана, лесные тропы и трясины, медлительность продвижения злили его безмерно, он кричал на воинов, заставляя их чуть ли не бегом нести бесценный груз. Иккохтли лишь искоса поглядывал на друга и улыбался про себя, его смешила неукротимость Нопалцина, но он боялся это показать.
Какой бы длинной не была дорога, рано или поздно она должна окончиться, так и завершился путь сокровищ. Ни в один из домов Чалько не зашел маленький кортеж, но остановился он в небольшой рощице с родником недалеко от города. Нопалцин остался с несколькими воинами и золотом, а Иккохтли с остальными отправился на разведку местности, чтобы найти подходящее место, где можно было бы безопасно и надежно скрыть сокровище в недрах земли.
Только к вечеру вернулся Иккохтли со своими спутниками, усталый и по-прежнему невозмутимый. На молчаливый вопрос Нопалцина он лишь пожал плечами и, расстелив плащ из разноцветных перьев, лег на него и уснул. Два следующих дня провел Иккохтли в бесплодных поисках. Нопалцину казалось, что он слишком
