Бунт на борту(Рассказы разных лет) - Зуев-Ордынец Михаил Ефимович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поздно вечером 18 июля на конспиративной квартире по экстренному вызову собрались члены городского комитета, члены штаба рабочих дружин и матросы-большевики. Говорил Оскар Минес:
— Подробностей о Свеаборге и Кронштадте у нас пока нет, но партийная дисциплина обязывает нас поддержать тех, кто уже борется!
Собрание происходило в пригородном доме, и все невольно посматривали в окно, выходившее на море. Где-то там, далеко, за чертой горизонта, по ту сторону Финского залива, уже второй день гремит орудийными залпами восставший Свеаборг.
— Ревель поддержит Свеаборг и Кронштадт, — продолжал Минес. — Мы уже договорились с эстонскими товарищами. Всеобщая забастовка и вооруженный захват власти! А вы, моряки, поддержите ревельских рабочих. Высаживайте десант, а если понадобится — ударьте главным калибром по казачьим и жандармским казармам, полицейским участкам и губернаторскому дворцу!
Но вот последовало неожиданное сообщение матросов. Из подслушанных разговоров офицеров они узнали, что морскому министерству известно о подготовке восстания на кораблях Балтийского флота и что приняты уже меры, чтобы раздавить его любыми средствами. Для начала приказано арестовать всех подозрительных матросов. На «Памяти Азова» уже арестован и передан жандармам минер Исадский, кроме того, есть приказ: команды на берег с завтрашнего утра не увольнять и рассредоточить флот. Во исполнение этого приказа завтра на рассвете учебно-артиллерийский отряд уйдет с ревельского рейда в залив Папон-Вик, якобы для учебной стрельбы.
Растерянность и смятение отразились на лицах некоторых участников совещания. Послышались взвинченные крики меньшевиков:
— Драку еще не начали, а сопатка уже в крови! Без флота из рабочих дружин царские мясники кровь будут цедить! Пропало дело! Восстание отменить!
— Молчите, истерички! — поднялся Минес. Его лицо было сурово и твердо. — Дело не пропало! Перевод учебной эскадры из Ревеля в Папон-Вик осложняет нашу задачу, но это не поражение! Нет! Отряд придет обратно в Ревель и придет с красным флагом на мачтах! Я сейчас же отправлюсь в Папон-Вик и завтра ночью буду на «Памяти Азова». Спустите мне, морячки, с борта какую-нибудь веревочку? — улыбнулся Минес матросам.
— Ты, Оскар, не марсовый, — засмеялись и матросы, — по канату тебе не подняться. Мы адмиральский трап спустим, оркестр выставим!
Ночью Минес и его охрана добрались на крестьянской подводе до залива Папон-Вик и на рассвете уже затаились в кустах, ожидая подхода кораблей. Внизу, под стожком сена, была спрятана лодка, нанятая в рыбацкой деревне. Тамберга и Лопоухого Минес оставил на вершине дюны дозорными, а сам вместе с Эдуардом Отто спустился немного по склону. Юноша успел шепнуть Минесу, что им нужно поговорить с глазу на глаз.
И вот теперь Эдуард рассказывал:
— Когда нас назначили вашей охраной, мы все трое побежали вытаскивать из тайников револьверы и патроны. Тамберг и я справились быстро, а Лопоухий почему-то замешкался. Тамберг послал меня поторопить его. Вхожу, а он еще не готов. Сидит за столом и что-то торопливо пишет. Мне почему-то показалось, что он не собирается с нами, а пытается улизнуть. Вошел я в его дом тише тихого, как мышь. Вы ведь знаете, в нашем деле не надо лишних глаз и ушей. Он заметил меня, когда я стоял уже за его спиной. Если бы вы видели, товарищ Минес, как он вздрогнул! Будто около его уха выстрелили! И побледнел, куррат[18]! Заметил он, конечно, что я удивился и вопросы буду задавать, сам первый затараторил: «Идем ведь на опасное дело, вот я и решил невесте письмо написать». — «Ну, дописывай, — говорю, — я подожду». — «Ладно, — говорит, — не стоит, пожалуй, ее расстраивать!» А сам все глубже и глубже письмо в карман запихивает, словно боится, что я листок из рук у него выхвачу. А потом мы вышли к ждавшему нас Тамбергу. Что вы на это скажете, товарищ Минес?
— Письмо это и сейчас при нем, как вы думаете, Эдуард?
