Превращение Розы - Нина Ламберт

— Прости, Роза, — виновато осклабился он. — Я уверен, что Найджел не сочтет это неверностью. Я весь день смотрел на тебя в классе, и если бы не поцеловал, то просто лопнул бы по швам. Я всерьез воспринял твои слова о том, что дома у тебя остался парень, но ведь один-единственный нечаянный поцелуй ничему не помешает, правда? — И он стрельнул в нее обезоруживающей и хорошо натренированной улыбкой.

— Ну, если он и останется таким, — парировала она, вспыхнув.

— В следующий раз я буду держать руки связанными за спиной, честное скаутское, — последовал неубедительный ответ.

В этот вечер Джонатан пригласил ее после ужина в деревенский паб. Она надела строгую черную блузку из шелка и самую скромную юбку, с удивлением поймав себя на том, что старается свести до минимума действие своей новоприобретенной привлекательности. Хотя Джонатана явно более впечатляло то, что находится у нее под одеждой, вел он себя как истинный джентльмен, и его прощальный поцелуй — спокойной ночи — был кратким, хотя и крепким.

Вечером Роза лежала в постели, стараясь как-то разобраться в мириаде эмоций, которые ей довелось испытать в этот день. Но прежде чем она справилась со своими мыслями, усталость взяла свое и утащила ее в тяжелый сон.

Глава четвертая

Следующим днем была пятница. Впереди замаячили выходные с их обязательными индивидуальными занятиями в рамках учебного плана. Пейзажи считались приемлемыми, если они выполнялись маслом. Джонатан уже наметил план, с которым Роза охотно, даже с радостью согласилась. Они поедут на его автомобиле к морю, возьмут все для пикника и выберут на берегу место покрасивее, какой-нибудь драматический уголок со скалами и прибоем. Роза любила работу на пленере из-за уединенности, там не возникало такого напряжения, как в студии при скоплении народа. А еще она с детства тонко чувствовала природу и любила прогулки.

В пятницу к вечеру перспективы на отдых казались все более соблазнительными. Роза чувствовала себя измотанной и выдохшейся после всех усилий, которые она прилагала, переводя карандашный эскиз в масло, со всеми вытекавшими раздумьями насчет цвета и фактуры. Алек Рассел бесцеремонно наблюдал за ее работой, более пристально, чем за другими подопечными. Роза была уже признана в группе самой подающей надежды, и ее коллеги, казалось, не сомневались в ее праве на особое внимание. Перед перерывом она почувствовала, что справилась с трудностями начальной стадии. Рассел наблюдал молча, без комментариев, и она поэтому могла лишь надеяться, будучи оптимисткой, что пока еще не совершила каких-то грубых ошибок. Собственный холст Рассела теперь был умышленно удален с глаз, — несомненно, для того, чтобы маэстро завершил его со щегольской молниеносностью в конце дня.

Погруженная в себя, Роза почти не притронулась к ланчу и, казалось, не слышала звучавших вокруг нее разговоров. В студию она вернулась сразу же после еды. Джонатан отнесся к этому с осторожным уважением, увидев в этом нечто вроде творческого темперамента художника, которому лучше не перечить.

Роза едва заметила, как вернулись остальные студийцы, продолжая работать мучительно и упорно. Если остальные стремились добиться определенного сходства, то Роза была одержима увиденным накануне, тем, как подошел к этой работе Рассел. Она изо всех сил старалась поймать ту самую неуловимую искру жизни. К концу дня ее полотно, на которое другие взирали с уважением и завистью, почти довело ее до слез.

Внезапно она резко вышла из транса, осознав, что с ней говорит Алек Рассел.

— Вы недовольны работой, правда? — сказал он спокойно. Это прозвучало скорее как утверждение, чем вопрос. Роза потрясла головой и закусила губу. — Однако вы не вполне понимаете, почему недовольны ею, не так ли? — В его тоне звучало что-то доверительное, личное. Словно в студии находились лишь они вдвоем.

Он поставил свой стул рядом и шаг за шагом прошелся по всей работе, великодушно отмечая ее успешные детали, прямо объясняя ошибки. Каким-то образом ему, казалось, удавалось проникать прямо в глубь ее ментальных процессов, когда она работала. Она испытала жутковатое и сенсационное чувство, что он обладает способностью читать ее мысли. Часто он просто тыкал своим длинным, нервным пальцем. И слова казались лишними. Розой овладело чувство нереальности происходящего, словно все это снится ей. Будто она силилась объяснить что-то на иностранном языке, а потом встретила человека, владеющего обоими языками в равной степени, который может подсказать все неизвестные слова.

— Если бы я понимала это еще до начала работы, — с благодарностью произнесла она тихим голосом.

— Вы не поняли бы этого, пока бы не начали, — мягко сказал Рассел.

А затем, под испуганными взорами окружающих, быстрым и беспощадным движением он мазнул по мольберту тряпкой, намоченной в терпентиновом масле, и полностью стер ее дневную работу.

— Вам придется сделать все заново, — заявил он, вставая, и в его голосе прозвучала непреклонная решимость. — Что у вас было правильно, вы сможете снова хорошо сделать. И в следующий раз уже не повторите прежних ошибок.

Роза сидела пораженная. Она вспомнила слова Филиппы: «Все смывай и красься заново». Поглядела в глаза Расселу. К этому времени она была настолько опустошена физически, что могла разразиться слезами в любой момент.

Она тяжела вздохнула.

— Благодарю вас, — сказала она с достоинством, без сарказма, без горечи, а смиренно, сообщая ему этими двумя словами, что поняла его. И, не сказав ни слова, вновь принялась за работу.

Впрочем, рыдала она потом, на сочувственном плече Джонатана. Бурные, неистовые рыдания сотрясали ее тело. Присев на кровать в ее комнате, он целовал ей волосы, тесно прижав ее к себе, а она в это время избавлялась от разочарования и напряжения.

— Ублюдок, — клокотал Джонатан. — В этом не было абсолютно никакой необходимости. Не только потому, что это была чертовски хорошая картина, но и вообще он не имел права уничтожать ее всего лишь из-за того, что ты сделала пару незначительных ошибок. Какое варварство, причем беспричинное!

— Нет, ты ничего не понимаешь, — запротестовала Роза слабым, обессилевшим голосом. — Он все сделал правильно. Я просто ужасно расстроена, вот и все. Но не сержусь. Мне жаль, что веду себя как маленькая. Когда я работаю, я ужасно завожусь. Это только в нормальной жизни я могу держать себя в руках. Я не в силах объяснить, почему я потеряла контроль над собой вот так, сейчас. Спасибо тебе, что позволил мне залить всего тебя слезами, но сейчас я уже в полном порядке, честно тебе говорю.