Записки городского хирурга - Дмитрий Правдин

– Нормально! – пробасил Сашенька. – Слабость. И жрать охота!

– Тебе нельзя, маленький! Нельзя! – соскочила со своего места Вера Игоревна.

– Я сейчас не готов ответить, что с вашим сыном. Почитаю историю болезни, вернусь и все расскажу.

– Спасибо, доктор! – На глазах матери навернулись капельки слез.

– Ну-ну, не стоит! Утаивать ничего не стану! У нас сейчас пациенту все можно сообщать о его здоровье.

– А я тоже не знаю, что со мной! – донеслось сзади.

– И я не в курсе, чего там со мной делают! И я! И я!

Вот те на! Вся палата не знает, от чего лечится, хотя всех оперировали, судя по повязкам. Абсурд какой-то! Ладно, один дурак попался и не понял, что ему лечащий врач объяснил. Такие случаи в моей практике бывали. Такое допускаю. Но чтоб вся палата не была в курсе, чем их тут пользуют? Ну, бред!

– Хорошо, хорошо! – заверил я пациентов четвертой палаты. – Ознакомлюсь с вашими историями болезни и с каждым персонально побеседую. Хотя это и не входит в обязанность дежурного врача. Для этого у вас лечащий врач имеется!

– Да, лечащий! – недовольно буркнул желчный мужчина в домашней пижаме, лежащий возле входа. – Я тут уже пять дней лежу и не знаю до сих пор, кто мой лечащий врач!

– Как так не знаете? Кто-то же к вам в палату утром приходит, спрашивает о жалобах, интересуется самочувствием, живот мнет, повязки меняет. Кто?

– Да кто его разберет! – вспыхнул обладатель домашней пижамы. – Утром толпа каких-то в белых халатах бегом пробежится, пальцем в живот ткнут, спросят: «Как дела?» – и убегать. И то по большей части студенты.

– А перевязки кто делает?

– Кто-кто… Медсестра Элеонора Семеновна! Золотая женщина!

– Правду Григорьич говорит! – подхватил разговор маленький вертлявый человек средних лет с полностью заклеенным окровавленной салфеткой животом, с толстой силиконовой трубкой слева, заканчивающейся в бутылке из-под растворов.

– Я-то вот всего четвертый день тут. Знаю, что у меня ранение печени. В курсе, кто оперировал – Леонид Михайлович, дай Бог ему здоровья. Он мне и рассказал, что со мной. И все! Больше никого после не видел. Подходят только какие-то. Смотрят, мнут, слушают, уходят.

– Заведующий еще приходит! – добавил Григорьич. – Хороший мужик, но занятой!

– Ладно, попробую вам помочь! – недоуменно пожал я плечами. – Разберусь с вашими историями и вернусь.

– Будьте любезны! Мы вас очень просим! – за всех попросил вертлявый.

Я вернулся на пост. Что-то здесь явно не так. Больные и не знают своего лечащего врача! Даже как-то подозрительно!

Как явствовало из истории болезни, Сашенька длительное время злоупотреблял алкоголем. Проще говоря, пил он по-черному! В результате чего созрела профессиональная болезнь алкоголиков – острый алкогольный панкреатит. Консервативная терапия не оказала должного эффекта, пришлось оперировать.

После операции развился алкогольный делирий, или, как говорят в народе, «белочку словил». Мамы, похоже, под боком в тот момент не оказалось. Сашенька начал буянить, у него разошлись швы на ране. Кишки вылезли наружу. Пришлось повторно брать в операционную и вправлять кишки, снова ушивать брюшную стенку.

Вертлявый оказался Евгением Анатольевичем Вассом 35 лет от роду. Подрался с соседом по коммуналке. В драке лишился селезенки. Оперирован.

Григорьич, он же Воробьев Артем Григорьевич, 65 лет, безработный. Запущенный рак ободочной кишки. Неделю сидел дома с мощнейшим запором, лечился домашними способами – водкой.

Во время госпитализации умудрился укусить врача «Скорой помощи» за… ухо, когда та ставила ему в руку укол. В операционной нецензурно ругался и пытался лягнуть ногой анестезиолога, о чем есть соответствующая запись в истории болезни.

Двое остальных страдали язвенной болезнью и перенесли операции на желудке по поводу осложнений заболевания. У одного открылось кровотечение. У второго образовалась дырка – перфорация.

Вооруженный знаниями, вернулся в палату. Провел со всеми беседу. Кого успокоил, кого приободрил. Троих внес в список на перевязки. На часах полдень. За час обошел всего четыре палаты из двадцати. Такими темпами только к вечеру закончу.

Позвонили из эндокринологии.

– Здравствуйте, вы дежурный хирург? – недовольно спросили на том конце провода. – Нам необходима ваша консультация.

– А что у вас произошло?

– Рвота «кофейной гущей», подозрение на желудочное кровотечение. Я дежурный эндокринолог.

