Ковчег спасения. Пропасть Искупления - Аластер Рейнольдс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Фелка, зачем? – спросила она. – Какой смысл в перемещении карт? Число перестановок конечно. Твой единственный противник – слепая случайность. Я не понимаю, чем может привлечь эта игра.
– Само собой, не понимаешь. – Фелка снова шаркнула карту о карту.
– В чем цель игры?
– В поддержании порядка.
– Значит, никакого выигрышного финала? – Скади, не удержавшись, хохотнула коротко и резко, будто пролаяла.
– Это не вычислительная задача. Цель – сам процесс игры. Остановка в ней – всегда неудача.
Фелка прикусила губу, словно ребенок, возящийся с трудной раскраской. И вдруг молниеносными движениями переместила шесть карт, кардинально преобразив общий рисунок. Скади и представить не могла, что такая перестройка возможна при столь малом изменении.
– А, понимаю… Это Великая Марсианская Стена?
Фелка глянула на нее, но не ответила. Снова молча углубилась в созерцание.
Скади знала, что не ошиблась. Занятие Фелки нельзя назвать просто игрой – это суррогат заботы о Великой Стене. Огромное сооружение уничтожили четыреста лет назад, но оно сыграло настолько важную роль в детстве Фелки, что та при малейшем стрессе погружалась в детские воспоминания.
Скади разозлилась. Опустилась на колени и разметала карточный узор. Фелка замерла, ее рука застыла над тем местом, где была карта. Она недоуменно посмотрела на Скади и, как обычно, оформила мысль-вопрос равнодушно, невыразительно и кратко:
– Почему?
– Фелка, послушай меня! Не нужно этим заниматься! Ты одна из нас. Нельзя покидать остальных лишь потому, что Клавэйна с нами нет.
Фелка жалко заметалась, пытаясь разложить карты. Но Скади схватила ее за руку:
– Нет! Прекрати. Нельзя прятаться в прошлое. Я этого не позволю. – Скади подтянула ее к себе, глянула в лицо. – Фелка, дело не только в Клавэйне. Я понимаю: он значит для тебя многое. Но ведь Материнское Гнездо значит больше! Клавэйн всегда был аутсайдером. Но ты наша до мозга костей. Ты нужна нам, и не такой, какой была в прошлом. Ты нам потребуешься нынешняя!
Но когда разжала пальцы, Фелка так и осталась сидеть, потупившись. Скади встала, отошла. Она понимала, что поступила грубо, даже жестоко. Но и Клавэйн бы сделал то же самое, обнаружив Фелку прячущейся в детские воспоминания. Великая Стена – бессмысленный всепожирающий бог. Пусть и давно мертвый, он затягивает в себя и опустошает душу.
Фелка снова принялась раскладывать карты.
Скади шла по пустынным коридорам «Паслена», толкая перед собой гроб-контейнер с телом Галианы. Доспехи двигались осторожно, с похоронной торжественностью переставляя ноги. Стопа грохотала, опускаясь на пол, и завывали гироскопы, стремясь удержать механическое тело в новом положении. Вес собственной головы жестоко давил на верхний позвонок обрубленного спинного хребта. Язык лежал кучей обмякших мускулов и не желал двигаться. Кожа лица обвисла, щеки будто оттягивало вниз невидимым грузом. Исказилось поле зрения – глазные яблоки деформировались от искусственной гравитации.
Сейчас «Паслен» обладал лишь четвертью прежней инертной массы. Три четверти подавило поле, распространившееся от кормы до середины корпуса. «Паслен» шел на четырех g.
Скади редко заходила в зону поля. Физиологические эффекты, даже смягченные за счет работы доспехов, переносились с трудом. Зона не имела четко очерченной границы, но воздействие поля на определенном расстоянии от генераторов спадало очень резко. И его геометрия отличалась от идеальной сферы: имелись щели и скважины, выросты и отдельные пики там, где поле интерферировало с локальными изменениями корабельной плотности. Причудливая топология самих генераторов тоже влияла на него. Иногда с перемещением генераторов перемещалось и поле, что вполне согласуется со здравым смыслом. Но порой казалось, само поле заставляет машины двигаться.
Эксперты по вакууму только делали вид, что понимают происходящее. У них имелся лишь набор эмпирических правил, описывающих, что произойдет как отклик на то или другое действие. Но правила эти работали только для определенных параметров. На них не приходилось жаловаться, пока инертная масса не уменьшилась наполовину. Но при уменьшении на три четверти они лишь дезинформировали. Иногда сложные и хрупкие квантовые детекторы, размещенные повсюду на корабле, регистрировали странные возмущения поля: оно могло вдруг на микросекунду распространиться на весь «Паслен».
Скади убедила себя, что способна ощущать эти микросекундные скачки. При двух g они случались редко. Теперь же происходили три-четыре раза в день.
Она закатила гроб в лифт и поехала вниз, к границе поля. Сквозь окошко контейнера виднелась нижняя челюсть Галианы. На ее лице застыло выражение бесконечного спокойствия, уверенности. Скади радовалась тому, что вовремя додумалась доставить на борт тело Галианы и сумела настоять на своем, хотя единственной целью ее экспедиции являлись поиски Клавэйна. Даже и до экспедиции Скади смутно подозревала о возможности ухода в глубокий космос, когда, быть может, придется просить у Галианы опасного совета. Труд небольшой – привезти криокапсулу на борт. Главное, набраться мужества для общения с тварью, угнездившейся в теле женщины.
Скади втолкнула контейнер в чистую белую комнату. За спиной неслышно закрылась дверь. Помещение было заполнено аппаратурой, как будто сделанной из полупрозрачных скорлупок. Отчетливо они виделись только во время движения. Техника была древней, и ухаживали за ней крайне аккуратно еще со времени ранних экспериментов Галианы на Марсе. Привезти ее на борт «Паслена» тоже труда не составило.
Скади открыла контейнер с Галианой. Подняла температуру трупа на пятнадцать милликельвинов, затем включила полупрозрачную аппаратуру. Части ее закачались, замелькали над телом, не касаясь кожи. Зажужжав сервомоторами, Скади поспешно отшатнулась –
