Возвращение блудного сына - Александр Омельянюк

– «А я с тобой не согласна! Они себя уже хорошо зарекомендовали, и пусть меняются местами! Зато в стране стабильность сохранится! А, как говорится, от перестановки мест слагаемых – сумма не изменяется!» – показала Ксения знания арифметики.

– «Так речь идёт не об этом! Я с тобой согласен, что они сейчас лучшие руководители! Я говорю лишь о бесцеремонной, неуважительной форме подачи этого!» – возразил Платон.

– «Ничего, перетерпишь!».

– «Я то, конечно перетерплю, а народ – нет!».

– «Да наш народ стал очень разный, потому и всяких мнений полно!».

– «Да! Наш народ стал очень разный! Разрыв между богатыми и бедными, даже нормальными гражданами, достиг колоссальных размеров и с каждым годом увеличивается!» – начал распаляться муж.

– «Зато возник многочисленный, стабилизирующий средний класс!» – не без гордости возразила жена, видимо причисляя к нему и себя.

– «Да, да! Прослойка между рабочим классом и буржуазией у нас, в России, очень сильно разрослась, потому и расслоилась. И часть её просто превратилась из прослойки в подстилки!» – бросил увесистый камень в её огород Платон.

Но, увлечённая мыслью, Ксения не поняла намёка, продолжая выдавать свои аргументы:

– «Но согласись, что сейчас главное – это всё же стабильность!».

– «Да любое стабильное может неожиданно резко измениться, а то и просто пропасть, разрушиться! Как, например, было с СССР! А что тогда ожидать от всякой… бытовой мелочи?!» – непонятно на что намекая, неожиданно высказался муж.

– «Да-а! Умом Россию не понять!» – выдала жена тривиальное.

– «А кстати! Я тут начал набрасывать стихотворение как раз об этом, но мне нужен совет!» – поделился поэт.

Однако Ксения дипломатично промолчала, отвлекшись на вошедших в комнату кошек.

С наступлением осенних холодов Платон перевёз их домой, и сам перестал ночевать на даче, проводя теперь все вечера в кругу жены и других домашних животных.

Вместе со сменой дачной обстановки на городскую к ним вернулись и их постоянные привычки.

Теперь Платон работал не только кормильцем своих домашних животных, но и швейцаром, постоянно открывая и закрывая за ними дверь на лоджию.

Он с полуслова понимал своих кошек, сразу удовлетворяя все их желания. Со стороны казалось, что человек и кошки общаются на каком-то только им понятном языке.

В их взаимоотношениях было такое единодушие, что если бы им пришлось выступать в совместном представлении в цирке или в театре, то этот номер надо было бы назвать, как «Дрессированный Платон и его кошки».

Младшая кошка Сонька, словно приняв эстафету от их матери Юльки, часто садилась около поилки, и независимо от количества воды в ней молча ждала, с укоризной поглядывая на хозяина, пока тот не дольёт свеженькой.

Жена же Платона даже поздними вечерами на смену ему садилась за компьютер и через наушники слушала свою любимую музыку.

Это происходило даже перед самым сном, когда их диван был разложен поперёк комнаты, а компьютерное место перемещалось из отодвинутого кресла на уголок этого дивана.

Вот и теперь он взглянул на сидевшую за компьютером жену, подошёл к ней сзади, и обнял за плечи.

– «Ты, что?!» – от неожиданности испугавшись, сняла она наушники и обернулась к мужу.

Глядя в её тупо мерцающее от монитора удивлённое лицо, Платон нашёлся:

– «А ты разве массаж не хочешь?!».

Та, не удивившись хитрости мужа, сразу улыбнулась, обмякла и замлела:

– «Ой! Хорошо-то как?! Конечно, хочу! Помассажируй мне спинку!».

С этими словами Ксения стала оголять свой торс, попросив мужа помочь, и расстегнуть крючки бюстгальтера. Тот охотно согласился.

Проделав привычные нежные манипуляции со спиной жены, и выполнив план, Платон двинулся дальше.

С помощью ласково-крепких пальцев он обхватил «кнопки» и, изощряясь, шершаво-мокрым языком включил одну из них, запустив «персональный компьютер».

После разогрева вскрыл все нужные ему «файлы», и самым решительным образом вошёл в её «сайт».

Вдоволь «налиставшись страниц» своей юркой «мышкой», муж напоследок оставил в памяти «электронного блока» жены не один «байт» своей информации.

Понимая, что другой каши с женой не сваришь, поэт через несколько дней обратился за литературным советом к сестре Анастасии.

При встрече Настя трижды расцеловала брата в щёки. Тот же ответил одним.

– «Ты, что же, братец, целуешься не по-христиански?!».

– «А я целуюсь не по-крестьянски, а по интеллигентному – просто и ясно!».

– «Я имею ввиду, что это надо делать трижды, как я!» – гордо разъяснила верующая.

– «А мой один поцелуй стоит трёх твоих!» – не согласился Платон.

– «А почему это?!».

– «Я старше тебя – раз! Мужчина – два! И вообще… – три! Вот!».

– «Ха-ха-ха! Ну, ты, братец, даёшь!».

– «Да! Я даю! На вот тебе гостинцы – дачные урожаи!» – обрадовал он сестру, которой всегда чьи-либо подачки были кстати.

Она копила и копила, будто всё время к чему-то готовясь. Фактически Настя всю свою оставшуюся жизнь потратила на подготовку к… жизни!

Налив брату бледный спитой чай, Настя отвлекла его расспросами, сделав угощение ещё и остывшим.

– «А как там твоя мадам?» – добралась сестра и до обидевшей её в прошлом году Ксении.

– «Да всё нормально!» – попытался успокоить сестру Платон.

– «Как нормально?! Она же у тебя эгоистка!» – попыталась та переложить с больной головы на здоровую.

– «Так счастье семьи – в гармоничном слиянии двух эгоизмов!» – частично принял огонь на себя шутник.

В конце беседы он показал сестре стихотворение «Русский стиль» и попросил у неё совета, так как в нём речь шла и о богословских моментах.

Неожиданно для Платона Настя принялась читать стихотворение с большим интересом, предлагая свои варианты, и исправляя ей кажущееся неправильным. Кое с чем поэт согласился. Но многие её замечания вызвали у автора с трудом скрываемое раздражение.

Хотя к своим стихам Платон и относился, как к испражнениям своей души, но это ведь были его личные, им выстраданные мысли и идеи.

Через несколько дней закончив стихотворение «Русский стиль» и передав его в некоторые газеты и журналы, поэт написал и другое стихотворение, повествующее об истории его создания и замечаниях сестры: