Безгрешность - Джонатан Франзен

– Вижу.

– Не знаю, что с тобой стряслось, но у меня есть предложение: съезди к маме. Отпускаю тебя до понедельника, а там поговорим.

У Игоря зазвонил телефон, и пока он отвечал, Пип сидела, понурив голову, завидуя жене, перед которой он извинялся за опоздание. Когда он дал отбой, она почувствовала, что он медлит, стоя над ней, словно соображает, не положить ли руку ей на плечо. Он не стал этого делать.

Когда он ушел, Пип вернулась к себе в отсек и напечатала заявление об увольнении. Проверила эсэмэски и почту, но ни от Стивена, ни от Андреаса Вольфа ничего нового не было, так что она набрала номер матери и оставила ей сообщение: она приедет в Фелтон на день раньше, чем собиралась.

Четверг

От Саманты до автобусной станции было мили полторы пешком. Пока Пип туда добиралась с рюкзаком на спине и со взятой у Саманты взаймы коробкой от роликовых коньков, куда она положила веганский торт с ежемалиной, над которым билась все утро, ей понадобилось в туалет. Но дверь в дамскую комнату преграждала девица ее лет с афрокосичками, наркоманка, и/или проститутка, и/или сумасшедшая; она выразительно покачала головой, когда Пип попыталась протиснуться мимо нее.

– Можно я быстренько пописаю?

– Нет, ждать придется.

– А долго ждать-то?

– Сколько понадобится.

– Для чего понадобится? Я ни на что смотреть не буду, мне только пописать.

– А в коробке что? – спросила девица. – Ролики?

В результате на автобус до Санта-Круза Пип села с полным мочевым пузырем. Туалет в хвосте автобуса, ясное дело, не работал. Мало ей общего жизненного кризиса – теперь всю дорогу до Сан-Хосе, а то и до Санта-Круза сиди, терпи, и неизвестно, дотерпишь ли.

Пи-пи-контроль, – сказала она себе. – Контроль-пи. Ctrl+P. Когда подростком, живя в Фелтоне, она ездила в школу в Санта-Круз, у всех ее подруг были Apple, а ей мать купила простенький ноутбук PC, и когда надо было с него что-нибудь распечатать, она нажимала клавиши Ctrl и P. Печатать, губя лесные массивы, мать ей разрешала, лишь когда действительно было надо, как по-маленькому. “Мне надо это распечатать”: в “Возобновляемых решениях”, подчеркивая свою заботу о планете, всегда делают особое ударение на слове надо. А ей сейчас надо Ctrl+P… Ход мысли показался ей занятным; она гордилась тем, что способна на такие затейливые ассоциации; эта мысль, однако, бегала по кругу и никуда не вела. И всю дорогу (в “Возобновляемых решениях” так любили говорить: всю дорогу вместо постоянно) Пип хотелось по-маленькому.

Когда шоссе ненадолго выныривало из промышленных низин восточного берега, прежде чем снова в них погрязнуть, за горами по ту сторону залива Пип видела туман. Вечером туман распространится; Пип надеялась, что, если она не дотерпит и обмочится, это все же произойдет под его милосердным покровом. Чтобы отвлечься, она воткнула себе в уши Арету Франклин – по крайней мере, больше не надо, подлаживаясь под вкусы Стивена, заставлять себя любить мужской хардкор-рок – и перечитала свою последнюю переписку с Андреасом Вольфом.

Он ответил ей поздно вечером, когда она, приняв Самантин ативан, уже вырубилась у нее на диване.

Будьте уверены: я не выдам тайну Вашего имени. Как Вы понимаете, публичным фигурам следует соблюдать особую осторожность. Представьте, с каким недоверием мне приходится идти по жизни. Раскрывая кому-нибудь что-нибудь постыдное, я рискую быть выставленным на всеобщее обозрение, осужденным, осмеянным. Всех, кто пускается в погоню за славой, стоит предупреждать об этой ее стороне: ты никогда уже не будешь никому доверять. В каком-то смысле ты оказываешься проклят – не только потому, что не можешь никому доверять, но и, хуже того, ты постоянно должен принимать в расчет свою важную роль, внимание к себе прессы, и это разлучает тебя с самим собой и отравляет тебе душу. Быть знаменитым отвратительно, Пип. Однако все хотят быть знаменитыми, из этого весь мир сейчас и состоит, из этой тяги к известности.

Если я сообщу Вам, что, когда мне было семь лет, мать показала мне свои гениталии, как Вы распорядитесь этой информацией?

