Уиронда. Другая темнота - Луиджи Музолино

– Слушаюсь!

– Это будет чудесное Рождество.

– Даже не сомневаюсь.

Мы собирались пару раз поужинать с друзьями и родственниками, на Новый год провести несколько дней в горах, а потом поискать квартиру побольше; моя карьера проджект-менеджера шла в гору, и я хорошо зарабатывал. Элеонора тоже: на ее иллюстрации для детских книг обратило внимание известное издательство, и она заключила солидный контракт.

У нас были большие планы.

Мы были счастливы.

И у нас была Луна.

Наше солнце.

Наша девочка.

С морковно-рыжими волосами, усыпанным веснушками лицом, глазами, которые растопили бы сердце даже Синей Бороды, и с характером, да еще каким. Вся в мать. В следующем году она должна была пойти в школу.

Смышленая, жизнерадостная девчонка. Так всегда говорят, да?

Я зашел в гостиную и несколько секунд, стоя на пороге, наблюдал за ней.

– Лу, пойдем в магазин, надевай шапку.

Она лежала на диване и, не отрываясь, смотрела какой-то нелепый мультик.

– Пап, я не хочу. Можно остаться дома с мамой?

– Нет, Лу, маме нужно закончить картину. Сходим в магазин, дадим ей немного поработать в тишине.

– Паааап, но я мультики смотрю!

Я немного рассердился, не понимая, в чем дело. Она обожала ходить по магазинам, никогда не капризничала. И всегда могла назвать причину, почему я должен купить ей маленький подарочек, Киндер-сюрприз, например, или конфету.

– Лу, не начинай.

– Неет.

– Папа купит тебе «киндер». И перчатки не забудь, когда вернемся – слепим снеговика во дворе.

– Я хочу остаться с мамой!

Пришлось долго уговаривать ее встать с дивана и надеть синюю куртку. В конце концов она сдалась, но было видно, что ей совсем не хочется никуда идти. Я подумал, не простудилась ли она часом.

– Эле, мы пошли. Пока! – крикнул я от входной двери.

– Пока, мамочка! – эхом повторила Луна.

– Пока, ведите себя хорошо! И про лосося не забудьте!

– Я не люблю лосося! Я хочу остаться дома с мамой, не хочу идти в магазин!

Мы спустились по лестнице старого дома за руку; Луна по-прежнему дулась, но, когда я пристегнул ремень автокресла и сказал какую-то глупую шутку, на ее лице, наконец, появилась хитрющая улыбка.

Потом я много думал о том, как странно в то утро вела себя моя дочь.

В отчаянии я бился головой о стену, рвал волосы и рыдал так, что темнело в глазах, все время повторяя – если бы только я разрешил ей остаться дома, наша жизнь сейчас текла бы в совершенно другой системе координат.

Но откуда же я мог знать?

Откуда?

Каждый день я виню себя за это.

Без конца повторяю, что не должен был настаивать. А потом думаю – возможно ли остановить механизм, который уже запущен? Вдруг злодейка-судьба, играющая нами как куклами и делающая каждый наш выбор бессмысленным, действительно существует? То, что произошло с нами и происходит сейчас – это реальность? Или нет? А решение, которое мы приняли, последнее решение, позволит мне узнать больше или приведет к тому, что нас просто не станет, что мы исчезнем навсегда?

Но выбор сделан, и будь что будет.

Будь что будет.

Элеонора лежит на кровати в нашей спальне. Уже много недель. Она спит почти все время. Иногда храпит – странным храпом, будто у нее в легких мокрые губки, хотя, если честно, мне не верится, что у нее все еще есть легкие. Порой рисует. Ей больше совсем ничего не интересно, и мы сошлись на том, что врач тут не поможет. Только сделает хуже – раскроет нашу тайну. Мы этого не хотим. Встретиться с ней лицом к лицу – вот единственное желание, которое у нас осталось.

Время от времени я подхожу к Элеоноре, сажусь на кровать, и мы немного разговариваем, но я очень осторожен и стараюсь к ней не прикасаться. В тех местах, где есть еще то, к чему можно прикоснуться.

О Луне мы почти не говорим. Чаще всего – о люке в подвале, о том, что внутри него – или может быть внутри него, – хотя ответов у нас нет.

Она говорит, что не чувствует боли, и я думаю, это правда. Может, ей даже хорошо – происходящее с ней ее в каком-то смысле утешает. Хотя видеть, какой она стала, конечно, ужасно.

Успокаивает только то, что скоро все это закончится.

Скоро нам нужно будет попрощаться.

И уйти.

Она хочет уйти первой. Говорит, что готова.

Я тоже готов.

От дома до супермаркета ехать минут пятнадцать, он находится в промышленном районе, вокруг – рощи из тощих тополей. На середине пути Луна, сидящая сзади и напоминающая перевязанный шарфом сверток в капюшоне, начала петь.

«Джингл Беллс».

Слов она не знала, поэтому пела что-то вроде «Джинглс бел, джинглс бел, шалалалалабел!»

Я подхватил, и мы расхохотались. Снова пошел снег, сухой, как мука, порывы ветра закручивали его в спирали; дворники старательно шуршали, едва успевая очищать стекло.

Я оставил машину на подземной парковке, и через несколько минут мы окунулись в предпраздничную суматоху ярко освещенного супермаркета, увешанного гирляндами. Луна разрумянилась, глаза блестели от возбуждения – казалось, от недавних капризов не осталось и следа. Она без конца бегала туда-сюда по торговому центру; когда я предложил ей сесть в тележку, чтобы передохнуть, посмотрела на меня серьезно и сказала совсем по-взрослому: «Нет, я ведь уже большая!»

Я наклонился и поцеловал Луну в щеку. Почувствовал запах ее кожи. От волос, как всегда, пахло ванилью. Любимым шампунем, который она называла «шампунькой».

– Да, конечно, большая! Тогда поможешь с покупками?

Мы набрали всякой всячины, кроме того, что было в списке Элеоноры. Луна остановилась поболтать с какой-то старушкой, сказала ей что-то смешное, та от души расхохоталась, и я подумал, что в рождественские праздники некоторые люди кажутся суетливыми, хотя, может, на самом деле, они и не такие, а другие – спокойными и приветливыми, как эта старушка с ее доброй улыбкой. Побольше бы вокруг таких людей.

Был почти полдень, когда Луна напомнила мне про копченого лосося; мы отправились к холодильникам с рыбой, а она попросилась сбегать за киндер-сюрпризом к стеллажам со сладостями, рядом с кассой.

– Да, конечно. Жду тебя тут, давай быстрее.

– Спасибо, папа!

Я не пытаюсь оправдаться. Я не… меня никак нельзя назвать папашей-раздолбаем. Я никогда не оставил бы Луну одну, вне поля зрения. Но до касс была пара шагов, и я проследил, как Луна пробирается между людьми и тележками к стеллажу со своими любимыми киндерами. Вот она протянула руку, выбрала один – и тут меня хлопнули по спине так, что я чуть не задохнулся.

– Эй, засранец!

Я изумленно обернулся и уперся носом в хорошо знакомую физиономию, хотя, конечно, за много лет она сильно изменилось.

– Привет, придурок! – ответил я с любезностью, присущей давним приятелям.

Гуалтьеро Феррети был одним из моих лучших друзей, верным спутником во всех рискованных похождениях в лицее и