Бунт на борту(Рассказы разных лет) - Зуев-Ордынец Михаил Ефимович

А очень скоро команда «Усердия» отличилась в Наваринском сражении. Матросы брига сражались бесстрашно, самоотверженно, с высоким боевым искусством. Видимо, поэтому резолюция Николая I на рапорте о бунте команды была «весьма мягкой»: «Надо будет взять строжайшие меры, чтобы подобное сему не повторялось. Дело страмовское, и видно, что начальники поступили, как дураки, не расстреляв подлецов. Определение меры наказания бунтовщикам поручаю командующему Средиземноморской эскадрой адмиралу Гейдену». А тот нашел возможным дело «предать забвению», приписав бунт «невежеству матросов и незнанию ими своих обязанностей».

«Расстрелять через десятого!»

Трехдечный стодвадцатипушечный корабль «Александр Невский». Художник вывел его на передний план картины, а кажется, он сам вырвался вперед, слегка накренившись подветренным бортом и развевая усы белой пены под острым носом. От всего облика корабля, от изящных обводов его корпуса, от туго наполненных ветром белоснежных парусов, в четыре яруса поднятых на высоких, чуть подавшихся назад мачтах, веет романтикой моря, поэзией ушедшей эпохи парусного флота.

…20 декабря 1827 года. Валеттский рейд на острове Мальта. На рейде русская эскадра, разгромившая два месяца назад у Наварина турецко-египетский флот.

Глухая ночь. На кораблях пробили две двойные склянки. Два часа пополуночи. Самая трудная и неприятная для моряка «собачья вахта». Эскадра спит, охраняемая вахтенными.

Вдруг между спящими судами несется стрелой легкая шлюпка-двойка. От разгона сердито журчит под носом вода.

Лишь у флагманского линейного корабля «Азов» двойка затормозила и стала приваливать к левому борту.

— Кто гребет? — встрепенулись вахтенные на флагмане.

— Офицер с корабля «Александр Невский»! К адмиралу!

Поднявшись на палубу, прибывший офицер взволнованно доложил вахтенному начальнику:

— Господин лейтенант, я мичман Стуга с «Александра Невского»! У нас на борту бунт. Разбудите адмирала!..

Когда встревоженный, полусонный вице-адмирал Гейден вошел в кают-кампанию, там уже расспрашивал Стугу начальник штаба эскадры контр-адмирал Михаил Петрович Лазарев.

— Причина бунта вам известна?

— Никак нет! Казалось бы, должны быть всем довольны. Прекрасно кормим команду, обращение офицеров с нижними чинами тоже… прекрасное.

«Врешь, мичман! — думал Лазарев. — Ни с того ни с сего матросы не взбунтуются».

Ночь связывала адмиралу Гейдену руки. И только рано утром, еще до подъема флага, адмирал со всем своим штабом отправился на «Александр Невский». Мятежный корабль внешне ничем не отличался от других кораблей эскадры. Во всем виден порядок: убранные паруса вытянуты на реях по ниточке, выбрана слабина на вантах, штагах и брасах, не провисает якорная цепь, блестит на солнце надраенная медь. Но что за странные звуки несутся с корабля? Адмирал приказал: «Суши весла!» — и в наступившей тишине тревожно прислушался. На мятежном корабле пели хором. С торжественной медлительностью выводили басы:

Дудки хором засвистели, И пошел вовсю аврал. Мачты, стеньги заскрипели, Задымился марса-фал.

Песню подхватили с отчаянной удалью подголоски:

Мы матросы удалые, Нам все в мире нипочем!..

По знаку адмирала гребцы снова опустили весла в воду. С корабля заметили адмиральский вельбот, и песня оборвалась на полуслове.

Команда корабля сбилась около баковой пушки и, как стая затравленных зверей, угрюмо и зло смотрела на поднимавшегося по трапу адмирала и его блестящий штаб. Старый моряк, Гейден понял, что эти доведенные до отчаяния люди готовы на все. Здесь нужны осторожность, мягкость, даже уступчивость и обещания, а потом… Потом можно будет говорить другим, военным языком!

