Письма Чехова к женщинам - Антон Чехов

Л. С. Мизинова – А. П. Чехову

12 августа 1892 г., Ржев

Положительно не понимаю Вас, Антон Павлович! Если Вы действительно думаете обо мне так, как желаете это показать в каждом своем письме, т. е. что и ленива-то я, и характер дурной, и придирчива и т. д. Если все это Вы думаете, то что заставляет Вас звать меня к себе, переписываться со мной и вообще показывать некоторое расположение? Если это все так, то, право, не стоит продолжать какие бы то ни было со мной отношения, а если Вы не думаете этого, то не понимаю, для чего стараетесь постоянно указывать и находить все мои отрицательные достоинства! Я не ребенок, которому надо постоянно указывать все его недостатки, знаю их все сама лучше Вас! Так-то, друг мой! Пожалуй, и это Вы сочтете за придирку – но, право же, надоело – в каждом письме все перечисление моих пороков, или это, может быть, для того, чтобы наполнить пустые страницы? Спасибо за приглашение приехать, несмотря на мой дурной характер (хоть это мне и непонятно!), но теперь приехать совсем не могу. Бабушка нездорова и ждет меня, а то ко всем моим порокам прибавится еще один – эгоизм, и тогда, пожалуй, буду похожа на Вас, а этого уж совсем я не хочу, 17-го уезжаю из Ржева, и тогда адрес мой будет следующий. Новоторжская ж. д. станция Высокое. С. Покровское, мне. Ну, теперь думаю следовать Вашему примеру и не писать много, а то, пожалуй, еще что-нибудь хорошее отыщете во мне. Погода хорошая. Холеры еще нет. Грибов много.

До свиданья, воркуша.

Л. С. Мизинова – А. П. Чехову

8 октября 1892 г., Москва

Я прожигаю жизнь, приезжайте помогать поскорей прожечь ее, потому что чем скорее, тем лучше. Сегодня была у Шестаковского с Иваненко. Он ждал в приемной, а я была в кабинете (они вели себя безупречно…) [67] , просила за него и успела в этом. Вы когда-то говорили, что любите безнравственных женщин – значит, не соскучитесь и со мной. Хотя Вы и не отвечаете на письма, но теперь, может быть, и напишете что-нибудь – потому что переписка с такой женщиной, какой становлюсь я, право, ни к чему не обязывает, да вообще я гибну, гибну день от дня и все par dкpit. Ах, спасите меня и приезжайте. До свиданья, Л. Мизинова.

А. П. Чехов – Л. С. Мизиновой

Ноябрь 1892 г., Мелихово

Трофим!

Если ты, сукин сын, не перестанешь ухаживать за Ликой, то я тебе, сволочь этакая, воткну штопор в то место, которое рифмуется с Европой. Ах ты, пакость этакая! Разве ты не знаешь, что Лика принадлежит мне и что у нас уже есть двое детей? Свинячая морда! Сморчок! Сходи на двор и освежись в луже, а то ты сошел с ума, сукин сын! Мать твою корми и почитай ее, а девушек оставь. Скотина!!!

Из пьесы:

1-я дама. Это ваш сын?

2-я дама. Нет, наоборот; это сын Аглаи Ивановны.

1-я дама. Виновата… Вы девушка?

2-я дама. Нет, наоборот. Я замужем.

1-я дама. Не хотите ли закусить?

2-я дама. Нет, наоборот.

Л. С. Мизинова – А. П. Чехову

7 октября 1893 г., Москва

Вы, конечно, не знаете и не можете понять, что значит желать чего-нибудь страшно и не мочь – Вы этого не испытали!

Я нахожусь в данное время в таком состоянии. Мне так хочется Вас видеть, так страшно хочется этого, и вот и только – я знаю, что это желанием и останется! Может быть, это глупо, даже неприлично писать, но так как Вы и без этого знаете, что это так, то не станете судить меня за это. Мне надо – понимаете, надо знать, приедете ли Вы и когда или нет. Все равно, только бы знать. Ведь мне осталось только три-четыре месяца Вас видеть [68] , а потом, может быть, никогда.

Умоляю, напишите две строчки, так как Вы не приедете – Плещеева уже похоронили [69] . Не возмущайтесь.

Л. С. Мизинова – А. П. Чехову

2 ноября 1893 г., Москва

За что так сознательно мучить человека? Неужели доставляет это удовольствие? Или это делается опять-таки потому, что Вы не хотите даже подумать, что другие могут думать и чувствовать! Зачем было поднимать вчера разговор о театре? – для того, чтобы опять я промучилась весь день! Вот что хочу я просить Вас. Вы отлично знаете, как я отношусь к Вам, а потому я нисколько не стыжусь и писать об этом. Знаю я также и Ваше отношение – или снисходительная жалость – или полное игнорированье. Самое горячее желание мое – вылечиться от этого ужасного состояния, в котором нахожусь, но это так трудно самой – умоляю Вас, помогите мне – не зовите меня к себе, – не видайтесь со мной! – для Вас это не так важно, а мне, может быть, поможет это Вас забыть. Я не могу уехать раньше декабря или января – я бы уехала сейчас! В Москве это так легко не видаться, а в Мелихово я не заеду – что мне до того, что могут подумать, да, наконец, давно уже и думают. Простите меня, что заставляю читать весь этот вздор, но, право, так тяжело. Пользуюсь минутой, в которую имею силу написать все это – а то опять не решусь. Вы не будете смеяться над этим письмом? Нет? Это было бы слишком!

Все это не нужно! Слушайте, это не фразы – эта просьба – единственный исход, и я умоляю: отнеситесь к ней без смеха и помогите мне. Прощайте.

Л. С. Мизинова – А. П. Чехову

23 декабря 1893 г., Москва

Дорогой Антон Павлович,

Я все еду, еду и никак не доеду до Мелихова. Морозы так страшны, что я решаюсь умолять Вас (конечно, если это письмо дойдет), чтобы Вы прислали чего-нибудь теплого для меня и Потапенко, который по Вашей просьбе и из дружбы к Вам будет меня сопровождать. Бедный он!

Но, помня, как Вы всегда настаивали на этом, я и на этот раз хочу угодить Вам! Приедем мы 28-го курьерским – во вторник, а уедем к Троице, – надеемся, что Вы не обидитесь, что мы пробудем так мало? Впрочем, если Вы очень попросите, то мы можем остаться и до Успенья! В Москве продают малину, которая уже поспела. В Эрмитаже половые спрашивают, отчего Вас давно не видно. Я отвечала, что Вы заняты – пишете для Яворской драму к ее бенефису [70] . Кончаю, страшно перечесть [71] и т. д.

Рукой И. Н. Потапенко.

Милостивый государь Антон Павлович,

Как уже упомянуто вышеназванной Л. С. Мизиновой, я и на сей раз воспользуюсь высоким правом провожать ее не только до Арбата, но даже и до Мелихова. Надеюсь, что Вы будете терпеть меня в качестве провожатого.

Был здесь дедушка Григорович, очень трогательно вспоминал о своем внуке – Чехове и приказал кланяться. Я говорил речь, но не кончил, а просто сел. Вышло общее глубокое недоумение.

Рамы до сих пор не прибыли, но распоряжения все сделаны, и в случае их прибытия они будут доставлены в Мелихово в более или менее попорченном виде.