Роман в письмах. В 2 томах. Том 1. 1939-1942 - Иван Сергеевич Шмелев

Вчера — весь день на людях, вернулся к 9, а меня уже ждали мои «юные», замерзали у двери, — забыл оставить ключ от квартиры у консьержки. Ну, я их покормил и заласкал, читал им — неутомимый! — Пушкина — «Пир во время чумы» и «Бориса» — Пимена с Григорием535. Сегодня утром — снова нарочный от генерала Ознобишина, — бывший военный агент — до великой войны еще! — у кого я был недавно. Умоляет — на днях ему вторая операция, — завтра, на завтрак! Я был неприятно озадачен. Оказывается, я так — прости! — «очаровал» всех у него, и его… — молит — «это даст мне силы перенести операцию, я столько поразительного услыхал, вся душа переполнена…» Ну, могу ли отказать — в таких условиях! Меня теребят, и я бессилен отказать. Поеду. Что я за проповедник?! Мои книги дают _в_с_е… Ах, Олёк… ты не знаешь моего «Лика скрытого», посвященного в 16 году — Сережечке! Там так мно-го… и страдания, и… предчувствий. М. б. ты выпишешь из Берлина (* Рассказ называется «Das verborgene Antlitz». Iwan Schmeljow. Стр. 35–47.) «Европейше Ревю», книга журнала янв. 34 г. — тогда адрес был: Берлин, W. — 35, Лютцовштрассе 91 а. Но там лишь часть рассказа, 12 страниц больших, — философия полковника Шеметова536, — _о_с_н_о_в_а_ вещи. А _в_с_я-то вещь..! — я бы _с_а_м_ тебе прочитал..! Положил бы твою головку к сердцу — и все бы тебе перелил в душу, так нежно, так любовно, с такой сладкой болью, Олёля моя… — и нежно целовал бы твои глаза… и плакал бы с тобой над жизнью, над болью и страданиями людскими. _Т_а_м, в рассказе, _в_с_е_ дано, что потом должно было _б_ы_т_ь_ и что еще длится: _о_б_м_а_н_ ЖИЗНИ. И во всем — _с_а_м_и_ виноваты. Там, в рассказе — _д_в_е_ «системы» строить жизнь и познавать ее, — сталкиваются: рацио, ratio, и… сердце, душа… — самому смутно.

Ах, как люблю тебя! До физической боли в сердце, до… крика в нем. Зову, жду, грежу, молю, молюсь, тоскую, вспыхиваю, горю… сгораю… — сегодня особенно, весь взбит, рвусь к тебе мыслью, _в_и_ж_у… так воображаю..! — _ж_и_в_у_ю, теплую, трепетную в моих руках, склоняюсь, ножки целую твои… безумствую. И сам за собой слежу, _в_с_е_ это _в_и_ж_у_ в себе, стараюсь сдержать себя, и — снова рвусь, мечусь. Сегодня под утро… звал, звал… _в_и_д_е_л_ тебя, до страсти… — что со мной! Ни-когда такого не было… Это _т_ы_… думаешь, сердцем льнешь, манишь, влечешь, чаруешь..? Ты — чаровница, в тебе сила волшебная, невиданная мною… — ты, будто, _ч_а_с_т_ь_ моей души, и потому я _н_е_ могу жить без _т_о_й_ части, без тебя, ищу, зову, томлюсь, пою тебя, молю — дай же _м_о_ю_ душу… она — ее часть — в тебе… Оля, если бы случилось _ч_у_д_о_ — огромное..! — ты понимаешь, о чем я… чтобы ты продолжалась, чтобы _н_а_ш_е_ _ж_и_л_о, осталось для жизни… и без нас! Безумство? Нет, — возможность. Я не хочу пройти мимо этой «можности»! это — _м_о_ж_е_т_ _б_ы_т_ь, это _с_в_я_т_о_е_ для меня, такое упование..! — Господи, Ты видишь, как я чувствую, как чисто, как благоговейно. Творчество любви, самое вдохновенное… — _в_с_е_ _о_с_в_я_щ_а_е_т. В нем — все тленное получает силу нетленного, очищается, и все страстное, от жгучей крови, становится почти святым. Девочка моя, прекрасная моя… все слова теряю, когда хочу выразить _в_с_ю_ любовь, ее неизмеримость, ее _с_в_е_т_ _в_е_ч_н_ы_й_ во мне. Целую тебя, святочка моя, нежка, умненькая, свет неугасимый… прелесть прелестнейшая! О, моя Ольгуля… дай же губки…

