Роман в письмах. В 2 томах. Том 1. 1939-1942 - Иван Сергеевич Шмелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спешу, ошибки сама поправь.
Твой Ваня
129
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
15. I.42. 8 вечера
Сейчас получил от I янв., твое и «общее»-привет538, а вчера от 4-го — два, чудесное — этот «крик» любви! — и счастлив, что получила книги и духи, и конфеты. Ольга, изволь _ж_и_т_ь_ духами, съешь все варенье-грушку, для тебя же я старался: хотел очистить для тебя грушку, так хотел..! — и вот, очистил и сварил-послал. И это было мне так радостно, хоть _э_т_и_м_ войти в тебя, моей заботкой, моей далекой лаской. О, нежная моя… эти твои — «я сердце твое в _с_е_б_е_ хочу услышать». О, я понял, я страстно тебя обнял, воображением, до осязаемости, _в_с_ю… — о, ты бы услыхала мое сердце — в тебе! И отдала живое, новое… _с_е_р_д_е_ч_к_о, _н_а_ш_е! Оля, Оля… если бы ты здесь, со мной… вот, у камина, я посадил бы тебя в большое кресло глубокое… я обнял бы твои колени, прижался бы к тебе, моя пичужка… так ласкал бы..! — так нежно-страстно, так уютно-кротко, так сильно-жарко… — прости, чудеска… Нет, я не уничтожу ни одного из твоих писем, — все они — ты! разная, и — вся ты. Я люблю и страстность твою, и даже неправоту твою, — все та же пылкость. Поцелуем снял бы я твои слезы, слезы тоски-любви, когда ты в автобусе ехала. Не тревожься, я не страдаю от холода, привык я… — и скоро затопят по-настоящему, — мотор испортился. У меня и электрический радиатор в 1500 ватт — у стола градусов 13–14. Чудесно ты о «звездочке» в рождественский сочельник, о папе, чуткая какая, детка. О, милое сердечко, как ты бьешься чутко… ах, послушал бы его биение, слил со своим, — все ночи слушал бы, во сне как бьется. Оля-Оля… говоришь — «пиши»! Я могу писать, когда захвачен чувством сильным к тому, о чем пишу… — тобой захвачен, и тебе пишу! Все эти месяцы. _Ж_и_в_у_ тобой. Ты мне _н_е_ для писания, — для _ж_и_з_н_и, ты мне для _т_е_б_я_ нужна, вся ты, как сила жизни, как свет жизни, как — радость, как бодрость… — и тогда — работа! Ч_т_о_ бы я писал, и _к_а_к_ писал бы! Без тебя мне трудно, пусто, и — кажется — бесцельно. Но я себя заставлю, м. б. Не могу выкраивать часа 3–4 сряду, полных, забыться в _с_в_о_е_м_ мире… Надо что-то… — не обедал? Надо отрываться, искать, что есть там, в кухне, — моя старушка приходит не каждый день, у ней еще другие, — у доктора Серова по четвергам, еще. Вот это меня гнетет, а я привыкаю к людям очень туго. Надо идти за молоком, за хлебом, за… _в_с_е_м. Что же, таков удел писателя, оставшегося одиноким. Странно, как я мог еще столько написать после Оли! Ты многого еще не знаешь из моего. «Старый Валаам», с 6-й главы писалось уже _п_о_с_л_е. «Куликово поле», «Филипповки», «Радуница», «Ледяной дом», «Говенье», «Вербное воскресенье»539, «Светлый день»540, «Виноград»541, «На Святой» —!! — «Рождество»542, дек. 39! — «Егорьев день»543 — июнь 39-го —!! — «Трапезондский коньяк» — вот дана любовь-то «турчанки» к русскому офицеру! — быль! — «Крестопоклонная»544 — март 39, одновременно с «Куликовым полем»! — «Свет вечный»545, посвящен И. А. И. — переведено на немецкий, в «Эуропэише Ревю», янв. 38-го, произвел сильное действие на читателей, писал редактор благодарность! — можешь выписать, адрес я тебе дал вчера. «Лампадочка», дек. 36, «Покров»546, янв. 37, — удачно, кажется «Глас в нощи»547, — рассказ родился на могилке Оли, март 37. А ты знаешь «Милость преп. Серафима»? — о моей болезни, сне-предсонье, — я почувствовал, что операции _н_е_ будет! И еще — «Заветная встреча» — моя 2-х часовая «лекция» о Пушкине, произведшая фурор в Праге548! Я был страстен — и _в_з_я_л_ _в_с_ю_ аудиторию. И — влюбил в себя 15-летнюю девчурку. О, что за письма она писала мне, в бреду вся! И — тогда _т_а, инженерша, Катя, — я ее так _н_е_ звал, а Екатерина Дмитриевна, — а это «про себя» — она мне ни-как не нравилась, а просто… — любопытный экземпляр. И сколько еще не вошло в «книги»! «Каменный век»549 — большая повесть, жуткая, крымская. «Чертов балаган»550 — жуткое и — острое, удар по интеллигенции. «Панорама» — «потрясающее», как называли, боялись печатать гг. масоны из «Возрождения»551: страшный удар по «интеллигенции»! — Да, я не могу винить «народ», во всем — преступление интел-полуинтеллигенции! «Солдаты» — почти книга, брошено. «Иностранец»552, — страниц 80 — и не плохое, — брошено, в 38, в Швейцарии, — переутомился, заболел. «В тумане»552а — как и «Панорама» — эти два очерка должны бы войти в будущее издание «Солнца мертвых». Видишь, сколького ты, моя дружка, еще не знаешь! Ведь я работаю, — если я _с_в_о_б_о_д_е_н! — очень скоро. «Няня» была дана в 2 мес., «Солнце мертвых» — что-то всего 3–4 мес. Я — горячий, страстный в работе, как и во всем, что меня захватит, — как вот любовь к тебе! — но _э_т_о_ и несравнимо! Потому так и пишет Серов, — да, отец Ирины, — «увлекающийся».
Жду продолжения «поездки с шефом». Олёк, мне все важно — твое, особенно из детства, о _т_в_о_и_х_ мечтаньях детки. Напиши мне: о твоем первом «грехе», и о Светлом Дне — 40 по кончине папочки, о сне в Бюннике — Богоматерь! — о сне «крестном» —?!! — Об одном папином прихожанине — «Чаша»… О чуде с тобой — 3-леткой — о, как целую я эту милую дитютю! — Оля, я тебя _в_и_ж_у… я всякую тебя воображу, я всякую тебя люблю… — ты ведь самая мне родная, будто ты одной крови со мной… — мы же с тобой _ч_и_с_т_ы_е, славяне, ты — славяночка! Я — от земли, прадеды мои были государственные крестьяне… Богородского уезда, Московской губ. — самой разбойной волости, Гуслицкой, откуда фабриканты Морозовы553 — с нами как-то в родне, через прабабку Устинью554, — святую! — «гуслицкие» известны выжелкой[231] фальшивых бумажек, — Морозовы! — но не мои: мои всегда были малого достатка, должно быть от «фантазий», — отец
