Письма Чехова к женщинам - Антон Чехов

Рамы до сих пор не прибыли, но распоряжения все сделаны, и в случае их прибытия они будут доставлены в Мелихово в более или менее попорченном виде.

За время Вашего отсутствия я был только 14 раз в Эрмитаже, написал 4 драмы (пиесы в 4-х действиях), один роман и три повестенки.

Прошу передать мой почтительный привет Марии Павловне и всем Вашим. Аминь.

Федор Александрович [72] по-прежнему благоговейно улыбается при словах «Антон Павлович».

А. П. Чехов – Л. С. Мизиновой

27 марта 1894 г., Ялта

Милая Лика, спасибо Вам за письмо. Хотя Вы и пугаете в письме, что скоро умрете, хотя и дразните, что отвергнуты мной, но все-таки спасибо. Я отлично знаю, что Вы не умрете и что никто Вас не отвергал.

Я в Ялте, и мне скучно, даже весьма скучно. Здешняя, так сказать, аристократия ставит «Фауста», и я бываю на репетициях и наслаждаюсь там созерцанием целой клумбы черных, рыжих, льняных и русых головок, слушаю пение и кушаю; у начальницы женской гимназии я кушаю чебуреки и бараний бок с кашей; в благородных семействах я кушаю зеленые щи; в кондитерской я кушаю, в гостинице у себя тоже. Ложусь я спать в 10 часов, встаю в 10 и после обеда отдыхаю, но все-таки мне скучно, милая Лика. Не потому скучно, что около меня нет «моих дам» [73] , a потому, что северная весна лучше здешней и что ни на одну минуту меня не покидает мысль, что я должен, обязан писать. Писать, писать и писать. Я того мнения, что истинное счастье невозможно без праздности. Мой идеал; быть праздным и любить полную девушку. Для меня высшее наслаждение – ходить или сидеть и ничего не делать; любимое мое занятие – собирать то, что не нужно (листки, солому и проч.), и делать бесполезное. Между тем я литератор и должен писать даже здесь, в Ялте. Милая Лика, когда из Вас выйдет большая певица и Вам дадут хорошее жалованье, то подайте мне милостыню: жените меня на себе и кормите меня на свой счет, чтобы я мог ничего не делать. Если же Вы в самом деле умрете, то пусть это сделает Варя Эберлей, которую я, как Вам известно, люблю. Я до такой степени измочалился постоянными мыслями об обязательной, неизбежной работе, что вот уже неделя, как меня безостановочно мучают перебои сердца. Отвратительное ощущение.

Свою лисью шубу я продал за 20 рублей! Стоит она 60 руб., но так как из нее уже вылезло меху на 40 р., то 20 р. – цена не дешевая. Крыжовник здесь еще не поспел, но тепло, светло, деревья распускаются, море смотрит по-летнему, девицы жаждут чувств, но север все-таки лучше русского юга, по крайней мере весною. У нас природа грустнее, лиричнее, левитанистее, здесь же она – ни то ни се, точно хорошие, звучные, но холодные стихи. Благодаря перебоям, я уже неделю не пью вина, и от этого здешняя обстановка кажется мне еще беднее. Как-то Вы в Париже? Что французы? Нравятся? Ну что ж, валяйте.

Миров давал здесь концерт и получил чистого дохода 150 рублей. Ревел, как белуга, но успех имел громадный. Ужасно жалею я, что не учился петь; я тоже мог бы реветь, так как горло мое изобилует хрипящими элементами и октава у меня, говорят, настоящая. Имел бы заработок и успех у дам.

В июне не я приеду в Париж, а Вы в Мелихово; Вас погонит тоска по родине. Без того, чтоб раз поехать в Россию хотя на день, дело не обойдется. Вы столкуйтесь с Потапенко. Летом он тоже поедет в Россию. С ним дорога обойдется дешевле. Пусть он купит билет, а Вы забудьте ему заплатить (Вам это не впервой). Но если Вы не приедете, то приеду я в Париж. Но я убежден, что Вы приедете. Трудно допустить, чтобы Вы не повидались с дедушкой Саблиным.

