Дюна - Фрэнк Херберт

— Каков урон, причиненный бурей?

— На посадочном поле и в хранилищах спайса — очень значительный. Как от битвы, так и от бури.

— Я думаю, нет ничего, что не могло бы быть восстановлено с помощью денег.

— Кроме жизней, мой господин, — сказал Гурни, и в голосе его послышался упрек, как будто он хотел сказать: «Давно ли Атридесы стали беспокоиться о вещах, когда в опасности люди?»

Но Пол сосредоточил внимание на внутреннем видении и тех видимых ему дырах в стене времени, что все еще лежали на его пути. Сквозь каждую из таких дыр уносился вдаль по дорогам будущего джихад.

Он вздохнул и прошел к замеченному у стены креслу. Когда-то оно стояло в столовой и, могло статься, служило его отцу. Но сейчас оно было лишь предметом, который мог помочь ему одержать победу над усталостью и скрыть ее от окружающих. Он сел, поправив плащ и ослабив застежку стилсьюта у шеи.

— Император все еще скрывается в останках своего корабля, — сказал Гурни.

— Теперь его можно перевести сюда. Харконненов еще не нашли?

— Все еще ищут среди мертвых.

— Каков ответ с кораблей наверху? — он указал кивком головы на потолок.

— Ответа еще нет, мой господин.

Вздохнув и поудобнее устроившись в кресле, Пол сказал Хэллеку:

— Приведи ко мне пленных сардукаров. Мы должны послать сообщение нашему императору. Пришло время обсудить условия.

— Да, мой господин.

Гурни повернулся и сделал знак одному из федайкинов, который тотчас же занял его место возле Пола.

— Гурни, — прошептал Пол, — с тех пор как мы снова вместе, ты еще ни разу не вставил приличествующую случаю цитату. — Он посмотрел на Гурни и увидел, что губы у того дрогнули в усмешке.

— Как пожелаете, мой господин, — сказал Гурни. Откашлявшись, он на едином дыхании проговорил:

— «И победа в тот день обернулась трауром для всех людей, ибо слышали все люди, как король оплакивал своего сына».

Пол закрыл глаза, вытесняя из памяти скорбь, заставляя ее притихнуть и ждать своего часа — так отложил он когда-то оплакивание своего отца. Сейчас он сосредоточился на открытиях того дня — смешанные пути будущего, скрытое присутствие Алии внутри его «Я».

Из всего, что дало ему временное видение, это было самым странным. «Я восстала против будущего, чтобы поместить мои слова туда, где только ты можешь их услышать, — сказала Алия. — Даже ты не можешь этого сделать, брат мой. Я открыла интересную игру. И… ах, да! Знаешь, я убила нашего деда, сумасшедшего старого барона. Ему было совсем не больно».

Тишина. Его чувство Времени показало, как она исчезла.

— Муаддиб!

Пол открыл глаза и увидел обрамленное черной бородой лицо Стилгара, темные глаза, в которых еще сверкали отсветы битвы.

— Вы нашли тело старого барона? — сказал им Пол.

Все, кто находился рядом, умолкли, пораженные услышанным.

— Как ты узнал? — прошептал Стилгар. — Мы нашли его тело в этом странном металлическом сооружении императора.

Пол им не ответил — он глядел на Гурни, вернувшегося в сопровождении двух Свободных, которые вели пленного сардукара.

— Вот один из них, мой господин, — сказал Гурни. Он знаком велел охране поставить пленного в пяти шагах от Пола.

В глазах сардукара, отметил Пол, читалось изумление. Синий кровоподтек тянулся от ноздри к уголку рта. Он был темноволос, с правильными чертами лица — внешне типичный сардукар, но на его порванной форме не было знаков различия, если не считать золотых пуговиц с имперским крестом и полуоторванного галуна на брюках.

— Я думаю, что это офицер, мой господин, — сказал Гурни. Пол обратился к пленному:

— Я — герцог Пол Атридес. Тебе это понятно, старина? Сардукар смотрел на него, не двигаясь.

— Говори! — приказал Пол. — А не то твой император может отправиться к праотцам.

Человек тупо моргнул и проглотил слюну.

— Кто я такой? — возвысил свой голос Пол.

— Ты — герцог Пол Атридес, — хрипло ответил человек.

Он показался Полу уж слишком покорным, но ведь сардукары были совершенно не подготовлены к тому, что произошло в этот день. Они никогда не знали поражений, а это, считал Пол, могло нести в себе момент слабости. Он оставил эту мысль для дальнейшего развития во время своих тренировочных размышлений.

— Я хочу, чтобы ты передал сообщение императору. — И он заговорил, облекая слова в старинную форму: — Я, Герцог Великого дома и родственник императора, приношу клятву перед Конвенцией: «Если император и его люди сложат оружие и придут сюда, я стану охранять их жизнь, как свою собственную! — Пол поднял левую руку так, чтобы сардукар мог видеть на ней кольцо с герцогской печатью. — Клянусь этим кольцом!

Сардукар облизнул губы и посмотрел на Гурни.

— Да, — сказал Пол, — кто, кроме Атридесов, может полагаться на преданность Гурни Хэллека?

— Я передам сообщение, — сказал сардукар.

— Отведи его на передовой командный пост и отправь, — сказал Пол.

— Да, мой господин, — Гурни кивнул охране, и они вышли. Пол снова повернулся к Стилгару.

— Прибыли Чани и твоя мать, — сказал Стилгар. — Чани просила дать ей время, чтобы побыть одной со своим горем. Преподобная мать поднялась ненадолго в тайную комнату, не знаю зачем.

— Моя мать испытывает страшную тоску по планете, которую никогда, возможно, не увидит, — сказал Пол. — Вода там падает с неба, а растительность такая плотная, что сквозь нее трудно пробираться.

— Вода с неба… — прошептал Стилгар.

В это мгновение Пол увидел, как изменился Стилгар, превратившись из наиба-Свободного в слугу Лизана ал-Гаиба, вместилище благоговения и послушания. Это было умаление человеческой личности, и Пол почувствовал в нем холодное дыхание джихада.

«Я видел, как друг превращается в почитателя», — подумал он.

Ощущая свое одиночество, Пол оглядел комнату, отметив, какими точными и торжественными стали в его присутствии стражи. Он чувствовал, что между ними идет молчаливое, но очень важное соревнование — каждый надеялся на знак внимания со стороны Муаддиба.

«Муаддиб, от которого исходит всяческая благодать… — подумал он, и эта мысль была самой горькой за всю его жизнь. — Они чувствуют, что я должен захватить трон. Но они не могут знать, что я делаю это для того, чтобы избежать джихада».

Стилгар кашлянул и сказал:

— Раббан тоже мертв. Пол кивнул головой.

Охрана справа внезапно раздвинулась в стороны, открыв проход для Джессики. На ней была черная аба, и шла она так, как ходила по пескам, но Пол отметил, как этот дом воскресил в ней воспоминания о тех днях, когда она была наложницей правящего герцога. В ней чувствовалось нечто от прежней уверенности.