Солнечный ход - Дмитрий Барабаш

Проза

Язык поэта не из подворотен,не из дворцов, не из ученых книг.Он следует осмысленной природе,а не журчит, как выспренний родник.

Я каждый раз, переходя на прозу,ловлю себя безжалостно на том,что лгу в угоду верному навозуи крепкой бабе с тряпкой и ведром.

Пробуждение

Проснешься поздно. Дождь в окне,и тени корчат на стенерасплывчатые злые рожи.Не начинаясь, день прошел.И мокрой пылью пахнет стол.Все пасмурные дни похожи.Пытаюсь в щелку между шторувидеть царственное ложе,ленивый зал, поблекший свет.До выхода одна минута…C галерки, комкая билет,в бинокль ищем лилипута,который должен открыватьпустого дня смешную смуту.

Судья паркует лимузин.Начальник раздает указы.Торгует нефтью магазин.Журчат ручьями унитазы.Работа прячется в тени.Долги показывают уши.И как все это ни тяни,ни прячь под одеяло душу, —придется встать.Но завтра вновь…А там и смертный час маячит.Жизнь – суета, а это значит,что только сон спасет любовь.Как я бываю зол и скучен,когда разбрасываю дни.Мной, словно метка, дар получени сжат в трусливой пятерни.Отсюда – «быть или не быть».Отсюда – страхи и стенанья,отсюда – скука и желаньекак бы любить, а не любить.

Из-под простынки, как из кожи,вылазит человечья плоть.У всех людей несчастья схожи,когда не в силах поборотьленцу дремотную, готовыплодить чертей, молить еговы,по струнке думать, складно врать.И только теплая кроватьнас в лоно счастлива принять,обнять и разогнать кручины.

За полсекунды пробежавзрачками по горячим векам,я сделал подвиг, просто встав,чтоб стать приличным человеком.

Иначе

Вот почему не надо брать тетрадейс заметками, со строчкой, со строфой.Чтоб каждый раз иначе водной гладикасался луч небесно-золотой,другая рябь несла шторма́ на парус,затерянный в пучине мировой,чтоб каждый раз другой пушился страус,закапываясь в землю с головой.И волчий вой у дальнего приступасегодня был с ленивой хрипотцой,чтоб никогда не домолола ступа,чтоб проскользнуть под хитрой слепотцой.

В час между Тигром и Ефратом

И все-таки рифмы глотокв машинном отделении жизни,ветошью на лоток выработанной отчизны.И все-таки ритм, сбивающий с рельссолнц промелькнувших колеса,разбрызгавших золото звездв гравий, навоз, просо.Октава семи сторони трех восходящих нитей.Наитья, вливаясь в литийи стронций, врезаясь в сонкакого-нибудь Гаити,в который влюблен Нерон,Байрона, Чайльд Гарольда,глумливого Гумилева,снимавшего сливки с кольта,и пули вливая в слово,как форму плавленой речи.Шагреневая – кленоворастянута в междуречье,где Тигр ласкал Евфратакак младший старшо́го брата.

Белая пыль

Начинается ветерс движения детской рукиили с жаркого шепота губ,восхищающих ухо.Только мы от него далеки,далеки, далеки,как от белого тополяклок тополиного пуха.

Как пылинка от пальца,который рисует кругина стареющем зеркале,в доме, лишенном событий.Мы лежим в желтом устьес изнанки текущей реки.Мига хватит, чтоб мыперестали испытывать грусти.

Мы пытаемся думать о времени,звездах, творце.Солнце кажется намвеличайшим и грозным светилой.И хотим разузнать,что же с нами случится в конце.И боимся представить,с какой состыкованы силой.

200 лет спустя

Солнце в сметане.Сияньем востока – на Снежеть.В русском стакане,граненом петровской прямой,кружится медленномелкая снежная нежить,волны седыеиграют когтистой кормой.

Топи засохнут когда-нибудь,выцветет хвоя,желтым песком захлебнетсяглазастая Русь.В пестром кафтаневосточносибирского кроя,с уткой пекинской под ручкукакой-нибудь гусьвыйдет на дюну вальяжнои, щурясь, заметит:– Где тут те реки, леса те, поля те, теля?Жизнь продолжается.Люди как малые детина каруселикосели, русели, смуглели,как на планете,названье которой Земля.