[На полях: ] Твой — всегда — до _к_о_н_ц_а_ — Ваня

Как ты необычайна во всем! А — в _ч_у_в_с_т_в_а_х..! Чудо ты.

Сбереги пасхальную свечку! Получила? А «Старый Валаам»? А — меня? еще… —?

Оля, слушай: прошлого, _в_с_е_г_о, — что тебя коснулось, — для меня _н_е_т_. Ты — сама правда. П_р_а_в_д_а.

128

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

13. I.42, 9–40 утра

Канун нашего Нового года.

Дорогая моя Ольгушечка, _ч_т_о_ ты пишешь!?… — 29.XII — «разобьюсь, как щепка» —! — «что-то должно случиться», «так жить нельзя», «я так несчастна!» Господи… _в_с_е_ я понимаю, ласточка… и молю тебя: выдержи, не сдавайся, _в_е_р_ь! Будь же сильна любовью, единственная моя, светляночка! Мне легче, думаешь? Ты хоть с мамой, с братиком, ласковое слово слышишь, сама скажешь… а я — все один. Ну, Ивик… ну, друзья, редкие, — я же всей-то души не распахну, не оттаю хоть на мгновенье… — только тобой и жив, далекая, солнце мое живое. Ведь _в_с_е_ ты мне, ты только! И когда _в_и_ж_у_ — о, как вижу! — твои страдания, чувствую их по письмам, — а я их всегда в сердце держу, всегда томлюсь тобой… — я мечусь, бессильный. И все же верю — увидимся и сольемся сердцем, всем лучшим в нас! Не сможешь в Париж весной — я изойду в усильях, клянусь тебе, мученица моя, святая девочка моя… _в_с_е_ сделаю, чтобы преодолеть свое смущенье, к тебе приехать, добиться позволения. М. б. посодействует мне наш Эмигрантский комитет, куда и я должен был войти… но я не люблю официальных «хомутов», дерганья… я очень «н_е_д_е_л_о_в_и_т», и заявил, что моя работа литературная требует _в_с_е_г_о_ меня, и потому я числюсь под титулом «почетного председателя литературно-просветительского отдела». Нужно было лишь _и_м_я_ мое. Так вот, м. б. мне за _э_т_о_ дадут поддержку, уповаю, т. к. управляющим делами русской эмиграции во Франции537 состоит партийный человек — русский, — который знает и ценит мое искусство. Кстати: нет надежды поехать в Берлин и устроить литературное публичное чтение мое, — таковы условия времени. О моих планах — посетить лагеря — нечего и думать: вчера получил точные справки. А то я поехал бы, не взирая на погоду, на тифус экзантематик. Милуша, Олёлик мой… ох, как верить хочу, что добуду тебя, Жар-Птица! Ах, Ольгушка… ох, как верить хочу, что добуду тебя, Жар-Птица! Ах, Ольгушка… ты — молода, у тебя _з_а_п_а_с_ — можешь ждать… а мне каждая неделя — убыль… и я все-таки, _в_е_р_ю! Слава Богу — бодр, дивятся: какой все легкий, какой горячий… такой же запал и пыл! Да, когда увлечен мыслью, образом, — я горяч, я в стремлении, весь. Силой воли, _ж_и_з_н_е_н_н_ы_м_ током во мне стараюсь себя держать на «укороченной узде», в мере, как цирковая лошадь. Это — чудо-сила твоей любви, небывалая радость! Без тебя я давно бы сник. А теперь я с таким зарядом, столько воли творческой, образы ярко выпуклы, все кипит, все горит во мне. Пропою я тебе «Пути Небесные», —