У кромки прибоя - Элизабет Хардвик

И надо же было так случиться, что Эйлин собственной персоной встретилась ей в холле по пути в кухню. Вот не везет, так уж не везет!

— Ах, Мэри, — протянула Эйлин. — Я хотела перемолвиться с вами парой слов.

Еще одна! Мэри подавила вздох.

— Если о поездке в Эдинбург с Томасом, то Джулия и Генри уже сказали мне о ней.

Эйлин слегка удивилась, затем покачала головой.

— Уверяю вас, это не имеет ничего общего ни с поездкой в Эдинбург, ни с Томасом, — холодно возразила она. — Ни тот, ни другой предмет меня не интересует.

До сих пор Мэри считала эту девушку красивой, но немного пресной и прагматичной, однако сейчас в ней чувствовалась сталь, которая прежде была незаметна. Если она не хочет говорить о предполагаемой поездке в Эдинбург, то о чем же тогда? Мэри насторожилась.

Эйлин не сводила с нее ледяных голубых глаз.

— Я хотела поговорить о Генри…

— Вот вы где, Мэри, — спокойно вторгся в разговор Томас, подходя к ним. — Я вас всюду искал.

Все остальные члены семейства, похоже, без труда нашли ее. Так почему же ему это не удалось сделать раньше?

— Здравствуй, Эйлин, — дружески приветствовал он будущую невестку. — Я и не заметил тебя.

Учитывая то, что Эйлин была намного выше Мэри и ее золотистые волосы прямо–таки сияли в лучах осеннего солнца, было трудно поверить его словам.

Мэри страшилась этой первой встречи с Томасом после случившегося прошлым вечером. Но сейчас, предварительно побеседовав с Джулией и Генри, она испытывала только злость. И ее раздражения ничуть не уменьшало понимание того, что он, возможно, лишь спасал ее от очень неприятного разговора с Эйлин. Сейчас ей стало ясно, что Эйлин собиралась пуститься в рассуждения о чрезмерных дружеских чувствах, которые питал к ней Генри. Может быть, это и к лучшему, что она уезжает с Томасом и Ниной!..

— Вы нашли меня — и что же? — без тени благодарности спросила она у Томаса, чувствуя, что в ее голосе звучит не меньше негодования, чем в душе. Это семейство только и делало, что испытывало ее терпение!

Томас, со свойственным ему таинственным видом, изогнул левую бровь.

— Да, нашел, — задумчиво пробормотал он.

Мэри покраснела, усмотрев скрытый упрек в этих словах.

— Я всего лишь иду в кухню, чтобы поставить поднос, — сообщила она. — Но, когда наконец избавлюсь от него, буду рада поговорить с вами.

Томас кивнул.

— Я подожду в библиотеке.

В библиотеке! Сердце Мэри замерло, когда он произнес это слово, руки слегка задрожали, отчего задребезжала посуда на подносе. Библиотека, где они так страстно поцеловались, была последним местом, где бы Мэри хотела разговаривать с ним!

Именно поэтому он и выбрал ее, мрачно решила она, дойдя до кухни и поставив поднос на стол. Томас способен вызывать лишь раздражение! А еще возмущение, негодование… И вообще — он для всех словно заноза в пальце. Особенно для нее!

И все же она поцеловала его прошлым вечером — поцеловала так, словно всей душой стремилась к этому.

Он, правда, тоже поцеловал ее. Однако его замечание, отпущенное напоследок, о том, что ей следует вернуться к обязанностям, за исполнение которых ей платят, показало, что для него это был своего рода эксперимент. Эксперимент, имеющий целью доказать всю несерьезность ее чувств к Генри…

Когда несколькими минутами позже Мэри вошла в библиотеку, Томас сидел в одном из уютных кожаных кресел, стоявших по обе стороны камина. Почувствовав ее присутствие, он поднял глаза от лежавшей на коленях книги.

— Диккенс… — Он с шумом захлопнул книгу и повернулся в кресле, чтобы поставить ее обратно на полку. — Этот писатель не относится к числу моих любимых авторов.

Как и моих, согласилась про себя Мэри, не желая сейчас ни в чем соглашаться с ним вслух. На ее вкус, Диккенс был излишне мрачен. Хотя сейчас он, возможно, вполне отвечал ее настроению.

— Вы хотели со мной поговорить, — напомнила она.

Томас склонил голову набок и весело посмотрел на нее.

— Кто трясет вашу клетку?

— Простите?

— Ах, ах, — скорчил он гримасу. — Это на меня вы злитесь, не правда ли?

Она с легким хрипом втянула воздух.

— С какой стати мне злиться на вас?

К ее досаде, он усмехнулся.

— На вашем месте я бы присел, Мэри. — Томас указал на кресло, стоявшее напротив. — Пока вокруг вас не вспыхнул ковер. Подумать только, что я мог когда–то сомневаться в естественности цвета ваших волос!.. Хорошо, — одобрил он, когда девушка села. — Скажите, в чем я должен перед вами извиниться, — и покончим с этим. А потом продолжим разговор.

Мэри молчала.

— Дело во вчерашнем вечере? — Томас не сводил с нее глаз. — Вы хотите, чтобы я извинился за то, что поцеловал вас, не так ли?

Мэри предпочла бы вообще не затрагивать эту тему. Но, похоже, она хотела слишком многого!

— Что ж, полагаю, я смог бы найти оправдания, — медленно проговорил Томас, приняв ее молчание за согласие. — Но не вижу в этом смысла, поскольку не могу ручаться, что это не повторится впредь. — На его лице появилась характерная волчья усмешка, когда Мэри судорожно перевела дыхание. — Кажется, мне удалось вас растормошить! — с удовлетворением произнес он, откидываясь в кресле. — Значит, прошлый вечер, Мэри?

— Нет! — выпалила она. — Я просто… Все знают… Мы едем в Эдинбург. — И замолчала, поняв, что запуталась.

— Да, — прищурившись, кивнул Томас. — А вы не хотите?

— Да… Нет… — Мэри вздохнула, злясь на себя за то, что так суетится. — Да, конечно, хочу, — сказала она спокойнее.

— Вы бы предпочли, чтобы я сказал вам об этом прежде, чем другим, — понимающе заметил он. — Судя по тому, что вы упомянули «всех», могу предположить, что остальные уже получили огромное удовольствие, поспешив сообщить вам о. моих планах. Я только мельком упомянул об этом за завтраком, Мэри, — сказал Томас. — Не понимаю, почему это так запало всем в душу?

Зато она понимала. Генри пришел в ярость оттого, что она уезжает с его братом, пусть даже в качестве няни Нины. Джулия хотела услать ее как можно дальше от сына. А Эйлин вообще собиралась говорить с ней не о поездке в Эдинбург, а о чем–то более личном!

— Не имеет значения, — ответила она. — Я только…

— Нет, разумеется, имеет, Мэри, — прервал ее Томас. — Что бы я ни сказал вчера вечером, я не хотел вас обидеть или расстроить. Думаю, в этом доме и без меня достаточно людей, настроенных на это. Поэтому примите мои извинения, если я ненароком сделал это. — Он поднял на нее темные, бездонной синевы глаза. — Мне не стоило напоминать вам о ваших обязанностях по отношению к Нине, — пояснил он, заметив ее вопросительный взгляд. — Достаточно увидеть вас вместе, чтобы понять, как вы к ней привязаны. И это чувство более чем взаимное.