Со стороны

Кто мы? Какие мы?Спросите у муравья, у мухи, у рыбы,глядящей со дна болота,выпячивая глаза.Зевота как позолота,как выдох на образа.Есть ли у автопилоталицо, рука, жена?Как видится все из болота?Как теплится тишина?И все-таки капля потаскатиться со лба должнадаже у автопилота,когда в глазах тишинатакая, что позолотадо стали обнажена.

Лояльность

Мне говорят: кончай ругать царей.Да я ведь их ни капли не ругаю.Я б им своих отсыпал козырей,но в той игре с моими не канаю.

Я сам бы им задор воткнул в зрачки,подкинул бы живого интересу.Значков хотите? Нате вам значки.И всем деньжищ, какого хочешь весу.

Чтоб только роль унылую своюони несли, голов с плечей не нуря.Я даже подсюсюкну, подпою,строкою неуклюжей подхалтуря.

Но мыслей в те надутые уставложить, как ни стараюсь, не сумею.Я лучше снова улыбнусь с крестадалекой мачты, опершись на рею.

Капуста

Может быть, не туда я пускаю жизнь?Может быть, не так расплетаю сети?Если время ползет, как прозрачный слизень,истекая нежностью в белом светепо листу капусты, в росе зарниц,в перепонках слуха, как тот хрусталик,зародившийся в красном тепле глазниц,и увидевший мир расписным, как Палех.Лопоухий глобус, за ним другой.По шеренге длинной носами в темя.И ряды, прогнувшиеся дугой,огибая землю, смыкают время.Разорвать бы мне тот капустный круг,землянично-солнечный и зеленый,на один единственный сердца стук.Так подсолнух мысли глядит на звук,им самим когда-то произнесенный.

Бессмертие души

Жизнь вечная даруется душе.И вот представь: душа твоя однаждыокажется не просто в неглиже,а наизнанку вывернутой дважды.И свет не тот, который видел глаз.И тьма не та, которая казалась.И никого… И ничего… от настех, на земле, здесь больше не осталось.

Тишина

О, Господи, неужто я не в силаххоть что-то изменить, хоть на вершок,хоть на глоток. Хоть винтик на стропилахТвоих своим сознаньем подкрутить.Мне кажется давно, что я уже не вправев Твоем раю голубоглазом жить.О, Господи, кроме Твоих ушей,я, посланный Тобою за глухими,не смог найти. И что Тебе во имяТебя же слов возвышенных плести,хлестать плетьми и целовать до крови,когда и так все слышно в каждом словеи, не ища, все можно обрести.Пустыня. Надо склеивать осколки.Песок пустынь скрывает смысл всего.Песчинки надо уложить по кромке,по пирамидке.Даже волшебстворазрешено, и все равно не верят!Кувшин пустынь не склеить для воды.Но если мы рождаемся, то сеюти прорастают верные плоды.

Линзы

Если земные шарикиотшлифовать до прозрачности хрусталя,положить на бумажный листи свернуть в трубу,можно увидеть в нее,как кружится та землясреди множества ярких звезди представить ее судьбуотшлифованной,свернутой снова в бумажный лист,чтобы всмотретьсяв глубины рек и туман болот,чтобы искать опять,где скрывается человекили Бог, тот единственный.Миг назад показалось —он был здесь.Был же только. И нету вот.

Арбуз

тронную струнку задели квартетомдедушки серые с автопортретомтрезвого кормчего башни подзорнойкорни пускавшей в роскошный и сорныйсад разветвленный дорогой стальнойстольник начальник листает слюнойкрестные ходы окрестные водысоды не хватит напиться водойкуры круизом гуляют по псарневарят Раисы ирис в синодальнеРимскому папе побрили усыДуси Исуси когда же росия ли не я ли хмелела росакони орали просили овсастройное лето дозором ходилогвардия била в дуплет крокодиласумку на плечи забросив заборшел почтальона точеный топоркраску на каску холеной Москвывыплеснул Босха краснее травыбелой стамеской безрукий Матиссделал губами лукавый стриптизГоголь как моголь Ван Гог как Гогенкак же вас много гормонов и генголос как волос растущий в гортаникак же прекрасны цветущие дрянирозы кровавые льются в морози семиглавые рвутся до звездхрамы драконы матрены коррузыкрасное прячут в зеленом арбузычерные семечки как тараканылезут наружу сквозь рваные ранышарик земной терпелив и спокоензнает что варвар и Коин и воинв синей трясине надышанной горломкак по стеклу водит пальчиком голымВаня плюс Маша равняется детивот и сомкнулась петля на сюжете

Муравьиный вальс