Пленница - Виктория Холт

— Им очень страшно.

— В открытом море в утлой лодке, — пробормотала я.

— Это еще хуже, чем кажется.

— Да, наверное. Но, похоже, шторм стихает.

— Я бы на это не полагался. Нам следует быть готовыми ко всему, даже к самому худшему. Возможно, это урок нам всем.

— Люди не всегда делают правильные выводы из уроков.

— Я не понимаю, почему, если так легко убедиться в предательском нраве моря. Оно может быть добрым и ласковым, а уже через минуту злобным и угрюмым.

— Надеюсь, что ураганы обойдут нас стороной.

Я вернулась в свою каюту в одиннадцатом часу вечера. Мэр Келпин лежала в постели. Я пошла в соседнюю каюту, чтобы пожелать спокойной ночи родителям. Отец лежал на койке, а мама читала газеты.

Сказала родителям, что обедала с Лукасом Лоримером, а теперь собираюсь лечь спать.

— Будем надеяться, что к утру все стихнет, — произнесла мама. — Эта бесконечная качка мешает твоему отцу сосредоточиться, а над лекцией еще предстоит много работать.

Мой сон был некрепким и беспокойным. Проснувшись рано утром, я поняла, что ветер опять усилился, потому что корабль качало и трясло еще сильнее, чем накануне днем. Мне пришлось схватиться за койку, чтобы меня не сбросило вниз. О сне нечего было и думать. Я замерла, прислушиваясь к завываниям и стонам бури и грохоту волн о борт корабля.

И вдруг… я услышала отчаянный звон. Я сразу поняла, что он означает, потому что в первый день плавания все пассажиры приняли участие в практическом занятии, призванном хотя бы в какой-то мере подготовить нас к критической ситуации в море. Нам рассказали, что мы должны будем надеть теплую одежду и спасательные жилеты, которые хранятся в шкафчиках в каждой каюте, после чего как можно скорее направиться к условленному месту сбора.

Я спрыгнула с койки на пол. Мэри Келпин уже одевалась.

— Вот мы и влипли, — сказала она. — Этот мерзкий ветер, а теперь… еще и это.

Ее зубы стучали, и оказалось, что одеваться обеим одновременно совсем нелегко.

Она оделась быстрее меня. Застегнув все пуговицы и набросив спасательный жилет, я выбежала из своей каюты и ворвалась в каюту родителей.

Колокол не умолкал ни на минуту. Родители были совершенно растеряны, а отец возбужденно складывал какие-то бумаги.

— Времени на это сейчас нет, — сказала я. — Скорее наденьте теплую одежду. Где ваши спасательные жилеты?

Мне предоставилась уникальная возможность осознать, что иногда капля здравого смысла значит намного больше самой обширной эрудиции. Родители были так покорны, что у меня сжалось сердце. Они полностью вверили свою судьбу мне. Наконец мы были готовы покинуть каюту.

В коридоре было безлюдно. Внезапно отец остановился и уронил бумаги, которые держал в руках. Я поспешно подняла их и вручила ему.

— О Господи! — в ужасе произнес он. — Я забыл записи, которые сделал вчера.

— Неважно. Наши жизни важнее твоих записей, — ответила я ему.

Он не двинулся с места.

— Я не могу… Я не смогу… Я должен вернуться и забрать их.

— Твой отец должен получить свои записи, Розетта, — произнесла мама.

Я узнала упрямое выражение на их лицах и торопливо произнесла:

— Я вернусь за ними сама. Поднимайтесь наверх. Я принесу вам эти записи. Где они?

— В верхнем ящике, — ответила мама.

Я слегка подтолкнула их к трапу и побежала назад. В верхнем ящике записей не оказалось. Немного поискав, я обнаружила их в нижнем. В спасательном жилете я была ужасно неповоротливой. Схватив пачку бумаг, я заспешила прочь.

Звон колокола стих. Держаться на ногах было очень сложно. Корабль бросало из стороны в сторону, и, поднимаясь по трапу, я чуть не упала. Родителей нигде не было, и я предположила, что они уже присоединились к остальным, и теперь их всех ведут на палубу, к спасательным шлюпкам.

Шторм бушевал все сильнее. Я споткнулась и упала. Проскользив по наклонной поверхности, я ударилась о переборку и с трудом поднялась на ноги. Я чувствовала себя оглушенной и никак не могла понять, куда могли подеваться мои родители за такое короткое время, которое у меня занял поиск записей. С трудом поднимаясь наверх, я сжимала бумаги в руках. На палубе царил хаос. Все рвались к перилам. Тщетно я высматривала в этой мятущейся толпе родителей. Внезапно я почувствовала себя ужасно одинокой среди всех этих отпихивающих друг друга и отчаянно голосящих людей.

Это было ужасно. Казалось, что ветер злорадствует, наблюдая за мучениями, на которые он обрек беспомощных людей. Мои волосы были распущены и теперь развевались у меня над головой и хлестали меня по глазам. Порывом ветра из моих рук вырвало записи. Несколько секунд я наблюдала за их безумным танцем, а затем свирепый ветер подхватил их и швырнул в клокочущую бездну моря.

«Мы должны были держаться вместе», — подумала я. А затем пришла следующая мысль — зачем? Мы никогда не были вместе. Но теперь все совершенно иначе. Нас окружала реальная опасность. Нам в лицо смотрела сама Смерть. Неужели в такой момент стоило расставаться из-за каких-то записей?

Кто-то уже садился в шлюпки. Я поняла, что моя очередь наступит еще не скоро, а когда я увидела, как набитые людьми хрупкие скорлупки опускаются в бушующие волны, я усомнилась в своем желании вверить одной из них свою жизнь.

Внезапно корабль содрогнулся всем корпусом и застонал, как будто был более не в силах выносить эту муку. Палуба накренилась еще сильнее, и я увидела, что стою в воде. Одна из спускаемых на воду шлюпок перевернулась. Я услышала вопли людей, быстро заглушенные жадно засосавшей их пучиной.

Мне казалось, что это все происходит не со мной, и я наблюдала за происходящим отстраненно, как будто издалека. Смерть казалась неминуемой. Моя жизнь еще и начаться толком не успела, а мне уже предстояло с ней расстаться. Я попыталась вспомнить прошлое. Говорят, что все это делают, когда тонут. Но ведь я не тону… пока, подумалось мне. Я стояла на накренившемся судне с пробоиной в борту, наблюдая за разбушевавшейся стихией, и знала, что в любую секунду она может швырнуть меня с этой относительно безопасной палубы в серое безжалостное море, которое никому не оставит надежд на выживание. Вокруг стоял оглушительный шум — вопли и мольбы людей, взывающих к Богу и умоляющих спасти их от ярости моря, смешивались с ревом шторма… завыванием ветра и грохотом гороподобных волн. Все это казалось иллюстрацией к «Аду» Данте.

Я ничего не могла с этим поделать. Наверное, столкнувшись с угрозой гибели, люди первым делом пытаются спастись. Но в юности смерть кажется такой далекой, что ее возможность трудно принять всерьез. Смерть — это то, что случается с другими людьми, к тому же старыми. Трудно представить себе мир, в котором не будет тебя. Сам себе кажешься бессмертным и неуязвимым. Я знала, что очень многие мои спутники еще до наступления ночи окажутся в общей водяной могиле, но мне трудно было поверить, что я буду одной из них.