Прочитав это письмо утром и мгновенно усомнившись, что Вольф действительно поделился с ней тем, чего никто о нем не знает, она тут же забила в поиск: андреас вольф мать гениталии семь лет и получила только семь ссылок, которые все вели не туда. Среди них – “72 интересных факта об Адольфе Гитлере”. В ответ она написала:

Я скажу: ни хрена себе – и буду держать язык за зубами. Потому что, мне кажется, Вы слегка преувеличиваете, когда пишете, как Вам жалко себя и как плохо быть знаменитым. Похоже, забыли, как это фигово, когда ты никому не интересен и не имеешь никаких возможностей, никакой власти ни над чем. Если Вы вздумаете раскрыть мой секрет, Вам поверят, но если я раскрою Ваш, просто скажут, что я сфабриковала письмо от Вас по какой-то своей нездоровой женской причине. Считается, что у нас, у девушек, есть по крайней мере эротическая власть, но мой недавний опыт показывает, что это просто-напросто ложь, мужчины так говорят, чтобы им не было слишком стыдно иметь ВСЮ власть, какая бывает.

По-видимому, у Вольфа как раз было время переписки – в Боливии послеполуденное: его ответ пришел быстро, несмотря на бесконечную цепочку серверов, обеспечивающих информационную безопасность.

Извините, если это прозвучало как жалость к себе, – я-то хотел, чтобы прозвучало трагично!

Да, я обладаю некоторой властью как мужчина, но я же не просил о том, чтобы родиться мужчиной. Есть мнение, что родиться мужчиной – все равно что родиться хищником, и тогда единственное, что остается хищнику, если он сочувствует мелкой живности и не хочет смириться с предназначением ее убивать, – это изменить своей природе и заморить себя голодом. Но, может быть, родиться мужчиной – это больше похоже на что-то иное? Скажем, на то, чтобы родиться, имея больше денег, чем другие. Тогда вопрос, как правильно себя вести, приобретает более интересную социальную окраску.

Надеюсь, Вы приедете к нам. Приедете и убедитесь, что возможностей у Вас больше, чем Вы думали.

Ответ ее разочаровал. Многообещающий, казалось бы, флирт переходил в немецкие отвлеченности. Пока пропекались коржи для торта, она написала ему:

Уважаемый мистер с весьма уместной волчьей фамилией!

Я-то чувствую себя скорее мелкой живностью, которая смирилась со своей природой и просто-напросто хочет быть съеденной. Причина тому – несомненно, мое душевное состояние, тот внутренний бардак, что виден сейчас многим, кто меня знает. Ваш Проект кажется мне местом, где многие гораздо более благополучные, чем я, люди радостно реализуют свой потенциал. Если у Вас нет лишних $ 130 000, чтобы я расплатилась по учебному кредиту, и если у Вас нет настроения написать моей матери (одинокой, нелюдимой, склонной к депрессии) что-нибудь такое, что убедило бы ее согласиться неизвестно сколько обходиться без меня, боюсь, я не смогу раскрыть у Вас эти свои чудесные новые возможности.

От письма разило жалостью к себе, но она его все-таки отправила, а затем, покрывая торт веганским кремом, похожим на оконную замазку, и собирая рюкзак для поездки в Фелтон, мысленно проиграла заново свои последние неудачи с мужчинами.

Дороги были загружены, и потому автобус сделал в Сан-Хосе слишком короткую остановку, выйти Пип не успела. Пока автобус ехал дальше по Семнадцатому шоссе и через горы Санта-Круз, она чувствовала, как боль расходится от мочевого пузыря по всему животу. Когда проезжали Скоттс-Вэлли, появился драгоценный туман, и внезапно время года стало иным, время суток – менее определенным. Июньскими вечерами очень часто бывает так, что океанский туман, накрывая прибрежный Санта-Круз точно огромной лапой, ползет над деревянными “русскими горками”, над медленно текущей рекой Сан-Лоренсо, над широкими улицами, где селятся серферы, и поднимается вверх, к секвойям. К утру то, что выдохнул океан, сгущаясь, становится росой, такой обильной, что начинают течь ручейки. И это один из обликов Санта-Круза: призрачный, серый, поздно просыпающийся город. Когда же океан поздним утром делает вдох, появляется другой Санта-Круз, оптимистичный, солнечный; но огромная лапа весь день висит над океаном, дожидаясь своего часа. Ближе к закату, словно депрессия после эйфории, она снова надвигается на берег, приглушая все человеческие звуки, скрывая пейзажи, делая все более локальным, – зато хриплый рев морских львов на камнях под пирсом, кажется, звучит теперь громче. Их арп, арп, арп, которым они сзывают родичей, все еще плавающих в тумане, слышно за мили.

К тому времени, как автобус, свернув с Фронт-стрит, подъехал к станции, зажглись обманутые датчиками уличные фонари. Пип проковыляла в уборную, отыскала незанятую кабинку, уронила рюкзак на грязный пол, сверху пристроила коробку с тортом и сдернула с себя джинсы. Внутренние мышцы медленно расслаблялись – и тут пискнул телефон, сигнализируя о входящем сообщении.