Держись от меня подальше - Рида Сукре

Фил, по паспорту Феоклист, терпеть не мог своё имя, поэтому первым делом в Англии взял сценический псевдоним. Бабуля бы не поняла, как можно отказаться от собственного имени. Она и увлечения его театром не принимала. В последней перед отъездом постановке театрального кружка он играл узника замка Иф, гордился ролью, а бабуля Агриппа не разделяла восторгов внука:

— Что ж ты позоришь меня, ирод, — воздевала она руки к потолку. — Все внуки как внуки, а этому в кине надо играть.

— Бабуль, я же главный герой, это успех!

Его глаза горели, а на руках голубились татуировки, которые нарисовали ему перманентным синим маркером перед представлением — у них была вольная интерпретация знаменитого Дюма отца.

— Ты на уголовника похож!

— Да я им сейчас и стану! — орал в ответ внук. — Убью старушку топором.

Они всегда так переругивались, экспрессия лилась через край, всё же разлитое из одного сосуда праотцов вещество Шпренгеля текло в жилах обоих: настоявшееся ядрёное у пожившей своё старухи, и свежее только намешанное аккуратно в склянке внука. Но тут на огонёк заглянул сосед Максим из квартиры напротив, который услышал споры и решил поинтересоваться, не нужна ли помощь.

— Ага, труп выносить, — скверно пошутил Фео.

Грипп нашла в Максиме своего спасителя, и ополчилась с ним вместе на внука. Загнанный в угол внук, убежал из дома, а когда периодически появлялся до своего отъезда в Англию, то сверкал «зековскими наколками», и слухи родились, что внучок у Агриппины уголовничек со стажем. Когда о них узнал сам Феоклист, то вместо ожидаемого гнева развеселился недалёкости ума идиотов-соседей, и в будущем решил эти слухи лишь подкреплять, он же актёр. Игра — его хлеб.

— Да я когда убежал из дома перед тем как отчалить в Лондон, кубышку бабкину умыкнул. Вот она меня матами крыла — я непрестанно икал первые месяцы. Врачи говорили, что изменение климата, но я-то знаю, то бабуленция моя ведьма. Она ещё и слухи распустила, что я в тюрьму отчалил. Но это было даже прикольно.

— Да ладно? Ты же родной внук, — который утащил последние старческие копейки.

— Ты не смотри на меня волком, я ей обещал, что верну всё десятикратно. К тому же даже представить не можешь, сколько у неё заначек в квартире. А старая ведьма меня на счётчик поставила, прикинь.

— Мою бабулю тоже ведьмой называют, — вклинилась я с ценной ремаркой.

— Знаешь, я таких денег в глаза не видел, сколько должен ей стал, вот она и изгаляется. Решила меня женить. Она реально выжила из ума. Помоги мне.

— Как ты уехал, — я решила рассказать ему о своей «измене» нашей разорванной помолвке, — я стала встречаться с этим, как ты сказал, «бешеным». Твоей бабушке это не понравилось.

— Значит, ей понравится, что вы расстались, — я нахмурилась, — и ты решила вернуться ко мне.

— Мы и не встречались по-настоящему же.

— Это всё неважно, — махнул он рукой. — Просто скажем, что сейчас всё ок.

Вид у меня был уже более-менее приличный, по ходу его рассказа я успела подтереть лицо, и нос перестал шмыгать. Но никуда идти я не желала. Я всё ещё переживала свою драму, сердце кололо, нехорошее чувство не покидало. А он всё не унимался, уговаривал меня, заговаривал зубы, и отчего-то я согласилась, о чём совершенно не пожалела.

Начать с чистого листа не сложно, сложно изменить почерк, говорил кто-то умный. И я была с ним согласна. Но тренировки письма давали о себе знать, я вливалась в новую жизнь быстро и уверенно.

Я переехала в другую страну, воспользовавшись неожиданной случайной счастливой возможностью. Прямиком в город небоскрёбов. Папа отпустил меня вопросов, когда я сказала, что хочу учиться музыке, и буду счастливее, учась там. Остальная семья спорить с моим решением тоже не стала, но рыдающий в аэропорту Максим покорил моё и без того изношенное сердце, и мы с ним рыдали на пару, а также малявки Таня с Костиком.

Я взяла академ в универе, но точно знала, что не буду заканчивать его. И в течение недели мы уехали в Москву за визой. По приезде с сентября я поступила в Манхэттенскую музыкальную школу по направлению «Вокал», стоимость обучения была баснословной, но мне была назначена стипендия по результатам собеседования, и я даже получила премию. Мне помог Фил с мотивационным письмом, а Оливер обеспечил рекомендательное, и даже отправил в приёмную комиссию видео с нашего выступления. Оказывается, оно стало популярно в сети и даже без прочей документации меня решительно собирались принять.

Этим же сентябрём со мной связался профессор философии Анатолий Максимович решив, что я ушла из-за инцидента во время сессии, когда я по неосторожности его поцеловала. Я долго заверяла его, что к нему это не имеет никакого отношения, но казалось, преподаватель мне не верил. Но после пары десятков сообщений всё же отстал.

Мне импонировало, что в музыкальной школе никому не важен был мой возраст. Только Фил бесконечно нудел под ухом, что иные в мои года карьеру уже завершают, а я только начинаю карабкаться на свой Олимп. Я спорила, что начала в самый раз, потому что я решила стать учительницей пения, работать с малышами. А учитель чем старше, тем ему больше доверия.

Тогда он начинал говорить про опыт, но тут ему самому похвастать было нечем. Работа в голливудском экшн-фильме была его первой глобальной пробой. Режиссёр и съёмочная группа его хвалили, и когда мы появлялись на съёмках вместе, я приходила иногда его поддержать, они высказывали мне, какой мой парень молодец-удалец. Я была за него рада, хотя он был той ещё занозой в заднице.

Особенно по утрам. Встать рано для него было катастрофой, он игнорировал любые будильники, и просил меня разбудить его. Мои занятия начинались обычно спозаранку, и я убегала ни свет, ни заря на распевки. А перед этим тешила себя попытками растолкать великого засоню. Так что по утрам мы воевали и ненавидели друг друга: я тихо, а он громко.

Я созерцала его тело, поджарое, сейчас оно не рождало в голове желания потрогать или прижаться. Смотреть на обнажённую звезду без должного вожделения — безумие в глазах его фанатов. А вот облить его холодной водой, остудить струящегося по спине зверя — очень меня привлекало. Но последствия, которые рисовал разум, в виде шипящей и извергающей проклятья во все стороны звезды, не прельщали.

И пожалев вернувшегося под утро актёра, я попросила взяться