Безмятежность - Светлана Нилова

 Почему-то я перестала бояться смерти. Умереть страшно только первый раз. Ну, может быть и второй тоже, пока не привыкнешь. Но когда Смерть подкатывает с каждой волной и когда каждая вспышка молнии над головой может стать последним светом… Уже не страшно. Только очень утомительно. Так и хочется закричать Богу:

 - Ну, бери уже меня!

 А потом появляется какая-то холодная расчетливость. Вот, я умру, и что же будет там? Священник говорил, что там будут райские сады. И полное умиротворение. Но это,  верно, для праведников. Или для совсем маленьких деток. А я не маленькая и грехи у меня есть. Меня в ад отправят? Ну, вроде, не такие страшные грехи. Немного тщеславия, немного уныния и капелька зависти… Ах, да, чревоугодие! Молоко я могу пить в любых количествах и мне всё время мало. И мороженое тоже. Это и есть чревоугодие.

 Но для ада вроде грехов маловато. Значит, меня отправят в чистилище. Я плохо представляла, что это такое. Это между адом и раем. Наверное, это и есть земная жизнь.

 Ещё мама говорила, что потерять душу страшнее, чем потерять жизнь. Я пока не знаю, как это: потерять душу. А вот мама знает. И папа тоже знает. Но они не успели мне рассказать. Пока не успели…

 Я очнулась от резких звуков.  Оказывается, я задремала на палубе. Поднявшись, я огляделась.  Вокруг «Ники» плавала огромная касатка. Она казалась даже больше яхты, по крайней мере, в теперешнем её состоянии. Касатка подплывала к самому борту, отворачивала голову и расходилась с «Никой» всего в нескольких сантиметрах. Я подумала, что один удар сильного хвоста или даже плавника и шпангоуты не выдержат. Мы утонем быстро, как жуки в консервной банке. А касатка будет выедать из разрушенной «Ники» наши тела. И тогда я заверещала. Не знаю, как ещё можно назвать этот тонкий звук, издаваемый дельфинами. Наверное, у меня получилось. Касатка, идущая на новый маневр, вдруг замерла и остановилась. Потом она поднялась из воды: невероятно огромная и мокрая. Я стояла, затаив дыхание, и боялась даже думать. Касатка посмотрела на меня своими желтоватыми, умными глазами и, отпрянув от «Ники»,  быстро поплыла прочь. Мне кажется, взгляд её проник прямо мне в душу.  И что-то оставил там…

 Я работала на ключе, когда мне почудился гудок. Я прислушалась. Гудок повторился. Я бросилась наружу, упала, стала карабкаться по лестнице верх, снова упала. Ноги почему-то не слушались меня и промахивались мимо ступеней. Наконец, я выбралась и оглядела океан. На горизонте было судно. И оно шло к нам. Сквозь неожиданно выступившие слезы я не могла разглядеть его в подробностях.

 - Мама! – хотела позвать я, но голос меня тоже не слушался. Я совсем обмякла и опустилась на палубу. Оставалось только смотреть на приближающийся корабль и думать. Кто это: рыбаки или бандиты? Что нам ожидать: спасения или смерти? Я уже давно смирилась с тем, что мы умрем, а эта неожиданная надежда на жизнь почему-то лишила меня последних сил и парализовала волю. Я сидела на палубе и по моим щекам текли и текли слезы.

 Судно приближалось быстро и скоро даже сквозь слезы я разглядела, что это большой катер. На носу находились мужчины в форме спасателей и там же обретался  мальчишка в ярко-зеленой куртке и оранжевом жилете. Он подпрыгивал, залезал на ограждения и размахивал своей зеленой шапкой.

 «Вот придурок!» - подумала я и вытерла мокрые щеки.

14. Аляска

 Мальчика звали Сэм Наколайски, но за глаза его называли Сэм - беда. Где бы он не появлялся, даже если вел себя смирно, обязательно случались неприятности. Неловко повернувшись в магазине, он легко сносил витрину с выставленным товаром. А начав поднимать его – рушил соседнюю. Помогая на кухне, он мог случайно плеснуть воды на сковороду и, под яростную ругань отца, переворачивать весь дом в поисках мази от ожогов. А, найдя её, надавить тюбик с такой силой, что мазь вылетала не на пострадавшее место, а в глаз кому-то из домочадцев.

 Между тем Сэм был веселым, доброжелательным и крайне деятельным мальчиком. Ему не сиделось на месте, он постоянно что-то изобретал, мастерил, строил и улучшал. Но инструмент в руки ему не давали – боялись катастрофических разрушений. Ведь однажды он оставил город без электричества с помощью всего лишь жестяной банки и гвоздя. Этого ему забыть не могли и все жители придирчиво следили: что у Сэма в руках?

 - Молоток? Брось, брось немедленно! А-а!

 Молоток падал вниз, рикошетил и втыкался кому-то в ногу.

 Сэму разрешали посещать только те занятия, где он не мог причинить никому вреда. Одно из них было – радиодело. Если не считать, что на первом же уроке Сэм сбил все настройки частот и чуть не спалил старенькую рацию, дела продвигались неплохо.

 В один из дней Сэм шарил по радиоэфиру и услышал слабый сигнал «sos». Вначале ему не поверили: на таких частотах профессионалы не работают. Но сигнал повторился и его запеленговали. Это был мой сигнал. Я не отвечала на вопросы, меняла частоты, поэтому спасателям было трудно, но они всё же пошли на мой сигнал. Сэма Найколайски тоже взяли на борт. Ведь первый раз в жизни Сэм оказался не бедой, а спасителем и его восторг невозможно было описать. Впрочем, зеленую шапку, которой он так активно махал при нашей встрече, он все-таки уронил в воду.

 Уналашку, куда нас доставили, я увидела только через окно больницы. Пять дней меня пичкали таблетками, витаминами и разной едой. Папа снова оказался в проводах и трубках – у него была пневмония. Нашу «Нику» бережно доставили в порт и поместили в доке.

 В ту же ночь, как мы оказались на земле, разыгралась буря.  Порывистый ветер ударял в окно струями дождя, и я каждый раз вздрагивала. Эта ночь могла оказаться последней в нашей жизни. Первую ночь на берегу я не могла спать, а, закутавшись в одеяло, стояла у окна и смотрела в темноту.

 «Бог есть. Он спас нас» - думала я. – «Значит, мы нужны ему здесь, на Земле. Может, есть что-то такое, что просто необходимо сделать и никто, кроме нас, этого не может?... А что могу я? Для чего я живу? Какая польза от моей жизни?»

 Я не нашла ответов и заснула только под утро, забравшись в постель к мамочке и прижавшись к её теплому боку.

 С бурей нам тоже повезло: она бушевала три дня и связь с материком была плохая. А потом сделалось ясно, прилетели журналисты и ещё какие-то представители. Ещё через день, Сэм, он навещал меня в больнице, привел меня к компьютеру и с гордостью продемонстрировал в Интернете репортаж о нас. На любительском фото девочка с грязными разводами на щеках стоит на коленях на палубе полуразрушенной яхты. Этой девочкой была я, но я не помнила этого момента. Когда я встала на колени? Может перед тем, как подняться? Хорошо ещё, что не выложили фото, где я стою на четвереньках и не могу встать потому, что у меня кружится голова. Или, как меня тошнит от горячего супа. 

 И вдруг меня прошиб холодный пот. О «Нике» и о нашем дрейфе узнал весь мир! Мы столько сделали, чтобы затеряться в океане, чтобы никто не нашел нас! А теперь бандиты знают не только, в каком мы океане, но даже точный  адрес! Мне стало нехорошо. Я бросилась в палату, к папе:

 - Папочка! Мамочка! Нам надо уходить! Те люди….

 Я не договорила. Рядом с папой сидел знакомый судебный человек. Тот самый, с Коста-Рики, что говорил о какой-то программе.

 - Здравствуй, Софи! Я очень рад, что вы живы.

 - Минуту назад ты говорил, что УДИВЛЕН, что мы до сих пор живы, - перебил его папа.

 - Не придирайся к словам, Ник. – Поморщился мужчина. – Ты не веришь, что я хочу помочь?

  - Верю, Дэн,- согласился отец. – Тебе лично верю. Но ваша контора – течет. Ни одна живая душа не знала, что мы – на Гавайях. Стоило связаться с вашей конторой и, о чудо, они узнали!

 - Яхта слишком приметная, Ник!

 - Это здесь, в Датч-Харборе,  она приметная. Южная красотка в северных широтах. Ветку прячут в лесу, Дэн. Ни в Полинезии, ни в Мельбурне, ни даже в Кейптауне у нас не возникало проблем. Если бы у них были связи с таможней – нас бы вычислили ещё в Австралии. И в Мельбурне наш путь бы оборвался. Но нет. Мы были в полной безопасности. Пока не вернулись в Америку. Точнее, пока я не позвонил вам. 

 Папа яростно жестикулировал, несмотря на руку в гипсе. Трубки из него уже вынули, осталось только несколько проводков. Папа оторвал их от себя и отшвырнул в сторону. Где-то за стеной запищало. В палату влетела медсестра, но, увидев, Дэна, смущенно улыбнулась, опустила глаза и, подойдя к папиной постели, щелкнула тумблером, поправила подушку и робко поинтересовалась:

 - Могу я вам чем-то помочь?

 - Оставьте нас!- резко сказал Дэн, медсестра вспыхнула и стремительно удалилась.

 - Не вымещай свои неудачи на персонале, - покачал головой папа.  – Отношения с людьми важнее отношений с начальством.

 Я так хотела узнать, о чем они будут говорить, но тут пришла мама и увела меня из папиной палаты. В коридоре нам снова встретился Сэм.