Мастерская чудес - Валери Тонг Куонг

— Если вы справитесь со своими обязанностями, то, само собой, пойдете на повышение. Я первый позабочусь об этом. Вы человек необычный, поэтому мой долг — следить за вашими успехами с пристальным вниманием и непрестанно вас поощрять.

Обязанности менеджера оказались весьма тривиальными. Как самый обычный секретарь-референт я должна была, с одной стороны, взвалить на себя львиную долю работы вышестоящих, с другой — исполнять всевозможные нудные мелкие поручения. Я знала их наизусть, поскольку именно этим и только этим и занималась, пока огонь не спалил мою прежнюю жизнь. Зато условия были сказочными и абсолютно непривычными. Робертсон назначил мне огромный оклад. В прошлом я о таком и мечтать не могла. А еще гибкий график и множество бонусов… Сразу видно, что я здесь на особом положении. Придется проявить незаурядную ловкость и смекалку, чтобы оправдать доверие и подняться еще выше.

Конечно же, я поспешно подписала выгодный договор. Впрочем, по-моему, мы оба считали эту сделку лучшей в своей карьере. Робертсон буквально светился от счастья. Он крепко пожал мне руку и самолично проводил до лифта.

— Так-то лучше, — проворчал Жан, когда я вечером сообщила ему о результатах. — И незачем было капризничать и ломаться. Избалованная девчонка! Надеюсь, впредь вы научитесь мне доверять. Все, довольно, забудем о той ссоре. Давайте лучше отпразднуем ваше назначение всей семьей!

— Всей семьей, Зельда, в смысле всей «Мастерской», поскольку у вас нет ни родственников, ни друзей. Во всяком случае, вы о них не помните. Каждый человек нуждается в общении с близкими, хоть с кем-то, хоть иногда. Мы так устроены. Одинокие люди долго не живут. Это факт. Они умирают, потому что им не с кем делиться своими мыслями, чувствами, теплом. Немеют и умирают. Одинокие ни о чем не просят, ничего не получают и тают. Таков закон. Сопротивляться ему бессмысленно и бесполезно.

Последние слова Жан произнес жестко, с горечью. Он смотрел сквозь меня и, казалось, обращался к невидимому собеседнику.

— Таков закон, — повторил он. — Их убивает молчание. Поэтому некого судить и казнить, хотя жертва мертва.

— Послушайте, Жан, — поспешно перебила его я. — Не бойтесь, я умирать не собираюсь. Это в мои планы не входит.

— Очень рад, — сухо ответил он. — Мы ведь поклялись оберегать вас.

В холле поставили длинный раскладной стол. Пришло человек десять. Среди прочих Сильви, секретарша Жана, мистер Майк, державшийся, как всегда, в стороне от прочих, и женщина лет сорока с короткой стрижкой, которую я несколько раз встречала в коридоре, поскольку она жила рядом со мной, в комнате с голубыми обоями.

Жан потребовал тишины и торжественно произнес:

— Друзья, мы собрались сегодня, чтобы отпраздновать поступление Зельды на работу. Она сделала всего лишь первый шаг, ее ждет дальнейшее долгое восхождение. Однако первый шаг самый важный, он означает стремление к свободе и независимости. Отныне Зельда — хозяйка своей судьбы, созидательница собственного благополучия и процветания. Дорогие мои, эта девушка потеряла все, ее воспоминания стерты. Случай исключительный и вместе с тем поучительный. Зельда показывает нам, малодушным маловерам, что целеустремленность творит чудеса. Под целеустремленностью я подразумеваю волю к жизни, могучую, сметающую все преграды. Мы должны проживать осознанно и полноценно каждый миг, чутко, отзывчиво воспринимать все, что нас окружает и направляет. Должны доверять себе, будущему, ближним. Знать, что счастье возможно. Зельда победила смерть, преодолела пустоту. Она, как никто из нас, постигла на собственном опыте силу целеустремленности. Конечно же, впереди у нее много трудностей, сомнений, отчаяния, и все-таки целеустремленность восторжествует над всеми невзгодами, я уверен!

Жан обернулся ко мне, поднял пластиковый бокал.

— Зельда, позвольте выразить вам безмерное восхищение. Я понимаю, что вместе с прошлым теряешь накопленный опыт и полезные навыки. Вы не раз оступитесь, споткнетесь, ушибетесь. Не бойтесь: мы всегда будем рядом, поддержим вас, утешим, поймем. Вы справитесь, потому что вы не одиноки. В этом смысл существования «Мастерской», всех волонтеров и нуждающихся. Так выпьем же за ваше будущее, выпьем за победу жизни!

Меня обступили со всех сторон, принялись разглядывать, обнимать, расспрашивать. Прежде они не решались из деликатности обсуждать при мне амнезию, но теперь заговорили разом:

— Зельда, ну хоть какие-то обрывки воспоминаний у вас есть?

— Интересно, а сны вы видите?

— Отдельные картины прошлого не всплывают?