Будьте, Лика, здоровы, покойны, счастливы и довольны. Желаю Вам успеха. Вы умница.

Если захотите побаловать меня письмом, то адресуйтесь в Мелихово, куда я скоро уеду. Буду отвечать на письма аккуратно. Целую Вам обе руки.

Л. С. Мизинова – А. П. Чехову

3 (15) апреля 1894 г., Париж

Уж я отчаялась получить от Вас письмо, дядя! Сегодня утром получила и стала реветь. Впрочем, я всегда реву. Реву при письме, реву без писем! Тоска такая, что не знаю, что и поделать! Я в Россию раньше Рождества не приеду – приезжайте Вы к нам. Мы живем вместе с Варей, т. е. в одном пансионе, но я выше и потому дешевле. Париж пока меня не поражает! А парижанки все рожи и такие же обыкновенные, как и мы. Вино отвратительно, и есть французы не умеют! Хандрю страшно, потому что не могу начать заниматься! Приехала и дорогой захватила страшный кашель – думала, пройдет, а он все хуже, и каждое утро стала кашлять кровью. Тогда решилась пойти к доктору (русскому); он сначала было хотел отправить меня сейчас же в горы, но мы помирились на том, что я уеду на два самых жарких месяца. Сказал, что прилив крови к левому легкому и еще что-то, чего я не поняла. А пока ободрала себе спину йодом, глотаю креозот, пью рыбий жир и все так же кашляю, и крови все больше.

Так что придется Варе женить Вас на себе, а я в то время уже с небес буду любоваться Вашим счастьем! Впрочем, Вы будете только в выигрыше. Варя славный человек – чем больше я ее вижу, тем лучше она мне кажется. Скверное впечатление оставляет кровохарканье; я не мнительна, но все-таки скверно! Это, дядя, между нами, ни Маше, никому не говорите, боюсь, как бы не дошло до мамы, она совсем с ума сойдет. Если знаете какое-нибудь средство – напишите! В июне приезжайте и поедемте в июле в Швейцарию! Мне надо быть на высоте 3000 фут. У нас жарко и душно!

Каштаны давно распустились, и цветов масса. Но меня ничто не радует! Если бы я могла очутиться в Мелихове и ожидать прилета скворцов – я была бы щислива! Нигде не бываю, а потому никого не знаю! У нас в пансионе всё певицы и один только тощий немец, заменяющий кавалера. Поют немки, француженки, шведки, англичанки и мы с Варей. Вообще утром, когда все упражняются и открыто окно, то почувствуешь себя в аду. Если бы у нас были утки, то они, верно, давно ушли бы, но не на соседний двор, а вон из Парижа! Свои впечатления пробую изобразить на бумаге для Куманина, но бог знает что выйдет [74] . Читать нечего! Одна надежда на «Артиста»! Мне пообещал Плещеев [75] раз высылать «Русскую мысль», но теперь он обо мне забыл, и Вы не напоминайте! Соберемся и выпишем ее как следует вместе с Варей! Потапенко почти не вижу, а не то чтобы ехать с ним в Россию! Он заходит иногда утром на 1/2 часа и, должно быть, потихоньку от жены. Она угощает его каждый день сценами, причем истерика и слезы через полчаса. Он объясняет все ее болезнями, а я так думаю, что просто это все притворство и ломанье! Они на днях едут в Италию. Был у меня Южин, но не застал дома, такая досада! Вообще мне не везет! Кажется, вот достигла того, чего хотела, а тут, как нарочно, и петь нельзя. Я здесь для всех дама – Ваш портрет Варя показала хозяйке как портрет мужа! Та пристала показать, ну и пришлось. Потому пишите мне M-me, a не М-elle, и не сердитесь, что Ваша карточка оказала мне услугу. Ну прощайте, кланяйтесь всем Вашим и пишите! Нет, правда, пишите, дядя, ведь так скучно!