Матросы послушно выполнили команду офицеров — выстроились на шканцах и дружно ответили адмиралу на его: «Здорово, братцы!» Затем офицеры корабля были удалены с палубы, и начался опрос претензий. Адмиралу отвечали, не выходя из строя и только из задних рядов, явно не доверяя его беспристрастности. Неслись раздраженные, злые выкрики:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Голодом заморили! Щи не щи, а разлука какая-то!

— Господа офицеры на расправу скоры!..

— Особенно мичман Стуга!.. Посчитайте, сколько он зубов повыбивал!

Лазарев вспомнил пошловато-красивенькое лицо Стуги и, закипая злобой, подумал: «Молодой начинающий подлец! Спаси нас, господи, от кадьянов и стуг, погубят они флот!»

После долгих расспросов, наконец, все стало ясным. Брожение в команде началось тотчас же по выходе корабля из Кронштадта. Причиной был не только мордобой. Продукты из матросского камбуза растаскивались для офицерской кают-кампании. Делалось это бесстыдно, откровенно, на глазах матросов. Ничего не изменилось и после Наваринского сражения. Героям-матросам по-прежнему выбивали зубы и кормили впроголодь. И выведенная из терпения команда взбунтовалась. Вечером 20 декабря 1827 года, как обычно, просвистали на молитву, а затем, после спуска флага, раздалась команда: «Подвахтенным койки брать!» Но матросы не пошли к коечным сеткам, а собрались на баке. Боцман Астафьев взял было койку, но ее вырвали у него из рук и выбросили за борт. Не подействовали на матросов и угрозы офицеров…

Ласково лилась речь адмирала. Он обещал сейчас же, не сходя с корабля, наказать виновных офицеров.

— Спускайтесь спокойно в свои жилые палубы, — ворковал адмирал, — будьте уверены, что я накажу ваших обидчиков!

Запуганные, издерганные, измученные тревожной бессонной ночью, матросы заколебались. Не было у них крепких вожаков, не было четкого плана действий. И Гейден, почувствовав перелом в настроении матросов, скомандовал:

— Подвахтенные, вниз!

Матросы, поколебавшись, пошли к люкам. Но лишь только они спустились вниз, выходы были заняты офицерскими караулами. И тотчас командир корабля подал адмиралу список на четырнадцать человек, «подозреваемых быть зачинщиками». Когда перечисленных в списке вывели наверх и посадили на гребные суда, остальная команда, все пятьсот человек, стремительно бросились к выходам:

— Не отпустим!.. Вместе плавали, вместе тонули, вместе сохли!.. Все одинаково виноваты!.. Вместе погибать!.. — кричали и рвались к трапам матросы. Но, натолкнувшись на дула офицерских пистолетов, попятились. В результате этого второго возмущения наверх вывели еще шесть человек.

Вся эскадра, затаив дыхание, следила за шлюпками, увозившими мятежников на корабль «Азов». Матросы, не обращая внимания на брань и зуботычины офицеров, не отходили от люков и пушечных портов. Прощально трепетали на ветру шейные платки и матросские шапки…

1 апреля 1828 года по Валеттскому рейду раскатился пушечный выстрел. Это начали читать приговор по делу бунтовщиков с «Александра Невского». Тысячи глаз устремились на флагманский «Азов», ожидая следующих сигналов. Потекли томительные минуты, и тысячи людей вздрогнули, услышав на флагмане зловещую дробь барабанов и унылое пение горна. Дробь — тревога! По этому сигналу на всех кораблях реи были отоплены: один конец задран, другой опущен. Траурный знак смерти капитана или готовящейся смертной казни.

Приговор был таков:

«Наказать смертью двадцать зачинщиков и каждого десятого по именному списку нижних чинов команды корабля „Александр Невский“.

Но смертников спасло опять-таки Наваринское сражение. Казнить вчерашних героев морской баталии, слава о которой прогремела на весь мир, не решился даже Николай I. А команда „Александра Невского“ отличилась в этом бою, захватив турецкий флаг. Каждый десятый из команды мятежного корабля был беспощадно избит, и уже не линьками, а шпицрутенами. Двадцати зачинщикам смертная казнь была заменена ссылкой в Нерчинск, на вечную каторгу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Из офицеров „Александра Невского“ никто не был наказан или даже смещен.