Т@йва: Диалоги о Японии - Александр Куланов

– В знаменитом Будокане доводилось выступать?

– В том же 1987 году прошёл очень запомнившийся мне турнир в Будокане. У нас был звёздный состав – чемпионы мира и Европы в нашей команде– и несколько человек молодёжи, в том числе я. Психологически это было очень интересно и тяжело, но в итоге мы снова заняли первое командное место.

Я отлично помню, как это происходило. Будокан был полностью забит чёрными сюртуками. Многих, видимо, делегации от университетов, приводили организованно. Татами, приподнятое над общим уровнем зала, в свете прожекторов казалось мне огромной раскалённой сковородкой.

Первую схватку в категории мы проиграли, вторую свели вничью, третью выиграли. Четвёртым, передо мной, выходит тяжеловес Григорий Веричев. Я был уверен, что он выиграет. Тогда счёт будет 2:1, и мне можно будет «сачкануть». Веричев сводит вничью. Счёт 1:1. Всё замкнулось на мне: выиграет команда Советского Союза или проиграет – зависит только от меня. Пока тебя не высвечивает из темноты юпитер, ты можешь думать, раздумывать, как бы выкрутиться. А потом… пора выходить и бороться. За несколько минут осознаёшь, что вся ответственность на тебе, и начинаешь готовиться. Всё теперь зависит от того, насколько ты справишься с собой, со своими нервами.

Я поднялся по этим десяти ступенькам, как на эшафот. В японце 130 килограммов. Во мне около сотни. Команда «хадзимэ!», я разгоняюсь с места, делаю проход в ноги, бью плечом его в солнечное сплетение, и он вылетает с татами за красную зону. Я только успеваю схватить его за ногу и тяну обратно на татами. Судья возвращает нас в центр. Снова «хадзимэ!», он пытается атаковать задней подножкой, я обхватываю его «по рабоче-крестьянски» и бросаю через грудь так, что выпрыгиваю вверх, в воздух вместе с ним. Вся схватка длилась секунд двадцать-тридцать. Команда выскочила на татами, сумбур какой-то, все кричат, радостные. Облегчение, эйфория, катарсис – как ни назови, это состояние не передать. Лестница на эшафот оказалась лестницей в небо. В центре японской столицы, в святая святых японских боевых искусств, поднимается советский флаг. Финал позади. Победа. Мы – чемпионы!

На наших проводах – саёнара-пати – нас нарядили в смешные маленькие курточки с иероглифами, пригласили на шикарный банкет. Григорий Веричев уже не впервые был на подобных мероприятиях и подсказал мне: двигайся к тому концу, как барабан ударит, надо быть у стола. Там самые деликатесы. Смекалистые русские оказались у лучших блюд первыми. Мы здорово наелись тогда, а японцев в благодарность напоили смесью водки и пива – вот они веселились! Помню, пели песни, менялись сувенирами – весело было.

Мне всегда нравилось в Японии. Интересная страна. Другие люди, другой менталитет, но всё равно люди. Даже когда жили в японском стиле на татами, мне нравилось, никакого недопонимания не было, как это было с нашими самбистами в 1963 году, когда наши решили, что над ними издеваются, заставляя спать на полу и есть палочками. А мне после моей коммуналки вообще всё было «в кайф». Палочками сразу научился есть. Хотя никаких культурных программ у нас не было. Мы не чувствовали особых условий при приёме. Ты пришёл тренироваться – вот тебе зал, вот гостиница, вот еда, вот партнёры. Что ещё надо профессионалам? Все наши потребности удовлетворяли полностью. Они сами так живут. Это их путь, и в отличие от многих наших спортсменов они не чувствуют собственную исключительность, которая мгновенно проходит, едва ты объявишь о своём уходе из большого спорта.

Да, у них свой подход во многом. Но, может быть, и не стоит вникать, почему они делают что-то так, а что-то не так? У нас есть свои задачи, и нам их надо решать. Это и есть наш Путь воина.

Со временем я ушёл из спортивного дзюдо, но к японцам оказался даже ближе, возглавив компанию «Будо-Спорт» и начав выпуск журналов о японских боевых искусствах и о самой Японии. Рассмотрев их получше, я понял, что они сосредоточены на себе – молодцы. Нам тоже надо понять, что пришло время подумать о себе. Жизнь – это короткое замыкание вечности. Надо успеть что-то понять о себе – и тогда мы найдём то, что ищем, ведь всё это есть внутри нас. Японцы это знают, и я их за это знание уважаю.

…лет спустя: Сергей борется по-прежнему, хотя уже и в ветеранских турнирах, а новый Будокан строит в Австрии. Но благодаря его помощи в Москве по-прежнему нередко появляются японские сэнсэи, и москвичи знакомятся с этой странной штукой – японскими будо.

