Предвестники Мельтиара - Влада Медведникова

Белый узор на стенах таял, превращался в сверкающие дорожки воды. Наверху шуршали лопасти, смешивали жар темноты Мельтиара с холодом тающего льда. С каждым мгновением мне было все сложнее дышать.

Мельтиар вскинул руки, и темные волны покорились ему, исчезли.

— Я разрешил вам выбирать цель, — повторил Мельтиар. — Но я хочу знать, почему вы выбрали эту цель.

Тьма осталась в его глазах, искрящейся чернотой уходила в глубину зрачков, завораживала, не давала отвести взгляд.

Почему мы выбрали эту цель?

Решение, казавшееся вчера таким простым, распалось на сотни действий и слов, потеряло смысл.

Мы отправились за всадником, — и отряд бескрылых воинов погиб у стен Форта. Машина, вылетевшая следом за нами, пришла слишком поздно. Но они выполнили задание, а мы не достигли своей цели.

Я взглянула на Лаэнара. Он сидел неподвижно, смотрел вперед. Его новые крылья были сложены, прижимались к спине, сливались с одеждой. И даже не прикасаясь к нему я знала, — пламя, бушевавшее в нем вчера, не утихло, он хотел отомстить, еще сильнее, чем прежде.

— Я хотел убить всадника, — сказал Лаэнар. — И все еще хочу.

Мельтиар подался вперед, сжал его запястье. Крылья Лаэнара дрогнули, и так же на миг вздрогнул его голос.

— Он остановил нас дважды, — продолжал Лаэнар. — В третий раз подбил нашу машину. Это настоящий враг, я хотел убить настоящего врага.

— Мы не справились, — сказал Рэгиль, тихо, но твердо. Я не удержалась — взглянула на него и кивнула.

Мы узнали сегодня утром — всадник жив, мой выстрел не уничтожил его. Я не вернулась, чтобы добить его, и знала, что это правильно. Жизнь Лаэнара важнее смерти врага.

Никто не мог объяснить, что сделал всадник, как он разомкнул крылья Лаэнара, как смог лишить их силы. Мы готовились к сражению, но не справились, Рэгиль был прав.

Мельтиар обвел нас взглядом, отпустил Лаэнара, протянул к нам раскрытые ладони.

Наш ритуал, знакомый с детства.

Я коснулась его руки, и следом за мной Лаэнар, Амира и Рэгиль. Мы сидели молча — переплетенные пальцы, сжатые ладони, не различить где чья — Мельтиар и его звезды. Чувства текли сквозь тепло рук, отзывались в стуке сердец. Я слышала отчаяние и страстную устремленность Лаэнара, чувствовала, как звенит и зовет душа Амиры, как Рэгиль пытается успокоить свою бурю, — и сквозь все несутся черные искрящиеся потоки, жизнь Мельтиара. Его сила, наполняющая нас каждое мгновение, пылающая ярче всех звезд. Эта сила сейчас была почти спокойной, — ни радости, ни гнева, лишь тревога, дальняя и темная.

— Я ни в чем не виню вас, — сказал Мельтиар, глядя на Рэгиля. — Вы выбрали цель, и сделали все, как вас учили. Я хотел знать почему, я узнал, и теперь могу принять решение.

Он разжал руки и поднялся. Эхо его чувств еще было в воздухе, сквозило в каждом движении. Лед на стенах растаял, превратил их в мерцающие зеркала, и Мельтиар отражался многократно, черными всполохами на черных плитах.

Он вернулся почти сразу, вновь опустился на пол, поставил перед собой бокалы. Я смотрела, как он открывает высокую дымчатую бутылку, как красный напиток течет, наполняя бокалы.

— Я понимаю ваше решение, — сказал Мельтиар. — Пейте.

Я сделала глоток. Это было вино, — саднящее горло, но сладкое на вкус. Мы пили такое однажды с Амирой.

— Война уже скоро, — проговорил Мельтиар. Его голос был задумчивым и глубоким, и мир качнулся передо мной — может быть от вина, а может быть потому что он говорил о будущем. — Но впереди еще осень и зима, у вас есть время. Вы больше не будете вылетать по ночам.

— Какое у нас теперь задание? — спросил Лаэнар. Его стакан уже опустел, а глаза горели. Я чувствовала — мысленно Лаэнар уже в ангаре, уже готов мчаться в битву.

— Я отменяю задания, — ответил Мельтиар, глядя на него. — Вы недостаточно подготовлены, вы продолжите тренировки.

Я замерла на миг, пытаясь найти слова. Но их не было, я ничего не могла возразить, — Мельтиар был прав. Мы подвели его, все, что мы можем теперь, — исполнять все его приказы, безукоризненно.

— Мельтиар. — Голос Амиры заставил меня обернуться. Она говорила еле слышно и сжимала ладонь Мельтиара обеими руками. — Если мы не будем летать… можно нам улучшить машину?

Мельтиар засмеялся и обнял ее.

