Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

Как мы уже отмечали, армянских призывников из восточных провинций, которых четко выделяли среди уроженцев других вилайетов, в первые месяцы войны приписали к боевым и транспортным частям. Сейчас нам следует остановиться на отношении к ним после депортации и массовых погромов населения, начавшихся в Эрзурумской области. Начнем с того, что их судьба находилась в руках главнокомандующего 3-й армии Махмуда Камиля, как и судьба гражданского населения, поскольку правительство официально предоставило армии возможность решать, насколько «срочным» было «перемещение подозреваемых лиц» из зон военных действий в «тыл». До сих пор содержание войск османской армии, дислоцированных в Эрзурумском вилайете, главным образом лежало на армянском населении. Армяне расквартировывали их в своих селах (отсутствие казарм ни для кого не было секретом), кормили, обеспечивали рабочим скотом, подвозили провиант, предоставляли медицинскую помощь и снабжали продукцией, изготовленной их мастеровыми. Как отметил вали Эрзурума Тахсин, «перемещением» армянского населения в тыл, а значит и сокращением этого источника материального обеспечения Махмуд Камиль рисковал в очень короткий срок сделать Третью армию небоеспособной. Иными словами, с чисто военной точки зрения, устранение гражданского армянского населения рассматривалось как чистейшее безумие. Что же касается политической и идеологической стороны этого процесса, он полностью совпадал с целями Центрального комитета младотурок стремящихся к очистке восточных провинций от нетурецкого населения. Вместе с тем можно ли хоть на мгновение представить что решение армянского вопроса было действительно доверено Махмуду Камилю или армии? В системе, где все решения принимались Центральным комитетом партии, это было исключено. Более вероятно, что «безопасность тыловой базы» была лишь алиби придуманным для узаконивания политики уничтожения путем придания ей правового прикрытия, тем более что принимаемые Стамбулом политические решения расходились с непосредственными интересами военных.

С другой стороны, мы обязаны задаться вопросом, кто вершил судьбы десятков тысяч армянских призывников, вырванных из естественных условий и разлученных со своими семьями. Имеющиеся у нас примеры показывают, что армия отстаивала свое право на пересмотр решений, касающихся этих солдат, по крайней мере до мая 1915 г., хотя мы видели, что начиная с зимы 1914/15 г. отношение к ним граничило с политикой уничтожения от истощения или, для менее покорных, с подстрекательством к дезертирству. В период проведения депортаций власти иногда даже рассматривали возможность не подвергать депортации солдатские семьи, хотя это касалось только рекрутов из провинций Западной Анатолии, воевавших в Дарданеллах или на сирийско-палестинском фронте. Ни одно из имеющихся у нас свидетельств не предполагает применения аналогичных мер в отношении восточных вилайетов. Такое впечатление, что у армян, проживавших на своих исконных землях, и тех, которые были разбросаны по западным областям, совершенно разные судьбы.

Нам известно, что начиная с конца февраля новобранцев боевых частей, призванных из вилайетов Эрзурум и Битлис, собирали в небольшие группы и казнили. Судьба этих бойцов, бывших в меньшинстве среди других армянских призывников, отличается от судьбы солдат, отбывавших службу в трудовых батальонах, которым, казалось бы, была предназначена судьба гражданского населения. Так 15 мая было принято решение об их ликвидации в районе, находящемся в ведении 3-й армии[1715]. Чаще всего их разбивали на группы по 200 или 300 человек и передавали чете, которые и приводили приговор в действие на «полях смерти», о которых мы уже говорили. Так было, например, с двумя сотнями призывников из Хыныса, которых вырезали в Чане недалеко от Кыгы[1716], и с четырьмя тысячами солдат-рабочих из Харпута, работавших на дороге между Хошматом и Балу. Один спасшийся ссыльный видел их трупы, еще только начавшие разлагаться, когда пробивался в Дерсим[1717]. Были также и промежуточные случаи, как, например, с призванными мастеровыми, нанятыми непосредственно армией или работающими в военных мастерских. В отношении этих людей не было никакого системного подхода. Так, 60-летний Эгия Торосян из Мамахатуна, призванный на службу, несмотря на возраст, сначала работал в эрзинджанском госпитале, а затем в мае 1915 г. его перевели в 35-й рабочий батальон, состоящий из восьмисот человек. Рабочие батальона трудились в военной компании, располагавшейся в двадцати минутах от центра города Мамахатуна[1718]. Несмотря на огромный спрос на опытных мастеров, даже этот батальон постепенно лишился большинства своих членов, которых ночами в группах по 15–20 человек выводили за город, где их убивали чете из Специальной организации. И все-таки 235 рабочим удалось выжить[1719].

Мы также знаем о деле Рубена Торояна, призывника из Эрзурума. Вместе со своими мусульманскими напарниками он отвечал за транспортировку боеприпасов из Эрзурума на фронт. Он был свидетелем разграбления армянских деревень в районе Пасун, разгрома церкви в Олти, только что захваченном османской армией, и жестокого обращения с двумястами армян, взятых в Олти в заложники[1720]. В Одзни, где базировался его полк, он видел, как армянских крестьян изгоняли из их домов с целью захвата и разграбления продовольственных запасов[1721]. В расположенной неподалеку деревне Илия он стал свидетелем того, как жандармы выгнали из деревни ее жителей, которые безропотно сносили свои страдания за околицей в течение шести дней до того, как их всех отвели на небольшое расстояние и убили. Один из его турецких товарищей, капрал Ибрагим, подтвердил, что Тороян видел, как он жаловался, что ничем не поживился во время разграбления этих армян, у которых много золота, «особенно у женщин»[1722].

После возвращения в Эрзурум Тороян стал свидетелем отправки конвоев с депортированными. До тех пор его не трогали. Капрал Торояна предложил ему спасение, если тот приведет ему «красивую девушку». Торояна арестовали, как и всех других армянских призывников, и направили в конвой, содержащий около тысячи людей, которых охраняли шесть жандармов. На следующее утро недалеко от Ашкале чете и солдаты окружили караван и отобрали у подконвойных пожитки и личные вещи и заключили двести или триста призывников из конвоя в тюрьму Ашкале. Ежедневно четверо или пятеро из них умирали от голода. Через несколько дней призывников из Эрзурума (эта деталь в свидетельстве Торояна говорит о том, что в тюрьме были и другие солдаты) направили на дорожные работы. Их присоединили к другим армянским рабочим и приставили охрану: по одному солдату на десять рекрутов. Тороян отмечает, что он работал в таких условиях в течение пяти месяцев и за это время многие армяне, включая его брата, умерли, не выдержав столь жестокого обращения. Потом командующие отделили таких, как Тороян, мастеров, а остальных отправили «на бойню в Кемах Дереси».

Двумстам оставшимся мужчинам, продолжавшим работать в ужасающих условиях, было предложено принять ислам. Вопрос прошел все ступени иерархической лестницы, пока