Серебряная кожа. Истории, от которых невозможно оторваться - Элеонора Гильм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Замирая от предвкушения, Вета открыла коробку и с громким взвизгом вытащила из жесткого ложа серебристый, замечательно закругленный предмет.
– Мобильник! Спасибочки, дядь Саша. Ты как будто дед Мороз, исполняешь желания.
– Спасибо, дядя Саша. Говори правильно.
Ксения Львовна возмущенно поджала губы. Спорить с мужем она не стала, но весь вечер косилась на серебристую игрушку, к которой прилипли муж и девчонка.
Женщина небрежно убрала в шкаф подарок – платок с кистями, переливающийся нежными оттенками голубого и розового. У мужа решительно нет никакого вкуса.
25
– Кать, я ужасная подруга.
Девочки сидели на скамейке, оттягивая момент возвращения домой. Теплая погода, неожиданная для конца января, уютный парк с маленькими яблонями-дичками, невинно раскинувшими заснеженные руки-веточки. «Веточки… А мы с ними тезки», – мелькнула в голове мысль.
– По-моему, ты нормальный друг, – задумчиво протянула Катя и поболтала ногой в огромном кожаном сапоге. Она вытягивалась с катастрофической быстротой, мать предпочитала покупать Кате обувь на вырост.
– Я обещала Маше, что зайду… или напишу ей. Четыре года прошло, а я так ничего и не сделала. Она мне постоянно снится.
– Да забыла она тебя, давно новых подруг завела. Четыре года – это ж куча времени. Не бери в голову.
– Я благоденствую в новой семье, а она в каком-то детдоме…
– Богоден…ствуешь? Эти слова твои заумные!
– Благоденствовать… Значит «хорошо, счастливо жить».
– Счастливо?.. Ну не знаю, с твоей Ксюней не расслабишься.
– Ты сходишь со мной?
– Куда?
– В приют, конечно же… В Цепом – обитель скорби. Вдруг воспиталки знают, где она.
– Давай не сегодня. Мне домой пора, мы вечером будем лепить пельмени. Может, ты с нами?
Вета скорчила гримаску, выпятив нижнюю губу, точно задорная обезьянка. Она бы с удовольствием села вместе с Катей за огромный стол и бесконечно-ловкими движениями закручивала ароматный фарш в упругие кругляши теста.
У Вишневицких пельмени не лепили. Ксения Львовна считала, что главному бухгалтеру не пристало возиться на кухне. А Вете так нравились тихие домашние посиделки у Трофимовых, разводы муки на лице и вкусный запах пельменей, булькающих в кастрюльке.
– Уже поздно. Где ты ходишь? Скитаться по улицам – дело бродяжек, а не воспитанных девушек. – Катя поджала губы и приподняла подбородок, изображая Ксению Львовну, и Ветка не удержалась от смеха, но тут же прикрыла рот рукой, словно опекунша могла увидеть.
26
На следующий день девочки бежали на остановку, тяжелые портфели прыгали, бились об узкие спины.
– Сметанкина, с тобой вечно никакого покоя. То кошек спасать, то доклад делать, то в приют к какой-то девчонке ехать.
– Зато интересно, – подмигнула Вета. – Без меня ты бы с тоски умерла. Смотри, наш троллейбус.
Медлительный усач размеренно двигался по улицам города. Промелькнули Дворец культуры с красивыми колоннами, недостроенная церковь, новый магазин…
Девочки выскочили на последней остановке. В глубине аллеи белел двухэтажный дом, от одного вида которого застучало быстрее Ветино сердце. Девочка остановилась в начале безлюдной аллеи и со страхом смотрела на тополя, тянущие к ней безобразные пальцы.
– А с вами у меня ничего общего нет.
– Это ты кому? – заморгала Катя. – Местным сироткам?
– Нет. Не важно. И не смей так о местных. Нет на свете никого несчастнее их, – Вета говорила, словно книжные герои, но иначе выразить мысль свою она не могла. Презрительные слова Кати задели за живое.
