Полное собрание рассказов. 1957-1973 - Ирвин Шоу

Крокетт и Маннихон вместе вышли из квартиры Тагеки. У Крокетта было назначено свидание в ближайшем баре с третьей, и последней, женой мистера Полсона, и он поторопился распрощаться, усаживаясь в свою «ланчию»:

— Ну пока, Флокс! Неплохо мы поработали сегодня днем. — И, что-то мурлыча себе под нос, дал газ и резко рванул вперед.

Забравшись в «Плимут» Маннихон посидел немного за рулем: что делать в первую очередь? Наконец принял твердое решение: первое нужно делать первым. На скорости шестьдесят миль в час погнал домой — сообщить миссис Маннихон, что подает на развод.

А на чердаке в своей квартире сидел на скамье сапожника Тагека, рисуя кисточкой в альбоме аккуратные идеограммы. Потом нажал зуммер вызова. Вошел дворецкий — негр, в желтом в полоску жилете, безукоризненной белой рубашке, с тяжелыми золотыми запонками на манжетах.

— Джеймс, — обратился к нему Тагека Ки, — завтра утром пойдешь и купишь для меня по пятьсот граммов диоксотетрамеркфеноферрогена четырнадцать, пятнадцать и семнадцать. И еще пятьсот белых мышей. Нет, лучше тысячу.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Джеймс.

— Да, Джеймс, — Тагека Ки небрежно помахал кистью в сторону дворецкого, — а теперь, будь любезен, соедини меня с японским посольством в Вашингтоне. Буду разговаривать с послом лично.

— Слушаюсь, сэр, — И Джеймс поднял трубку телефона.

Неудачная суббота, без вечеринки

В последние недели у него со сном творилось что-то странное из туманных закоулков подсознания возникали девушки, улыбались ему, манили за собой, бросали на него соблазняющие, призывные взгляды, приглашали куда-то, озорно подмигивая, даже чуть не обнимали…

На городских улицах, на палубах больших пароходов, в затянутых атласом уютных будуарах, на высоких мостах — всюду, где бы он ни оказывался, за ним постоянно следовали эти фигуры-призраки. Порой казалось — они знакомы ему, вот-вот он их узнает, но, увы, они тут же ускользали прочь, за пределы сна… А он, как всегда, долго лежал с открытыми глазами, один, беспокойно ворочался — сон не шел. Эти преследовавшие его странные фигуры словно сестры-близнецы — все гораздо выше его; пропадая из поля зрения, они уносились куда-то вверх, в недостижимые высоты…

Проснувшись вспомнил вдруг Кристофер Бэгшот, что за несколько мгновений до того, как открыл глаза, услыхал чей-то голос: «Сегодня ночью ты должен заняться любовью с девушкой ростом не ниже пяти футов восьми дюймов!». Впервые за несколько недель ему приснился чей-то голос — это уже определенное достижение, прорыв.

Часы на ночном столике показывали двадцать минут восьмого, — будильник зазвонит через час. Что-то сегодня такое ждет его важное, значительное, — он уставился в потолок, будто надеялся найти там ответ… И внезапно сообразил: ах да, сегодня же суббота!

Вылез из кровати и скинув пижамную куртку, занялся гимнастическими упражнениями. Пятнадцать отжиманий, десять раз встать из сидячего положения… Рост у него небольшой, всего пять футов шесть дюймов, но зато он крепко сбит. У него красивые черные глаза — как у марокканского мула, — длинные, пушистые ресницы; прямые, густые, мягкие черные волосы — так нравилось гладить его девушкам… Девушкам невысокого роста. Живи он в другой век, когда все вокруг, и мужчины и женщины, будут выглядеть так, словно воспитаны в штате Техас или Калифорния, рост честно говоря, его вовсе не волновал бы. Любил бы себе например, маленьких девушек — таких обожал, например, французский король Генрих IV. А ведь он кое-что смыслил в этом и вообще отличился — придумал знаменитую крылатую фразу — «Париж стоит мессы». Как быстро минуют столетия!

— Мне сегодня приснился такой сон! — поделился он со своим соседом и приятелем Стэнли Ховингтоном (ростом пять футов десять дюймов).

Происходило это на остановке автобуса, следующего через весь город, на углу 79-й улицы. В Нью-Йорке выдался холодный, солнечный октябрьский денек. Вон два пацана, каждому не больше пятнадцати, направляются в Центральный парк; у одного в руках мяч; оба ростом футов шесть. А длинноногие, симпатичные девушки, с приколотыми к платью хризантемами, болеют сейчас по всей стране за своих — в Принстоне, Огайо, в Южной Калифорнии… Крепкие, бесстрашные ребята носятся по зеленому газону…

— Мне тоже сегодня ночью приснился сон! — подхватил Стэнли. — Попадаю я аккурат в засаду в джунглях. Все это проклятое телевидение, черт бы его побрал!

