Из записок мага - Козырь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нопалцин с благодарностью посмотрел в глаза Иккохтли, вздохнул и тихо сказал:
– Мы возвращаемся.
6.
Толпа гнала мальчишку через Паунд-сквер к парку. Взрослые люди улюлюкали, потрясали тростями и котелками, а бедняга из последних сил улепетывал от разъяренных джентльменов. Они почему-то не любили, когда их грабят.
А он не любил вот таких погонь. Уж если тебя обворовали, так будь человеком, схватись за остатки своих волос и громко вырази негодование, зачем же бросаться в погоню, собирая по пути целую толпу охотников за неудачливым воришкой.
Мальчишка кубарем скатился в подворотню заброшенного дома на Эльвитер-стрит, и толпа остановилась перед воротами, недоумевая, стоит ли ломать их, чтобы добыть несчастного и забить его палками, или лучше поставить здесь охрану, а остальным сбегать за полисменом, которого и заслать в этот, как говорят, странный дом, где живут духи повесившихся на Рождество хозяев.
Пошушукавшись, толпа разошлась по своим делам, а в одиночку огорченный потерпевший не решился входить в проклятый дом. Он похлопал себя по опустошенным карманам и подался восвояси.
Мальчишка тоже не хотел заходить в этот дом, но ему пришла в голову мысль, что обворованный им джентльмен может послать за полисменом, и тогда ему точно не миновать работного дома. И эта мысль, раз появившись, никак не хотела покидать голову бедняги. Путь к спасению лежал за старой зеленой дверью без замка, над которой без ветра качался разбитый фонарь.
Мальчишка поежился на этот фонарь и сделал шаг по направлению к двери. Остановился, оглянулся, затем сделал шаг еще и еще, пока не оказался нос к носу с ней, с дверью.
Он сильно не хотел входить в эту дверь, настолько сильно, что даже полисмен начал ему казаться добрым, а обворованный им человек снисходительным джентльменом; но он вошел. Дверь недовольно фыркнула и впустила мальчишку в темноту забитых окон. Он прижался спиной к предательской двери и от волнения чихнул. Она приоткрылась, впустив в темноту снопик света и сквознячок.
– Слушай, ты или туда или сюда, ведь дует же, – послышался из угла мужской голос.
Мальчишка замер и задрожал, не в силах сделать ни шагу туда, ни тем более сюда. Дверь немного подумала и закрылась сама.
– Вот так вы всегда, – продолжал возмущаться голос. – Сначала заходите, куда не попадя, и только потом, потом, когда уже поздно, думаете. Эх, люди!
Мальчишка был трусом, иначе бы не стал вором, и как опытный вор он понимал: что бы это ни было, не стоит его злить.
– Я… – сказал он и икнул. – Я просто спасался от погони, и забежал сюда… спрятаться.
– Нашел место! – презрительно фыркнул голос. – Как тебя зовут?
– Джонни.
– Дурацкое имя.
– Мое имя Джон, и я не считаю свое имя дурацким, так назвали меня родители, а они были уважаемыми людьми! – сказал мальчишка, он очень трепетно относился к своим корням.
– О-го-го! – рассмеялся голос, – посмотрите-ка, какой герцог нашелся! Так-то ты чтишь память своих уважаемых родителей – шаришь по карманам у джентльменов?
– Как вы узнали? – Джонни открыл от удивления рот.
– От тебя за милю пахнет воровством!
– Воровство не пахнет! – возмутился Джо.
– Хм, а ты понюхай-ка, чем пахнет бумажник, который ты свистнул.
Джон достал из кармана сворованный бумажник и принюхался: он пах одеколоном и табаком – запахами взрослого мужчины.
– Ну как?
– Да, пахнет,– сконфузился Джо.
– Слушай, ты проходи, – сказал голос. – На комоде стоит свеча. Он справа от тебя.
Джон с замиранием сердца добрался до комода и, чиркнув спичкой, зажег свечу. Темная комната стала сумрачной, но света свечи оказалось достаточно, чтобы очертить фигуру мужчины, сидящего в кресле у камина.
– Кто вы? – робко спросил Джо, уверенный, что сейчас ему предложат продать душу, и готовившийся дать отпор всем чертям ада.
– Я? – мужчина рассмеялся. – Не бойся, я не черт, не сатана, не привидение. Я, в общем-то, наверное, человек.
Мужчина поднялся и встал в свете свечи. На похмельном, заросшем многодневной щетиной лице играла полупьяная улыбка, которую лучше бы назвать издевкой; волосы были всклокочены, одежда мятая, в беспорядке, – в общем, обычный беспробудный пьяница.
Увидев перед собой это, мальчишка совершенно оправился от страха, это не могло причинить ему вред, потому что бегало медленнее, чем он, Джонни.
– Вот ты какой! – сказал Джонни. – И не страшно тебе здесь одному?
– Мне одному, мой друг, нигде не страшно, – сказал мужчина. – А если с кем-нибудь, то знаешь ли, сразу становится не по себе. Редко можно встретить человечка, с которым есть о чем поговорить по душам. Ты еще молодой, не поймешь.
– Мне уже двенадцать лет! – довольно сказал Джо, пересчитывая деньги из бумажника.
– Это мало, – улыбнулся мужчина.
– А, хватит, – беспечно махнул рукой Джо.
Наверху раздался скрип и бормотание, кто-то забегал, застучал посудой, и Джо невольно выпустил из рук деньги, которые невесть откуда взявшимся ветерком разметало по комнате.
– Зря ты это, – неуверенно сказал пьяница, – деньги-то. Они этого не любят.
– Кто? – шепотом спросил Джо.
– Как кто? Привидения.
В углу зашевелилась мышь и метнулась через пятно света в другой угол.
Джо не дрогнул, но деньги собирать не стал.
– Ты что, здесь живешь? – спросил он у мужичка.
– Я? Нет, просто, понимаешь, приехал в Лондон, думал, может, хоть здесь похороню всех чертей своего ада. А тут – тоска.
– Да, тут тоска, – подтвердил Джо.
– Что же ты тогда тут торчишь, парень. Мир – он большой.
– И круглый, – усмехнулся Джон.
– И круглый, – повторил мужичок. – Но ты знаешь, в мире есть такие места, где об этом забываешь, впрочем… ты не поймешь.
– Как вас зовут, сэр? – поинтересовался Джонни.
– Меня? – мужичок усмехнулся. – Меня уже давно некому звать.
– Я про имя спросил, – оскорбился Джон.
– Когда-то в детстве, у меня было смешное имя, – сказал мужичок, и в глазах его блеснули слезы. – Потом меня начали называть рабом, а у рабов не бывает имен. Следующее мое имя слишком трудно для произношения, значит, оно тоже отменяется.
– Давайте остановимся на последнем, – глубокомысленно сказал мальчик.
Мужчина рассмеялся:
– Ах, ты стервец! Ладно, позвольте представиться