– Да ладно, не кричи так на меня. Я и обидеться могу!
– Пошли, – Вета набрала полную грудь воздуха и поднялась по скрипучим ступенькам.
Прошедшие годы все здесь оставили неизменным: тот же запах старого дерева и подгоревшей каши, громкие детские крики в коридорах и белые стены с выцветшими плакатами.
– Девочки, вам кого? – вахтерша была незнакома Вете.
Кое-что поменялось. Толстая румяная тетка с незлым лицом листала женский журнал, смачно слюнявя палец.
– Здравствуйте. А мне надо найти…
– Кого?
– Машу. Тихая такая девочка, маленькая, как мышка. Почти не говорит.
– Мышка? Не знаю я такой. Ты родственница ейная?
– Нет, подруга.
– Подруга-а-а, – недоуменно протянула дежурная.
– Пожалуйста. Я обещала ей, что найду, не забуду.
– Вишь как! Ладно, сейчас попробуем помочь.
– Веточка, ты что здесь делаешь? – располневшая Ольга Васильевна одарила девочек светлой улыбкой.
– Здравствуйте, – Вета на секунду прижалась к женщине.
– Я рада тебя видеть. Ты как?
– Хорошо, я с дядей Сашей живу, в девятом классе учусь… Правда, все замечательно.
– Слава богу, я так за тебя рада, Веточка. Ты умница.
– Это моя подруга Катя. – Вета представила засмущавшуюся Трофимову. – Я Машу ищу.
– Машу?
– Помните, худенькая, молчаливая…
– Конечно, я всех вас помню. Вы как родные, – Ольга Васильевна замялась.
– С ней что-то случилось?
– Да нет, наоборот. Знаешь, появилась родственница, тетка… И забрала девочку.
– Значит, у Маши все хорошо.
– Надеюсь на это, – Ольга Васильевна погасила улыбку.
– А вы как? – Вета решилась на равных разговаривать с педагогом.
– А я лучше всех. Видишь? – Она погладила живот. – Ем и сплю за двоих.
– Поздравляю, здорово. Мы пойдем?
– Да, девочки. До свидания.
Психолог проводила Вету затуманенным взглядом.
– Ольга, че ты девчонке правду не сказала? – Вахтерша грузно встала со своего стула и закрыла засов. Гостей на сегодня достаточно.
Весь приют знал судьбу Маши, много раз она оказывалась здесь, соседи жаловалась на тетку-опекуншу, но девочку вновь возвращали в семью. Безвыходная ситуация.
– Зачем Вете правда? Она сама ребенок, ничем помочь Маше не сможет. Если мы бессильны…
27
Девица нарядилась в новое платье. Ксения Львовна придирчиво осмотрела Вету, которая находилась в том чудном возрасте, когда из куколки вот-вот вылупится бабочка.
В груди опять поселилась боль, будто кто-то маленький и когтистый сидел там, и царапал, царапал… «Почему она жива, а Настенька нет? Проклятый муж, издевается надо мной. Зачем я должна возиться с этой пигалицей? Будто мне есть до нее дело».
В дверь настойчиво позвонили. Одноклассница устала ждать подругу в холодном подъезде: приглашать к себе всяких подозрительных девиц Вете было запрещено.
– Веди себя прилично, не позорь нас.
– Хорошо, – на бегу выкрикнула Вета.
Будь воля Ксении, девушка превратилась бы в затворницу, целыми вечерами корпевшую над домашними заданиями. Будь ее воля… Но муж забыл о родной дочери, о страдающей жене и относился к пигалице так, словно та была его плотью и кровью.
28
Вета чувствовала себя принцессой. Уложенные локоны вместо надоевших косичек, губы накрашены помадой, которую отважная стащила у Ксении Львовны. Не беда, что к платью прилагались очень плотные колготки. Теперь они скрывали дорогущий протез немецкого производства – предмет Ветиной гордости.
Ей хотелось кричать, прыгать на