— В моем сне, — продолжал Кристофер, не проявляя никакого интереса к ночным проблемам Стэнли (у него хорошая работа, в модном магазине Блумингдейла, но одно неудобство — приходится вкалывать, как и ему, Кристоферу, по субботам), — упрямо продолжал Кристофер, — чей-то голос сказал мне: «Сегодня ночью ты должен заняться любовью с девушкой ростом не ниже пяти футов восьми дюймов!»

— Ты узнал, чей это голос?

— Нет, ничего не вышло. Но дело не в этом.

— Нет, как раз в этом! — возразил Стэнли. — Важно знать, кто это сказал. И почему.

Стэнли — хороший друг, но слишком рассудительный, просто беда.

— Пять футов восемь дюймов… В этом что-то есть, какая-то загадка, и нужно найти к ней ключ… — бормотал Стэнли.

— Мое подсознание будто говорит мне, отозвался Кристофер, — что у него есть для меня какое-то сообщение. Вот в чем дело.

Подошел автобус, они сели, и им удалось найти свободные места в самой глубине салона — суббота ведь.

— Ну и какое же это сообщение? — поинтересовался Стэнли.

— Что в глубине души я чувствую себя обделенным.

— Из-за девушки ростом пять футов восемь дюймов?

— Все это вполне разумно. — Кристофер сохранял самый серьезный вид в качающемся из стороны в сторону автобусе. — Всю жизнь, — ему двадцать пять, — всю свою жизнь я был коротышкой. И горжусь этим, чтоб ты знал! Сама мысль, что я выгляжу каким-то дураком, мне противна!

— Сталин нисколько не выше тебя, — успокоил его Стэнли. — И его нисколько не волновало, каким дураком он выглядит.

— В том-то и опасность! — горячо согласился Кристофер. — Наполеоновский комплекс: он ведь очень маленького роста. Это еще хуже!

— Ну и чего, по-твоему, ты лишен? Как зовут эту девушку, которая от тебя без ума?

— Джун,[15] — удовлетворил его любопытство Кристофер.

— Ничего не имею против июня, имя как имя, — защитил свою реальную подружку Кристофер. — Но известно тебе, какой у нее рост?

— Кажется, ты зациклен на этой теме.

— Пять футов три дюйма. Самая высокая из всех моих девушек!

— Ну и что с того? Ты что с ней в баскетбол играть собираешься? — засмеялся Стэнли собственной шутке.

— Ничего смешного. — Серьезно настроенного Кристофера слегка разочаровало такое отношение друга к его проблеме. — Вот что я думаю по этому поводу. В сегодняшней Америке, нашего века, по черт знает каким причинам все почти красивые девушки — настоящие красавицы, — ну, те, кого видишь в кино, модных журналах, газетах, на приемах, — очень высокие, крупные.

— Может, ты и открыл что-то для себя, — задумчиво откликнулся Стэнли, — чему я прежде не придавал особого значения… ни с чем этого не связывал.

— Для меня это как новый природный ресурс Америки, — рассуждал Кристофер, — часть нашего родового наследства, говоря высокопарно. Только лично я от этого ничего не подумаю, я одурачен. Ну, все равно что основная масса чернокожих: видят все по телевизору, рекламу в глянцевых журналах — элегантные спортивные автомобили, новейшие радиоприемники, приглашения в круизы по Карибскому морю, — но всем этим только любуются — недоступно. Поверь, это учит состраданию.

— Да-а… высокие, крупные — верно, — подтвердил Стэнли. — Посмотри на Уилта Чемберлена…

Кристофер сделал нетерпеливый жест:

— Нет, ты меня не понял!

— Понял, понял! Но не исключено — все это лишь продукт твоего воображения. В конце концов, нельзя судить только по основной массе, признай, ради Христа. меня были девушки всех размеров, и… если уж на то пошло, когда дело доходит до скрипящей кровати, рост партнерши не критерий.

— Хорошо тебе судить, Стэнли, — у тебя выбор. И я не об одной постели. Все дело в моем к ним отношении. Вот послушай. Эти… самые милашки нашего времени — я имею в виду высоких, крупных… то есть удивительно, чудесно высоких, — им-то, конечно, хорошо все известно, и такая особенность делает их куда более заманчивыми, влекущими значительными. Они чувствуют свое превосходство и не желают утрачивать свой престиж. Пусть обычные девушки по своей природе веселые и забавные, — эти куда веселее и забавнее. Те сексуальны — эти гораздо более. Обыкновенные интересно печальны — то высокие в сто раз интереснее своей печалью. Если, скажем, на вечер намечены две вечеринки, они получат приглашение, несомненно, на лучшую. Два парня приглашают на обед — пойдет с тем, кто красивее и богаче. Выбор ее не может не сказаться на ухажере — он чувствует себя суперменом: все мужчины вокруг ему завидуют; он отдает себе отчет, что его предпочла представительница привилегированного класса.