Юрбен Грандье - Александр Дюма

Невозможно описать словами, что тут началось: взору и слуху явилась такая ярость, какой нельзя было даже вообразить, и ничей разум, если только он не привык к зловещим сценам жертвоприношений дьяволу, не в силах был удержаться от изумления и ужаса перед происходящим. Среди всего этого один Грандье оставался самим собою: невозмутимо стоял он, глядя на творившиеся чудеса, и пел гимны Господу вместе с теми, кто, как и он, были уверены, что их охраняет сонм ангелов, и когда один из дьяволов крикнул, что Вельзевул находится между Грандье и отцом капуцином Транкилем, и Грандье, обратившись к демону сказал ему: «Obmutescas!», то есть: «Замолчи!» — указанный дьявол начал клясться, что это пароль, но он обязан сказать все, поскольку Бог несравненно сильнее всей преисподней. Тут все демоны бросились к Грандье, желая оставить на нем отметины, или растерзать его, или задушить, хотя он является их повелителем, но тот заявил, что он им не повелитель, не слуга и что слова демонов еще не говорят о его власти над ними и сам вызвался задушить дьявола, но тут монахини пришли в неистовство и стали швырять свои туфли ему в голову. «Что-то эти дьяволы непохожи на настоящих», — заявил с улыбкой Грандье. В конце концов всеобщее исступление и ярость достигли такой степени, что без помощи и защиты людей, находившихся на хорах, виновнику сего спектакля пришлось бы непременно расстаться с жизнью; его заставили выйти из церкви и избавили тем самым от ярости тех, кто ему угрожал. Около шести вечера он был препровожден в свою тюрьму, а остаток дня был посвящен избавлению несчастных монахинь от овладевших ими дьяволов, что далось, отнюдь не без труда».

Далеко не все судили одержимых с такой же снисходительностью, как автор этого рассказа: в их воплях и корчах многие видели позорную и святотатственную оргию мести; в городе пошли столь противоречивые разговоры о происшедшем, что на следующий день 2 июля, на всех углах и перекрестках был развешен и провозглашен следующий приказ:

«Категорически воспрещается всем лицам, какого бы звания и сословия они ни были, злословить или говорить что-либо против монахинь и других жителей Лудена, в коих вселился злой дух, равно как и против тех, кто изгонял из них бесов или споспешествовал изгнанию; это запрещается делать как в тех местах, где оно происходило, так и в прочих под страхом штрафа в десять тысяч ливров, а в надлежащих случаях — штрафа на большую сумму и телесного наказания, и дабы никто не ссылался на неведение, настоящий приказ должен быть сегодня прочитан во время проповеди во всех приходских церквях города и вывешен на их дверях, а также везде, где потребуется.

Луден, июля 2 дня 1634 года».

Приказ оказал весьма сильное влияние на жителей Лудена, и, начиная с этого дня, они если и не поверили в одержимость монахинь, то, во всяком случае, уже не осмеливались говорить вслух о своем неверии. Однако, к позору судей, на сей раз их подвели сами монахини: на следующий день после описанной нами гнусной сцены, в тот миг, когда отец Лактанс начал изгонять демонов из сестры Клары в замковой церкви, она встала вся в слезах и, повернувшись к зрителям, чтобы всем было слышно, призвала небеса в свидетели, что на этот раз будет говорить правду, и призналась, что все, что в течение двух недель она показывала против несчастного Грандье, было клеветой и наговором, которые она делала по наущению францисканца, кармелитов и Миньона. Однако отец Лактанс, ничуть не смутившись, ответил, что все ее слова — не что иное, как уловка демонов, желающих спасти своего повелителя Грандье. Тогда монахиня, громко взывая к г-ну де Лобардемону и епископу Пуатье, стала умолять их, чтобы ее отделили от других и избавили от священнослужителей, которые погубили ее душу, заставив свидетельствовать против невиновного, однако оба представителя власти лишь посмеялись этой хитрости дьявола и велели немедленно отвести ее в дом, где она пребывала и ранее. Заслышав этот приказ, сестра Клара бросилась с хоров, желая выбежать в двери церкви, и принялась умолять присутствующих прийти к ней на помощь и спасти от вечного проклятия. Но никто даже не пошевелился — настолько подействовал на всех грозный приказ. Сестру Клару, несмотря на ее вопли, схватили, препроводили в дом и там заперли.