– Очень приятно! Я – дежурный хирург. Для начала сделайте эндоскопию, потом пригласите меня, если что-то серьезное выявите!

– Нет, вначале вы должны осмотреть, дальше отправим на исследование. У нас так принято!

– Девушка, – как можно спокойней спросил я трубку, – вы врач? Диплом есть? Так почему вы не можете сами направить больного на гастроскопию?

– Ну, вы же хирург, а не я!

– А-а-а, то есть вы считаете, что хирурги умеют превращаться в червяков? Залазят больным в рот, осматривают весь желудочно-кишечный тракт, далее вылезают из прямой кишки и с радостью рапортуют, что нашли. Так?

– Почему вы так разговариваете? – заистерила трубка. – Вы отказываете в помощи?

– Я вам не отказываю, а предлагаю альтернативу: самим направить пациента на гастроскопию. Только и всего. А сейчас, извините, у меня обход.

В пятой палате уже шесть человек, но вопросов не меньше, чем в предыдущей. Стало ясно, что с таким подходом и до утра не успею обойти все отделение, тем более, что необходимо произвести перевязки. Решаю форсировать процесс. Сокращаю время для беседы. Получается плохо. У меня складывается впечатление, что наши пациенты лежат абсолютно бесхозные и никому не нужные.

Позже я беседовал с лечащими врачами, и оказалось, что я был недалек от истины. У них просто элементарно не хватает времени для длительного общения. Больше половины его занимает рутинная бумажная работа. На лечебный процесс остается все меньше и меньше. Бесконечные операции поглощают остальные часы.

Вот и получается, что не до задушевных бесед. Врач всегда окружен толпой прикреплённых к нему студентов и ординаторов. Больные меняется часто. Мы, бывает, не всегда представляемся, а бейджи читают немногие. Замкнутый круг. В итоге больные считают себя обделёнными вниманием.

Перехожу из палаты в палату. Не всегда удается ускориться. Очень много вопросов. Стараюсь не уронить марку, отвечаю на большинство. Вижу, люди стали улыбаться. Хвалят.

– Хороший доктор, внимательный. Жалко, что не меня ведет, а всего лишь дежурант.

Осмотрел первый пост, прошел на второй. Как черт из табакерки, появляется перед самым моим носом Виктор Афанасьевич Капуста, ответственный врач по больнице. Лицо недовольное, можно сказать, злое:

– Дмитрий Андреевич, почему вы проигнорировали просьбу Юлии Сергеевны, да еще и нахамили ей впридачу?

– Какой такой Юлии Сергеевны? – делаю круглые глаза.

– Бросьте! Дежурному эндокринологу. Что вы ей там такое сказали? Что за червяк?

Я в двух словах, как мог деликатнее передал диалог с телефонной трубкой и, закончив, обвел рукой отделение:

– Вот, Виктор Афанасьевич, уже почти 14–00, а мне надо оставшиеся три палаты обойти и с десяток перевязок осуществить. Причем половину на месте!

– Зачем?

– Больные тяжелые! Сами не ходят. У меня тоже желания их таскать, свой пуп надрывая, нет. Санитары отсутствуют. Медсестры сами видели какие. Если есть в них по 40 килограммов живого веса – уже хорошо. Студентки, ели ноги передвигают.

– Ну, других у нас нет, – философски заметил ответственный. – Но на будущее учтите, в таких ситуациях вначале хирург смотрит, а далее направляют на ФГДС.

– Глупо как!

– Не будем спорить, вижу, вы работаете. Не прохлаждаетесь. Поэтому скажу Юлии Сергеевне, чтобы сама направила больного на гастроскопию. Но вы, как закончите у себя, обязательно поднимитесь на эндокринологию и освидетельствуйте пациента.

– Всенепременно! Обещаю!

Виктор Афанасьевич грозно посмотрел на меня поверх толстых очков в роговой оправе, но ничего не сказал, а пошел дальше по своим важным делам.

Избавился от дел только к 17–00. Меня пока никто не разыскивал, но, помня о данном Капусте обещании, отправился на эндокринологию.

– Вы так долго шли, что больной мог уже несколько раз умереть! – съязвила Юлия Сергеевна, миниатюрная 25-летняя ярко выраженная пергидролевая блондинка с замашками классной дамы.

– Помер, что ли?

– Представьте себе, нет!

– А что так?

– Ну вы, доктор, шутите неудачно!

– Как можно! Я же хирург, чуть что, сразу на стол и резать! Кромсать! Мы далеки от вашей проницательности.

– Фи! – скривила прокрашенный блеклой помадой ротик блондинка. – Неостроумно.

– Остроумней было настучать ответственному!

– Я никому не стучала! – нахмурила лобик докторица. – Я просто доложила об инциденте! А что мне оставалось делать, если его рвало «кофейной гущей»? Вы не идете, его рвет. Что?