Алексей Михайлович - Игорь Андреев

Документы не позволяют сказать точно, сколько раз Алексей Михайлович участвовал в шествии. Тем более трудно судить, какие он испытывал при этом чувства и испытывал ли сомнения относительно того, что приходилось «попустися» в царском чине. Известно, что впервые он принял участие в церемонии в 1645 году, заменяя своего заболевшего отца. По восшествии на престол он, судя по данным о царских выходах, стремился без нужды не пропускать участия в шествии, считая это делом совершенно необходимым.

Накануне шествия к Алексею Михайловичу приходил патриарх и звал его к «торжеству… чтобы, еси, государь его пожаловал в сию приидущую неделю (то есть в воскресенье. — И.А.) под святым Евангелием и под животворящим крестом осля вел». В Вербное воскресенье, после ранней обедни, Алексей Михайлович приходил в Успенский собор в праздничном выходном платье. Отсюда и начинался ход. В нем принимали участие высшие духовные власти и едва ли не все столичное духовенство. Так, в 1675 году за крестами шел патриарх, три митрополита, два архиепископа, один епископ, более 20 архимандритов и игуменов, 15 протопопов, 300 священников.

Шествие через Спасские ворота подходило к Покровскому собору. Царь и патриарх удалялись в придел Входа Господня в Иерусалим. В церкви патриарх молился и облачался. Алексей Михайлович также переодевался в царское платье и менял посох на царский жезл. В это время на Лобном месте ставили аналой, покрытый зеленою пеленою. На него водружали Евангелие, иконы Иоанна Предтечи, Николая Чудотворца, иногда Казанской Божией Матери. У Лобного места ставили «осляти» — лошадь под белым сукном каптуро (род попоны, покрывающей голову лошади). Здесь же в санях стояла кадушка с вербою. Иногда сани устраивались на колесах. Вербу наряжали — вешали специально купленные по такому случаю фрукты, чаще всего яблоки. «Чиновник» Успенского собора упоминает «винные ягоды», изюм, грецкие орехи, финики и нити с деньгами. Оставил описание вербы и Адам Олеарий: «Впереди, на очень большой и широкой, но весьма низкой телеге, везли дерево, на котором было нацеплено много яблоков, фиг и изюму. На дереве сидели 4 мальчика в белых сорочках, певшие: „Осанна“»[417].

Вербу особенно богато нарядили в 1668 году. В тот год празднество отмечали 15 марта с участием трех патриархов — судий Никона Макария и Паисия и только что избранного Иоасафа. Само празднество проходило по прежнему чину, но вербу по указу Алексея Михайловича устроили «благолепно… а не тако просто, якож в минувших летех, токмо земный овощь имела: яблока, и ягоды, изюм, и винныя, и рожцы, и орехи обешены. Ныне же вся зеленуется, якоже бы сейчас разцвела… И около вербы перила учинены, столбики писаны разными красками, и сукном одеяна, где годно, и шесть впряжено коретных добрых лошадей». Так царь праздновал благополучное завершение беспатриаршества, поражая греков красотой и благолепием московской церковной жизни.

Верба и сани строились «большим нарядом» в 1672 и в 1674 годах. На этот раз для того, чтобы произвести впечатление на польских и шведских послов. При этом Алексей Михайлович, недовольный тем, как приготовили вербу патриаршие люди, велел наряжать ее на обширном дворе умершего боярина Н. И. Романова. Для этого привлекли знаменитого иконописца Ивана Безмина и «иноземку» Катерину Ивановну. Последняя особо славилась умением украшать «санное вербное дерево». Но оплачивались расходы по традиции все равно из патриаршей казны. В 1672 году сумма получилась весьма солидная, в хороший боярский оклад, — 476 рублей.

По ходу шествия выстраивались ратные люди. Они должны были склоняться перед «Христом» — патриархом и государем и приветствовать их. Для слаженности действия на одну из кровель Верхнего Овощного ряда обычно залезал начальный человек. Он подавал «ясачным знаменем» сигналы для стрельцов и солдат.

Уже сам выход патриарха и царя из Покровского собора к Лобному месту отличался большим великолепием: «Кресты, хоругви, иконы, книги и много церковной утвари несли впереди. Каждого митрополита вели два человека, так же и царя… Позади шли самые знатные, все одетые в богатое платье, украшенное драгоценностями из жемчуга и бриллиантов… Царь был в золотой короне, наверху которой — крест из бриллиантов. Вокруг шеи — воротник сплошь из драгоценных камней, полагаю, в 60 тысяч рублей… В правой руке он держал скипетр, не менее ценный. Под звуки пения он поднялся на помост…»

Патриарх и митрополиты первыми восходили на Лобное место, где и встречали царя. В 1665 году, когда за церемонией наблюдал Витсен, царя благословлял вместо отсутствующего патриарха митрополит. «Царь три раза перекрестился перед Евангелием… — описывал увиденное путешественник, — отдал свой скипетр и снял корону, которую положили на золотое блюдо; после благословения митрополит дал ему в руки иерусалимскую ветвь (то есть пальмовую, вайю. — И.А.)»[418]. Известно распоряжение Алексея Михайловича от 1666 года, чтобы ключарь вручил ему сначала вербу, а уже потом вайю. Трудно сказать, чем эта перемена была вызвана. Быть может, этим подчеркивался «народный характер» праздника — верба предназначалась и была доступна всем, пальмовая же ветвь — немногим. Во всяком случае ясно, что за поступком царя стоял не простой каприз.

Высшее духовенство и ближние люди также получали пальмовые ветви — символы «чиновной» принадлежности, а также не столь экзотические ветви вербы, черенки которой были стянуты полосками бархата. Остальные придворные, не говоря уже о простом народе, обходились одной только вербой.

По окончании действия на Лобном месте патриарх спускался вниз и по приставленной лестнице садился бочком на лошадь. При этом в правой руке он держал крест, в левой — Евангелие. Учитывая почтенный возраст большинства владык и то, что обе их руки были заняты, понятно, что шествие требовало немалых усилий от патриарха. У смертельно болевшего патриарха Иосифа в 1652 году церемония отняла, кажется, последние силы. «На злую силу ездил на осляти», — роняет в своем сочинении Алексей Михайлович. Это при том, что для патриарха специально подбирали самую смирную лошадь, которую в канун хода еще и не кормили.

Патриарх, прежде чем сесть, благословлял стоявших на площади. В этот миг подавался «ясачным знаменем» сигнал, и все падали ниц. «Это было странное зрелище, видеть, как целые полки лежали ниц, покрывая своими телами базарную площадь», — замечает Витсен[419].

Шествие открывали «золотчики» — младшие придворные, наряженные в богатые золотные (золоченые) кафтаны. За ними везли нарядную вербу. Следом с иконами, горящими кадилами, рипидами шло духовенство и придворные с пальмовыми листами. Затем появлялись стольники, которые несли государевы жезл, вербу, свечу и полотенце. Алексей Михайлович в наряде Большой казны следовал за ними. Поддерживаемый двумя придворными, он вел лошадь за конец повода. За царем, держась за середину повода, шел еще один боярин. Патриарх сидел на осляти, осеняя народ крестом. За ним чинно двигалось духовенство, патриаршие слуги. Шествие завершали гости.