— Я все время следил за ним. Не выбросил. Разве вот сейчас попытается уничтожить. Так ведь при нем Тамберг.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Минес поднялся и зорко, внимательно оглядел окрестности. Отто понял.
— Здесь опасно. По дороге могут проехать. Лучше в море.
И в этот момент они услышали голос Лопоухого. Он стоял выше их на склоне дюны и громко, насмешливо говорил:
— Все совещаетесь о мерах безопасности? На меня надейтесь! Товарищ Минес, грудью прикрою тебя от царских пуль и штыков!
— Идемте вниз, спускайте лодку на воду, — приказал Минес.
— Зачем? — удивился Лопоухий. — К эскадре поплывем ночью, а она еще и не пришла.
— Нужно осмотреть рейд, выбрать короткий и скрытый подход к кораблям.
Когда лодка отошла от берега так далеко, что деревья казались низеньким кустарником, а людей и вовсе не различить, Минес окинул взглядом море. Ни дымка, ни паруса на горизонте. Тогда он посмотрел в упор на Лопоухого.
— Дай твое письмо к невесте!
— Вы что?.. Вы с ума сошли? — взвизгнул Лопоухий, схватившись обеими руками за борт. Он, видимо, хотел выброситься из лодки, но три револьвера уставились на него. Эдуард вытащил из его кармана письмо к «невесте», которое оказалось донесением в жандармское управление.
Минес прочитал его вслух. Фамилии товарищей из дружины и городского комитета РСДРП. Против каждой фамилии — домашний адрес. Затем предложение выдать боевую дружину, подпольную типографию и судовые партийные комитеты учебного отряда. Всего за десять тысяч рублей.
Минес кончил читать. Точку поставили три выстрела в упор. Убитый провокатор упал навзничь на корму, и Эдуард выстрелил в него еще два раза. В глазах юноша стояли слезы ярости и ненависти. Труп выбросили в море, привязав к нему лодочный верп. Но от разыгравшегося через несколько часов шторма якорек, видимо, отвязался и труп принесло в устье Пириты, на радость жандарму Мезенцеву.
Повернули к берегу и гребли медленно, подавленные. Провокатор пробрался в штаб и в городской комитет! После долгого молчания Тамберг сказал:
— На волоске мы висели.
— Наше дело на волоске висело, а это хуже! — откликнулся Минес.
После полудня услышали далеко в море орудийные выстрелы. Отряд вел учебную стрельбу. А под вечер корабли вошли в залив. Минес и его товарищи глядели на них, лежа в прибрежных кустах.
Первым шел флагманский корабль, крейсер первого ранга «Память Азова». Он предназначался для самостоятельных действий на океанских просторах как рейдер — охотник за военными транспортами и торговыми судами неприятеля. Кроме мощных машин с шестью котлами, он имел парусное вооружение для экономии топлива во время плавания вдали от берегов.
У «Памяти Азова» была славная родословная. Свое имя крейсер получил в память линейного парусного корабля Черноморского флота «Азов», особенно отличившегося под командой М. П. Лазарева в Наваринском сражении. На носу крейсера были изображены белый георгиевский крест и полосатая черно-оранжевая орденская ленточка. Окрашенный в серо-голубой цвет, сверкающий надраенной медью, опрятный, щеголеватый, крейсер словно приготовился к торжественному морскому параду.
За флагманом вошли в залив минные крейсеры «Воевода» и «Абрек», миноносцы «Ретивый» и «Послушный». Один из кораблей отряда, учебное судно «Рига», остался в Ревеле. Он проводил стрельбу у острова Нарген.
«Какая грозная сила! — думал Минес, любуясь кораблями. — Мы должны направить ее на борьбу за революцию!..»
Глухой ночью, в часы «собачьей вахты», лодка с тремя большевиками подошла к эскадре. На берегу, в соснах, свистели первые взмахи шторма.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Кочегар № 122Тесное таранное помещение «Памяти Азова», куда не только офицеры, но и кондукторы[19] редко заглядывают, было набито матросами. Шло собрание корабельной большевистской организации. Председательствовал широкий в плечах, с густыми черными усами на твердом, волевом лице артиллерийский квартирмейстер[20] Нефед Лобадин. Справа и слева от Лобадина стояли члены комитета — стройный, высокий красавец гальванерный квартирмейстер Петр Колодин и румяный смешливый баталер[21] Степан Гаврилов. Рядом с ним стоял Оскар Минес, переодетый в матросскую форму. Говорил Степан: