Ожог от зеркала - Александр Доставалов

Теперь там было шесть браслетов.

Где-то очень далеко завыли волки. Шёл снег.

Часть третья

Радуга

Глава 1

– Я нехорошо взял браслет... – Зенон смотрел на огонь, длинной палкой переворачивая головешки. Рядом сидели Тарас и Никита. – С кровью взял, с кражей... Так нельзя было.

– Я второй в башне тоже с кровью взял, – сказал Тарас.

Монах с завистью покачал головой.

– Ты везучий, хоть и не понимаешь ничего... Ты в башню за сестрой пришел, не за браслетом.

– И что, это имеет значение?

– С ними всё имеет значение. Как с живым существом, каждая мелочь. – Зенон чуть приподнял рукав и посмотрел на переливы огня на запястье. Это действительно было очень красиво. Тарас чувствовал, как греются рядом странные, кристаллические живые существа. С некоторых пор он начал «слышать» и амулет Зенона тоже.

– А второй и третий тебе вообще передали добровольно, – продолжил монах. – Этого не бывает почти никогда.

– Почему ты нам это говоришь?

– Потому что мы расстанемся. Вы пойдёте на лодках, а у нас другой путь.

Тарас посмотрел прямо в глаза монаху.

– Ты боишься, что вас не выпустят с камнями?

Тот отвел глаза.

– И это тоже. Вы чувствуете ложь, так что лучше рассказать...

– Ты не лжешь. Но ты не договариваешь.

Монах долго мешал веточкой угли.

– Все мы не договариваем, школяр, – наконец сказал он. – Здесь связи тоненькие, в ниточку, здесь аккуратность нужна, иголочка, пинцет... А у тебя колун. И ты лезешь всё решать, как с топором к ювелиру. – Зенон был хмур и очень серьезен. – И машешь, и дальше собираешься махать, только хочешь выяснить, «как правильно». – Он бросил в костер пригоршню сухой хвои. Огонь вспыхнул, осветив непроницаемое лицо Тараса. – Никак не правильно, понимаешь? Правильно, если ты отложишь до поры свой топор.

Они долго молчали, глядя на угасающий огонь, затем на угли и, потом уже, на сизые змейки, побежавшие по углям. Наконец Тарас подбросил в почти погасший костер хвороста и разлепил губы.

– Я иначе не могу. Не умею.

– Когда ты собираешься уходить? – спросил молчавший доселе Никита.

– Ещё не знаю, – сказал монах. Теперь он говорил более откровенно, как будто главное уже было сказано. – Меня словно что-то торопит, уводит от вас в сторону... Как будто давит.

– А дружков своих не боишься? – спросил Никита.

– Я плохо взял браслет, – тоскливо повторил Зенон. – И сейчас еле держу. Я ж и руку потерял уже после, на рыцарей вышел...

– Ты не рассказывал.

– Да нечего рассказывать... Не в этом дело. Не отводит он от меня беды, наоборот. – Монах полез за пазуху и вытащил оттуда фиал, бутылочку, в которой что-то мерцало. Сделав крохотный глоток – по сути, только смочив губы, – Зенон оживился. Школярам он своё зелье не предложил, но это было нормально среди магов. Индивидуальные смеси по кругу пускать не стоило.

– А к нам вы почему пришли? – снова спросил Никита.

– Выходить легче. За мной ведь тоже охота, – просто объяснил Зенон. – И потом... – Он замялся.

– Ну-ну, – подбодрил его Тарас. – Договаривай.

– Шаман своего почувствовал. Есть в тебе некромантское, Тарас. И вообще чернота.

На этот раз надолго замолчал Тарас. В словах Зенона было много правды. Опешивший Никита крутил круглой головой.

– Колечко ведь тоже с умыслом подарено, под заклятие. Оно в тебе прямо звенит, слышно, кто понимает. Недавно, видно, получил. Ещё не улеглось.

– В гробу я видел такие подарки, – не сдержавшись, выругался Тарас.

– Это ты зря. Колечко полезное, как и заклятие. Ты теперь любой труп поднимешь, если осталась плоть.

– Так они же медленные – зомби, – храбро сказал Никита.

– Медленные, – согласился монах. – Но руки как брёвна. Уж если достанет... Мышцы перегорают на каждый удар, нормальный организм так не работает.

– Я уже пробовал, – вдруг сказал Тарас.

– Пробовал? – удивился Никита.

Его цветный кивнул.

– На кладбище. Провёл, почувствовал. Из-под земли полезли. Мерзкое ощущение. Не хочу.

– Ну уж... – Монах пожал плечами. – Зато с колечком это легче исполняется. А шамана я знаю давно, он не слишком силён, но на многое способен, – сменил тему монах. Щеки его запятнал лихорадочный румянец. – Меня-то он не тронет. Но будет идти рядом и ждать случая. – Он снова пригубил из своей бутылочки. – Тут иначе нельзя, с камнями через трупы невозможно. Мы же вместе планировали, как вот этот добыть... Через одного монашка, которого в деревне... – Зенон не договорил, но Тарас понял, что могло случиться в деревне людоедов.

– Чего ж он сам-то не пошёл в монастырь? – спросил Никита.

– Если кто оскоромился, там заметят, – объяснил Зенон. – А мне можно было, я пустой... Я ж два года настоящим монахом был, как и положено. И до этого много умел, и там научили. И делал всё вроде правильно. А поспешил.

– Два года и поспешил? – удивился Тарас.

– Да я бы двадцать лет отдал за эти камни. И руки не жалко. Но не удержать мне его. Тянет.

– Мне ведьма говорила: если надел, снимать уже нельзя.

– Так снимать я не собираюсь, – грустно усмехнулся монах.

– Может, останешься? – спросил Никита. – Как-то всё уже пообтёрлось.

Зенон покачал головой.

– Это с вами пообтёрлось. А Хвощ меня не принял. И люди его – тоже. Боятся они нас. Чувствуют.

– А есть чего бояться?

– Конечно. – Монах улыбнулся одними губами. – Так овцы волков чувствуют. Кто мяса человеческого отведал, тому обратного хода нет.

– Разбойнички Хвоща тоже не овечки.

– Всё равно. Или почти всё равно. Мне с этими ребятами тоже неспокойно. Можно уснуть и не проснуться. А в лодки нас не возьмут, помяни моё слово. Места не хватит.

Тарас улыбнулся.

– Ну, это не только Хвощ решает. И потом, мы недавно в лодках раскладушку нашли.

– Что нашли? – не понял монах.

– Раскладушку. Пространство раскладывается. Правда, всего в полтора раза. И только в двух лодках, в третьей такого нет. И взлететь тогда уже не получиться, над поверхностью нужно идти. Но саженей на пять подняться можно, а обычно этого хватает.

– Это что, вместо тридцати человек можно взять сорок? – задумался монах.

– Примерно так. Если груз хорошо распределить – даже больше.

– А раньше что ж? Плохо считали?

– Да мы сами-то ещё... Разве сразу разберёшься.

Зенон снова покачал головой.

– Спасибо за предложение. Я подумаю. Дальше уйти, конечно, спокойнее.

Он снова замолчал, глядя на тлеющие угли.

Маринка смотрела на себя в зеркало.

Эта процедура занимала её каждое утро. Родимое пятно постепенно сходило на нет, однако бугристая кожа выравниваться не собиралась. Получалось нечто среднее между тем, что было прежде, и сразу после проклятия.