Башня Зеленого Ангела. Том 2 - Тэд Уильямс

– Но я считаю, что ты должен вернуться, – продолжала Мегвин. – Для тебя все иначе, Саймон. И я рада, что еще есть те, кто хочет жить в нашем мире. Никто не должен испытать такие же чувства, как я. Возвращайся, Саймон, спаси тех, кого ты любишь, если сможешь, – и тех, кого люблю я.

– Но я не могу. – Его упрямый гнев уступил место опустошению. Пути назад не существовало. Они с Мегвин останутся здесь и будут бесконечно обсуждать события своей жизни. – Я даже не знаю, почему я так сказал, потому что я действительно не могу. Я пытался. У меня нет сил вернуться в свое тело.

– Попытайся. Попробуй еще раз, – сказала Мегвин.

– Ты думаешь, я не пытался? Неужели ты сомневаешься, что я старался изо всех сил? Мое тело осталось за пределами моих возможностей!

– Если ты прав, тогда у нас впереди вечность, – заметила Мегвин.

Саймон, который уже не раз старался изо всех сил и потерпел неудачу, проглотил горькие слова. Мегвин была права. Если он хотел хоть как-то помочь друзьям, если существовали минимальные шансы отомстить за все, что перенесли он, Мегвин и тысячи других людей, он должен предпринять еще одну попытку – каким бы маловероятным ни представлялся успех.

Саймон постарался прогнать из своего сознания все страхи и мелочи, отвлекавшие внимание. Когда ему удалось немного успокоиться, он призвал образ водяного колеса и заставил его медленно вращаться, описывая над призрачной долиной окутанный дымкой круг. Потом он стал вспоминать собственное лицо, только свое и никакое другое, обращая особое внимание на то, что находилось за его чертами, сны, мысли и воспоминания, делавшие его Саймоном. Затем попытался оживить тень фигуры, привязанной к колесу, и наделить ее всеми свойствами Саймона, но почувствовал, что его силы находятся на пределе.

– Ты можешь мне помочь, Мегвин? – По мере того как колесо становилось материальнее, Мегвин тускнела и уже превратилась в слабо мерцавшую тень.

– Пытайся, – сказала Мегвин.

Саймон старался удержать колесо перед собой, вызвать боль, ужас и бесконечное одиночество, которые к нему прилагались. В какой-то момент он почувствовал, как грубое дерево царапает ему спину, услышал плеск воды и глухой звон цепей, но образ начал ускользать – он был так близко, но теперь начал отступать…

– Я здесь, Саймон.

Внезапно он почувствовал вокруг себя присутствие Мегвин – и даже каким-то необъяснимым образом внутри своей сущности. Она передала ему сияние, которое держала в руках, когда они разговаривали, и оно показалось ему теплым, как солнце.

– Я думаю, именно по этой причине она меня сюда перенесла – чтобы я ждала тебя. А теперь наступило время твоего возвращения.

Саймона наполнила сила Мегвин. Колесо, пещера с кузницей, грызущая боль живого тела, – все, что сейчас означало для него жизнь, было совсем рядом.

Но сама Мегвин находилась уже далеко, и ее следующие слова донеслись до него с огромного расстояния, тихие и быстро затухавшие:

– Я ухожу, Саймон. Возьми то, что я тебе отдала, и используй: мне больше не нужна моя жизнь. Сделай, что должен. Я молюсь, чтобы этого оказалось достаточно. Если встретишь Эолейра… нет, я скажу ему сама. Однажды. В другом месте…

Ее смелые слова не смогли спрятать страх, и Саймон чувствовал ее ужас, когда она позволила себе ускользнуть в темную неизвестность.

– Мегвин! Не надо!

Но она ушла. И теперь ее сияние стало частью Саймона. Она отдала ему единственное, чем обладала, – самый смелый и страшный дар.

Саймон сражался так, как не сражался никогда, полный решимости не позволить дару Мегвин пропасть. И, хотя мир живых теперь находился так близко, что он его чувствовал, тем не менее какой-то непонятный барьер отделял его от тела, которое он оставил, – но он не мог позволить себе потерпеть поражение. Используя силу, подаренную Мегвин, он двигался все дальше, к боли, страху и беспомощности, ко всему, что станет неизбежным, когда он вернется. Он ничего не мог сделать, лишь принять реальность. Он атаковал и ощущал, как разрушается барьер. Саймон не сдавался.

Тусклый серый туман превратился в черный, потом стал красным. Саймон с диким криком перешел из нижних пределов в реальный мир. Он испытывал боль. Она пронзала все его тело. Он родился в мир боли.

Бесконечный крик вырывался из пересохшего горла, слетал с растрескавшихся губ. Его рука горела, ее сжигала агония невероятной боли.

– Тихо! – испуганный голос прозвучал совсем рядом. – Я пытаюсь…

Саймон вернулся на колесо. В голове у него стучало, старое дерево терлось о спину. Но что не так с его рукой? У него возникло ощущение, что кто-то пытался оторвать ее от запястья раскаленными щипцами…

У него двигалась рука! Он мог ею шевелить!

И вновь он услышал дрожащий шепот:

– Голоса говорят, что я должен торопиться. Они скоро придут.

Левая рука Саймона была свободна. Когда он попытался ее согнуть, молния боли ударила в плечо – но рука двигалась. Он открыл глаза и ошеломленно осмотрелся по сторонам.

Перед ним кто-то висел вверх ногами, за спиной у него Саймон разглядел перевернутую пещеру. Окутанный тенями человек пилил что-то на его правой руке… что-то блестящее сверкнуло на мгновение в свете факелов, установленных на стене пещеры. Кто это? Что он делает? Саймон не мог заставить свои хромые мысли двигаться по порядку, одна за другой.

Теперь жуткая боль обожгла его правую руку. Что происходит?

– Ты приносил мне еду. Я… не мог тебя оставить. Но голоса говорят, что я должен спешить!

Саймон едва мог думать, когда обе его руки горели огнем, но постепенно начал понимать. Он висел головой вниз на колесе. Кто-то пытался его освободить. Кто-то…

– …Гутвульф?..

– Скоро остальные заметят. Они придут. Не двигайся – я не вижу и боюсь тебя порезать. – Слепой граф отчаянно торопился.

Саймон стиснул зубы, пытаясь подавить новый крик, когда кровь прилила к рукам. Он не представлял, что на свете бывает такая боль.

Свободен. Оно того стоит. Я буду свободен…

Саймон закрыл глаза и стиснул зубы. Теперь и вторая его рука освободилась – обе болтались возле головы, и стоило ему ими пошевелить, как на него накатывала жуткая, нестерпимая боль.

Он смутно слышал, как Гутвульф отошел на несколько шагов и принялся яростно пилить веревку на щиколотке.

Всего несколько мгновений, – пообещал себе Саймон, изо всех сил стараясь не закричать. Он вспомнил, что говорили ему горничные, когда он плакал из-за какой-нибудь царапины. Завтра у тебя все пройдет, и ты будешь снова счастлив.

Одна щиколотка освободилась, Саймон почувствовал,