— Как я могу тебе отказать, Амира? — сказал он. — Да, вы с Рэгилем займетесь машиной, можете сделать с ней все, о чем мечтали. — Амира прошептала слова благодарности, они были едва различимы. А Мельтиар продолжил: — А Лаэнар и Арца снова будут тренироваться, и в зале с молниями, и в небе над горами, каждый день.

— Мы все сделаем, — сказала я и сжала руку Лаэнара, не дала ему вымолвить ни слова.

Мельтиар покачал головой и вновь наполнил бокалы.

— До войны еще достаточно времени, — проговорил он. — И я с вами. Пейте.

19

Рассветное небо смотрело на меня сквозь решетку окна. Я знал, что мои силы на исходе, но не мог остановиться.

Я пел.

Я ничего не мог сделать сейчас, только петь.

Воздух все еще был полон запахом гари, песня не могла отгородить меня, она сделала мир ярче, — и мне казалось, что горячий пепел падает на мою кожу, прожигает до кости, стрелами огня и боли вонзается в сердце. С каждым мгновением мое дыхание слабело, но песня звучала, не прерываясь.

Форт встретил нас запахом пожара и вкусом пепла. Лодка опустилась, коснулась двора крепости, и на миг мне показалось — я во сне или на погребальном пепелище. Три факела мерцали, как догорающие угли, голоса доносились еле слышно, словно из другого мира.

Но свет стал яснее, голоса различимей, и я увидел двор, крепостные стены, караулки и башни, — покрытые слоем сажи, словно здесь прошла волна огня, уничтожающая все на своем пути.

Аник стояла на ступенях, ведущих к центральной башне. Несколько ополченцев теснились рядом, — все они были в копоти, и пламя факелов билось на дымном ветру.

«Твоя вина», — сказала мне Аник. Я еще не понял, о чем она говорит, но услышал, как кричу в ответ, — нет, нет, песня смерти убивает только врагов, уничтожает только жизни, моей вины нет.

Мы все кричали друг на друга: я кричал на Аник, она — на меня и Тина, кто-то пытался успокоить нас, пытался объяснить. В конце концов, я понял.

Песня смерти убила не всех врагов. Мы улетели на помощь Тину, но к Форту пришли другие враги, ударили с воздуха. Все, кто выжили, — из ополчения и из гарнизона, — стояли перед нами, и коменданта среди них не было.

Я понял тогда, что Аник обвиняет меня, чтобы не плакать.

«Мы не знаем, погибли ли они! — кричала Аник. — Многие как будто исчезли! Может быть, их похитили! Может быть…»

Тин обнял ее, и она замолкла.

Я был словно во власти синего дыма, песня теснилась во мне, рвалась наружу, — я должен был уйти отсюда, как можно скорее, как можно выше, подальше от вкуса гари, от дымного ветра. Я забрал обломки крыльев Тина, поднялся в башню, нашел незапертую комнату, — нетронутая пожаром, она парила над опаленным Фортом. Но запах гари был и здесь, пепел был здесь.

Горячий пепел был в моих руках, огнем и болью впивался в кровь, и я пел.

Даже в воспоминаниях я не мог сейчас вернуться к учителю, не мог вернуться в Рощу. Не мог зачерпнуть силу из неба, не мог дотянуться до земли. Только один источник был здесь, сиял в самом сердце моей жизни, в глубине моей песни.

Я пел, отдавал свое дыхание и силу, моя песня изменялась на выдохе, меняла то, к чему прикасалась, лишала огонь дыма, превращала боль в вышину, делала туман прозрачным, обращала угли в ослепительный свет. Белый и ясный, он горел все ярче, поднимал меня все выше, моя песня кровоточила. Страдание становилось восторгом, и этот восторг был нестерпимым, — и моя душа не выдержала, швырнула меня в темноту, в глубину забытья.

Я падал и слышал песню.

Я на крыше. Подо мной Атанг, надо мной небо, но мир изменчив. Я поднимаю голову и вижу солнце, раскаленное и белое. Я смотрю на него, и Атанг подо мной тает, превращается в черные скалы, расщелины и горные тропы. Я опускаю взгляд и снова вижу мозаику светлых крыш, — но небо темнеет, тучи мчатся, обгоняя друг друга, ветер все сильней.

Ветер касается моих рук, говорит со мной.

Я во сне.

На краю крыши стоит мальчик, — он изменчив, как и все вокруг. Ветер треплет его одежду, ерошит волосы, — они то темные, то светлые, то сумеречные как у меня.

«Смотри, смотри», — шепчет ветер. Его голос сейчас еле слышен.

Мальчик держит в раскрытых ладонях амулет. Причудливо выточенный черный камень, похожий на переплетение ветвей, — даже не подходя близко, я чувствую тысячи песен, тысячи жизней. Они заключены в этом камне, как внутри гор.

Я хочу спросить у ветра: что это значит? Он враг?

Но не могу говорить вслух, мы не одни.