Как же меня угнетал этот праздник! Мне бы, наоборот, расслабиться, насладиться сполна их участием. А я сжалась, напряглась. Приходилось взвешивать каждое слово, чтобы не выдать себя ненароком. Да еще и голос совести заглушать. Та опять твердила: «Воровка! Крадешь их время, жалость, сочувствие. Обманом захватила превосходную должность с великолепными условиями. Корыстная дрянь! Ты не лучше тех мошенников из газет, что задействуют благотворительные фонды в своих махинациях. Ты чудовище! Воплощение зла».

В конце концов, все поплыло у меня перед глазами, ноги подкосились, я выронила пластмассовую рюмку и провалилась в небытие. Темнота, затем вспышка света. Через мгновение я очнулась на руках у мистера Майка.

— Отлично, дружище! — похвалил его Жан. — Вот это реакция!

Мистер Майк осторожно положил меня на кожаный бежевый диванчик для посетителей. Он смотрел на меня как-то странно, сконфуженно, недоуменно. Я залепетала в смущении:

— Простите, мне очень стыдно, я не хотела… Я так растрогана… И потом шампанское… Я пью его впервые… Или нет. Не знаю… Ничего не понимаю…

— Не извиняйтесь, — пробормотал он в ответ. — Всякое бывает. Не берите в голову.

Принес мокрое полотенце и положил мне на лоб.

Вечером я отчитывала себя, глядя в зеркало: «Хватит, Милли, прекрати! Зачем метаться из крайности в крайность, изводить себя понапрасну. Выбери раз и навсегда: либо ты терпишь угрызения совести, либо последствия своих поступков. Все взвесь, оцени, измерь, а потом крепко держись принятого решения, не отступай, не меняй его».

Наконец-то я осознала, что лежит у меня на плечах мертвым грузом, мешает жить и дышать. Чувство вины! Раньше я была виновата в том, что не смогла их спасти. Теперь — во лжи, в утаивании правды. Милли или Зельда, разницы нет. Мы обе обречены, безнадежно виноваты.

Я всю ночь не смыкала глаз. И к утру поняла: угрызения лучше. От чувства вины все равно не избавишься. Это как врожденное хроническое заболевание. К нему нужно притереться, с ним можно жить. Его я приму как данность, буду скрывать от окружающих и втайне страдать от острых мучительных приступов.

Мистер Майк

Вот ведь заладил: «Зови меня по имени. Для тебя я просто Жан». Нет, не могу, и все тут! Он мой начальник, отец-командир, благодетель. Сам меня нашел, сам мне все дал. Не зря же я в армии служил. Субординация — серьезная штука! И пусть там вся верхушка протухла и прогнила до мозга костей, а порядок все-таки нужен. Хорошо, когда кто-то приказы отдает, думает за тебя. Так спокойнее. Знаешь, что ты при деле, на месте. «Жан» или «мсье Жан» — никуда не годится! Запанибрата с ним я не буду. Он мне не ровня. «Мсье Харт» — дело другое, прилично звучит, уважительно. Я, как перебрался в «Мастерскую», и тыкать ему перестал.

— Мистер Майк!

— Здесь!

— Выпейте, не стесняйтесь. Вы ж это любите, я знаю.

И подталкивает ко мне банку пива. Прямо по столу — вжик! Спятил, что ли? Верно, подловить меня вздумал.

— Премного благодарен, — отвечаю. — Но мне что-то не хочется.

— Ладно вам, берите. Вы же по нему стосковались до смерти. Это не ловушка, успокойтесь.

Будто мысли мои прочитал! А баночка запотевшая так, сука, и просится: «Возьми меня!» Умильно, как шлюхи в Нджамена.

— В этом мире все можно, но только в меру. А вы, мой друг, меру знаете, не подведете. Насколько мне известно, сегодня вы не за рулем?

Тут я не выдержал и отхлебнул полбанки. Когда испытываешь человека, тоже нужно меру знать.

— Отлично! А теперь вам пора узнать, чего я, собственно, от вас ожидаю. Видите ли, помогать людям не так-то просто. В своей работе я нередко сталкиваюсь с недопониманием и упрямством. Многие в упор не видят собственной выгоды. Наши нуждающиеся и их родственники зачастую плохо соображают. В молодости я считал, что достаточно заговорить, и тебя услышат. Рассчитывал на собственный дар убеждения. Но, к сожалению, род человеческий слеп и глух. Большинство не прозреет, пока не получит пинок под зад, простите за грубость. Приходится наставлять их на путь истинный, расчищать его от сорняков и камней, заново прокладывать, протаптывать. А некоторые вообще тебе не верят, тогда без грубой силы не обойтись. Тут-то вы и появляетесь на сцене, дружище. То есть сначала я все толком объясню, терпеливо их выслушаю, приведу разумные доводы и возражения. Но если это не подействует, вы заставите негодников мне повиноваться. Иными словами, уладите по-своему неразрешимые проблемы, например отказ от сотрудничества, открытое противодействие, нежелание исполнять мои требования.