На следующий день произошло еще более удивительное событие: в то время как г-н де Лобардемон допрашивал одну из монахинь, настоятельница — босая, в одной сорочке и с веревкой на шее — вышла во двор и там, не обращая внимания на страшную грозу, простояла два часа под дождем, под вспышками молний и раскатами грома, ожидая выхода г-на де Лобардемона и других судей. Наконец дверь, ведущая в гостиную, отворилась, и показался королевский уполномоченный; тогда сестра Жанна дез Анж, встав перед ним на колени, сказала, что у нее нет больше сил играть и далее страшную роль, которой ее обучили, и объявила Юрбена Грандье невиновным перед Богом и людьми, после чего добавила, что злоба, которую она и ее товарки испытывали к нему, проистекает от плотского вожделения, внушенного его красотой и усугубленного заточением в монастырь. Охваченный гневом г-н де Лобардемон принялся ей угрожать, но она залилась горькими слезами и сказала, что ничего не боится, кроме своей вины, которая при всем милосердии Господа слишком велика, чтобы рассчитывать на прощение. Г-н де Лобардемон вскричал, что это демон говорит ее устами, но настоятельница ответила, что ею всегда владел лишь демон ненависти, который вселился в нее не по договору, а вместе с дурными мыслями.

С этими словами она, не переставая лить слезы, медленно пошла в сад, где привязала висевшую у нее на шее веревку к ветке дерева и повесилась, однако подоспевшие монахини успели вынуть ее из петли, прежде чем она задохнулась.

В тот же день был издан приказ держать ее, так же как и сестру Клару де Сазайи, под неусыпным наблюдением; учитывая тяжесть ее вины смягчить наказание не смогло даже то, что она приходилась родственницей г-ну де Лобардемону.

Продолжать изгнание бесов и далее больше не было никакой возможности: примеру настоятельницы и сестры Клары могли в любую минуту последовать другие монахини, и тогда все погибло бы, да и, кроме того, разве Юрбен Грандье не был должным образом уличен? Поэтому объявили об окончании дознания, а судьи стали подводить итоги и сочинять приговор.

Невероятное количество грубых нарушений судопроизводства и откровенное беззаконие, полное нежелание выслушать свидетелей и его собственные доводы убедили наконец Грандье в том, что участь его предрешена: дело зашло так далеко и приобрело такую огласку, что следовало либо наказать его, как колдуна и чародея, либо подвергнуть каре за клевету королевского уполномоченного и епископа вместе с монахинями, монахами различных орденов, титулованными судьями и многими высокопоставленными особами. Эта мысль усугубила смирение Грандье, однако мужества его не лишила: решив, что его долг как человека и христианина — до конца защищать свою жизнь и честь, он написал записку под названием: «Оправдательное заключение» и вручил ее судьям. Это был столь беспристрастный и серьезный анализ дела, словно написал его человек совершенно к нему не причастный.

«Со смирением молю вас здраво и со вниманием поразмыслить о том, что говорит пророк в 82 псалме[39], предупреждая, что вы должны вершить суд праведный, потому что как и все смертные предстанете перед Господом, верховным судией, дабы отчитаться в своих деяниях. Обращается помазанник Божий к вам, призванным судить, и говорит: Бог стал в сонме богов; среди богов произнес суд: доколе будете вы судить неправедно и оказывать лицеприятие нечестивым? Давайте суд бедному и сироте; угнетенному и нищему оказывайте справедливость; избавляйте бедного и нищего; исторгайте его из руки нечестивых. Вы — боги, и сыны Всевышнего — все вы; но вы умрете, как человеки, и падете, как всякий из князей».

Эта жалоба, несмотря на всю свою справедливость и достоинство, не тронула судей, и утром 18 августа в монастыре кармелитов был оглашен следующий приговор:

«Объявляем Юрбена Грандье заподозренным и уличенным в колдовстве, порче и бесновании, насланном им на монахинь-урсулинок и мирянок города Лудена; за эти и другие, последовавшие за названными преступления упомянутый Грандье приговаривается к публичному покаянию с обнаженной головой, веревкой на шее и с горящим факелом весом два фунта в руке перед главным входом в церковь святого Петра, а также в церковь святой Урсулы, где он, коленопреклоненный, должен испросить прощения у Господа, короля и правосудия, после чего его надлежит препроводить на площадь перед церковью Святого Креста, привязать к столбу на костре, сложенном там для этой цели, и сжечь живьем вместе с договорами и магическими символами, находящимися в судебной канцелярии, а также с сочиненной им рукописью трактата против безбрачия священников, после чего развеять его пепел по ветру. Объявляем, что все его имущество, предварительно оцененное в сто пятьдесят ливров, конфискуется королем с целью приобретения на указанную сумму медной доски, на которой будут выгравированы выдержки из настоящего приговора и которая будет вывешена на видном месте на веки вечные в означенной церкви святой Урсулы, а перед исполнением настоящего приговора означенного Грандье как главу его сообщников надлежит подвергнуть пытке обычной и чрезвычайной.