Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936 - Эдуард Эррио

В начале 1934 года представился случай снова убедиться в том, какой ущерб нанес нам в США наш отказ выплачивать долги. 21 декабря 1933 года в «Нью-Йорк америкен» была помещена статья, в которой говорилось о необходимости закрыть для несостоятельной Франции доступ к национальным рынкам США после проведения мероприятий по отмене «сухого» закона. Президент Рузвельт относился к нам все так же благожелательно и стремился предотвратить обострение дискуссии. Однако он вынужден был заявить, что вновь поставит вопрос о долгах. Позиция конгресса оставалась столь же непримиримой. Об этом свидетельствовали проявления симпатии в адрес Финляндии, расплатившейся по долгам. Наши отношения оставались плохими. Существовало глубокое недовольство, которое охватило и народ. Херстовская пресса три или четыре раза в неделю опубликовывала резкие статьи против Франции, тем более что она выступала в защиту калифорнийских вин. Наше поведение сравнивалось с поведением Италии. В газете «Детройт таймс» от 26 декабря 1933 года был дан следующий заголовок: «Американские рынки должны быть полностью закрыты для несостоятельной Франции». В газетах помещали самые недружелюбные карикатуры на нас.

Между тем французская пресса, как отмечал председатель Американского клуба в Париже, умышленно извращала все новости, поступавшие из США, и нападала на президента Рузвельта, который был популярен как никогда. Со своей стороны американская пресса жестоко, но справедливо обвиняла нас в том, что мы не уплатили даже своего торгового долга по поставкам на сумму в 400 миллионов долларов. Нашу позицию невозможно было оправдать, как это и предвидел ранее наш посол в Вашингтоне Поль Клодель, с мнением которого я целиком согласился в ходе беседы, имевшей место в сентябре 1932 года.

Кампания против нас продолжалась. На обложке журнала «Лайф», известного своей враждебностью к херстовской прессе и расположением к Франции, наша страна была изображена в виде маленькой блондинки, танцующей на куче золота, прижав руку к сердцу. Подпись гласила: «Я не могу дать вам ничего, кроме любви». Создавались лиги, члены которых обязывались не покупать французские продукты. Все это сказывалось на делах нашей Трансатлантической компании. Некоторые из ее агентов отказывались от своих контрактов. Один гражданин из Лос-Анжелеса написал в дирекцию компании: «Вычеркните мою фамилию из вашего адресного списка, пока Франция не станет честной нацией». Другой, из Мичигана, заявил, что его нога более не ступит на французскую землю. Агент из штата Айова отослал в компанию весь свой запас билетов. Многие клиенты отказались от своих заявок на места. Конкурирующие общества широко использовали наши затруднения. Национальное бюро туризма Франции отмечало сокращение числа приезжих из США.

Переговоры по разоружению продолжались. 3 января 1934 года в Риме Муссолини вручил сэру Джону Саймону памятную записку по этому вопросу. 19 января Берлин направил свой ответ Парижу; 29 января в пространной ноте была изложена точка зрения британского правительства.

Я поддерживал связь со своими русскими друзьями; 4 января 1934 года Максим Литвинов любезно писал мне из Москвы: «Я твердо надеюсь, что нас обоих ожидают долгие годы успешного и плодотворного сотрудничества на пользу столь необходимого нашим народам мира, самым твердым и преданным сторонником которого вы являетесь».

История февральских кровавых дней 1934 года[142] была беспристрастно и авторитетно описана бывшим министром юстиции, председателем комиссии по расследованию, депутатом Лораном Бонневе, и никто не посмел ее оспаривать. Предоставив партиям объяснять свои намерения, он излагал факты, единогласно подтвержденные комиссией. «Теперь, когда окончательно рассеяны легенды, нарочито распространявшиеся после трагического дня 6 февраля, те, кто стал бы ныне вновь подхватывать их, были бы виновны уже не в ошибке, а во лжи. Так, не подлежит сомнению, что 6 февраля на площади Согласия охрана не стреляла ни из пулеметов, ни из автоматов, ни из винтовок (единогласно); что охрана сделала первый выстрел лишь после того, как к ней было применено насилие (единогласно); что республиканская гвардия, мобильная гвардия и жандармы не «подхлестывались» ни алкогольными напитками, ни другими возбуждающими средствами (единогласно); что группа демонстрантов, личность которых не удалось установить, умышленно подожгла министерство морского флота (единогласно); что колонна демонстрантов Национального союза бывших фронтовиков не подвергалась обстрелу со стороны охраны ни при первом прохождении, ни при возвращении (единогласно); что правительство не отдавало приказа стрелять по демонстрантам (большинством, при трех воздержавшихся)».

28 декабря 1933 года разразился скандал с фальшивыми байоннскими облигациями, разросшийся в дело Ставиского.

7 января 1934 года был арестован байоннский мэр депутат Гара; 8 января покончил с собой сам Ставиский, скрывавшийся, как стало известно, близ Шамони. В тот же день подал в отставку министр колоний Далимье, который в 1926 году подписывал письма, использованные Стависким.

11 января 1934 года было объявлено об аресте редактора газеты «Ла Либерте» Эймара и директора газеты «Ла Волонте» Дюбарри за укрывательство.

27 января 1934 года подал в отставку кабинет Шотана. По выражению Бонневе, это произошло «в два этапа». Сначала министр юстиции Рейнальди потребовал и получил свободу действий, дабы «ответить на нападки и инсинуации, направленные против него», вслед за чем сразу же собрался совет кабинета, принявший решение вручить президенту республики заявление об отставке всего правительства.

Утром 30 января 1934 года Даладье приступил к сформированию нового правительства. По замыслу Даладье, в кабинет должны были войти некоторые депутаты центра: г-да Пьетри (министерство финансов), Дуссен (техническое образование), Фабри (министерство вооруженных сил) и Бардон (министерство по делам искусств). Однако группа республиканского центра, возглавлявшаяся Тардье, исключила Фабри. 3 февраля начальник секретной полиции г-н Томэ, префект полиции Кьяпп[143] и прокурор республики Прессар получили новые назначения. Даладье по телефону сообщил Кьяппу о назначении его на должность генерального резидента в Марокко. Кьяпп отказался от назначения. Премьер-министр уверял, что при этом Кьяпп заявил ему по телефону: «Вечером мы встретимся на улице». Кьяпп же утверждал, что он сказал: «Вечером я окажусь на улице». Префектом полиции был назначен г-н Бонфуа-Сибур. Тем временем Фабри, Пьетри и Дуссен подали в отставку. По выражению Бонневе, дело Кьяппа «начинало разгораться». Префект департамента Сены Ренар солидаризировался с Кьяппом. 6 февраля, в день, когда правительство должно было предстать перед палатой депутатов, была организована демонстрация. Организация «Патриотическая молодежь» объявила, что настал «долгожданный час национальной революции». Состав кабинета был опубликован в прессе в среду 31 января.