Константин Кримец, дирижёр (интервью 2006 года)

Известный российский дирижёр, руководитель симфонического оркестра «Глобалис», кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» 1-го класса.

Родился на Украине в 1939 году. Выпускник Киевской консерватории и аспирантуры Московской консерватории, окончил курсы высшего дирижёрского мастерства французского дирижёра Игоря Маркевича. С 1977 по 1989 гг. – дирижёр Государственного симфонического оркестра кинематографии СССР. За время работы в этой должности записал музыку ко многим шедеврам отечественного кинематографа и мультипликации. Среди наиболее известных работ этого жанра можно отметить запись музыки к к/ф «Обыкновенное чудо», «Адам женится на Еве», «Ирония судьбы или с лёгким паром», «Возвращение резидента», «Про красную шапочку», м/ф «Ёжик в тумане», «Бременские музыканты», «По следам Бременских музыкантов», «Маугли» и многие др. Осуществил целый ряд проектов совместно с японской музыкальной компанией TOEI MUSIC PUBLISHING.

В 2001 году оркестр Глобалис под его руководством выступил вместе с группой «Ария» на фестивале «Нашествие», 1 июня 2002 года – в Зелёном театре Центрального парка культуры и отдыха им. Горького в Москве.

Скончался в 2008 году в Москве.

В жизни бывает так: смотришь кино и, видя из года в год в титрах разных фильмов одну и ту же фамилию, так привыкаешь к ней, что когда встречаешь её обладателя лицом к лицу, даже не верится, что перед тобой живой человек. Тем не менее это он: Константин Дмитриевич Кримец, крупнейший российский дирижёр, записавший музыку к сотням фильмов, звезда мирового класса, которая сама изучает звёзды, с детства увлекаясь астрофизикой. Помимо столь изысканного хобби экспрессивный маэстро любит путешествия, обожает Дальний Восток и, прежде всего, Японию, хотя первое заочное знакомство с ней закончилось для будущей звезды и потрясающего жизнелюба… тюрьмой.

– Константин Дмитриевич, ваша карьера дирижёра началась с «японской истории»…

– И тут же должна была и закончиться. Учась на втором курсе Киевской консерватории (это было ещё в пятидесятых годах), я впервые в Советском Союзе продирежировал сочинение польского композитора Кшиштофа Пендерецкого «Плач по жертвам Хиросимы». Выучил специально для этого польский язык, переписывался с ним, потратил на это 43 репетиции со своими однокашниками. Совершенно счастливый, я сыграл в Киеве это сочинение, и через день меня вызвали в райком комсомола. Я думал, что меня собираются послать в Польшу, а меня исключили из комсомола… Рыдая, я пошёл в консерваторию, а там уже висит приказ о моём отчислении. Окончательно разбитый, плетусь домой и встречаю свою поклонницу. Она меня и предупредила: «Домой не ходи, там солдат с автоматом и повестка – как только ты появишься, тебя заберут в армию». Так чётко тогда работала система.

Формулировка, по которой меня шуганули, была стандартной: «за космополитизм и преклонение перед Западом». Пятнадцать дней я был в подполье – по чердакам, подвалам, квартирам, ходил на явки и многому научился. Это было тяжело, но я устоял. Позже история с Пендерецким снова всплыла, и я всё-таки отсидел девять дней в настоящей тюрьме и теперь знаю, что такое, когда вынимают шнурки из ботинок, отбирают ремень, знаю, что такое «подсадная утка», баланда и параша – об этом много можно рассказывать. При этом я никогда не занимался политикой, никуда не ходил протестовать. Но ОНИ честно отрабатывали свой хлеб. Сразу дело закрыто не было и, когда на меня кто-то «капнул», его тут же достали на свет божий. Если бы я это не прошёл, наверно, моя интерпретация трагического была бы неполной!

После этого 16 лет я был без работы. Ко мне обращались очень серьёзные люди, знавшие мне цену, но мне не давали дирижировать! Приглашает человек меня на работу – ему звонок: либо вы его берёте, либо мы вас снимаем. Не было прописки… Но! Были и есть 420 фильмов, музыка к которым записана мной. Светлая и добрейшая память Эмину Хачатуряну, который меня взял на работу, никого не испугавшись, и долгие годы давал прокормиться.

– Сейчас, 45 лет спустя, понятно, что это был Знак.

– Это так и есть, но никогда, ни в каких сладчайших снах и грёзах я не мог представить, что попаду в Японию! Теперь я побывал множество раз, но, к сожалению, до сих пор ни разу не был в Хиросиме – городе, который косвенным образом повлиял на мою жизнь, но очень хочу туда попасть. Хотя бы на 50-летие исполнения этого произведения.