Превращение Розы - Нина Ламберт

— Латынь и греческий? Значит, вы учительница? — В его голосе прозвучало удивление. Она еще подумала, а как, по его мнению, она должна еще зарабатывать себе на жизнь. Он подошел к стулу и поднял холст, рассматривая его своим острым взглядом. По-прежнему он ничего не говорил о своем отношении к ее работе.

— Ланч, — объявил он отрывисто. — Пойдемте.

Взятый напрокат «рено 5» казался слишком маленьким для его крупного тела. Он вел его довольно быстро и за всю дорогу не проронил ни слова. Этот человек совершенно не умеет вести светские разговоры, подумала Роза, хотя, вообще-то, и сама она была не мастерица придумывать темы. Ведь не придет же в голову беседовать с Алеком Расселом о погоде. Как бы он ни жил, у него явно не оставалось времени на тривиальности или пустячную светскую болтовню. Он остановил автомобиль в одной из ближайших деревень и отвел Розу в паб, где они могли сидеть на террасе. Не спросив ее, он заказал сидр и сэндвичи с ростбифом и стал очищать свою тарелку со здоровым аппетитом. Роза нервничала, ела чуть-чуть и пила крепкий, коварный сидр, пожалуй, слишком быстро на голодный желудок. Алек Рассел неторопливо докончил свою порцию и откинулся назад на спинку стула, держа руки в карманах.

— Мне хотелось вытащить вас из этого аквариума с золотыми рыбками, чтобы мы могли поговорить, — начал он, устремив на нее свои пронзительные глаза. Она опустила взгляд на тарелку. — Роза, вы что, застенчивы? Прошу вас, смотрите на меня, когда я говорю.

Она молча повиновалась и яростно шагнула в глубокий, синий омут его глаз.

— У вас есть талант. Неразвитый, технически уязвимый, эмоционально незрелый, но тем не менее талант. Я полагаю, что вы не станете протестовать из скромности либо напрашиваться на комплименты и просто понимаете, как данность, что я знаю, о чем говорю. Весь вопрос в том, готовы ли вы что-нибудь с ним делать?

Он взял ее рукой за подбородок, чтобы заставить ее ускользающий взгляд вернуться на прежнее место. Прикосновение, казалось, замкнуло электрическую цепь.

Ощущение шока пробежало по ее телу в землю, приморозив к стулу.

— Что-нибудь делать с чем? Вы хотите сказать что я должна пойти в Художественную школу? — забормотала Роза, стараясь стряхнуть с себя наваждение. Он отпустил ее.

— Возможно. Хотя я и не разделяю существующих иллюзий насчет художественных школ. Половина из их выпускников недисциплинированные горе-художники с неряшливыми мозгами, а другая половина принесла бы больше пользы, если бы тренировала тюленей для цирковой арены. Остаются лишь немногие, которые не приносят большого ущерба. В конце концов, все зависит от личности. Как потопаешь, так и полопаешь, во всем важно личное стремление и желание.

— Это означает, что мне придется бросить работу и начинать все заново. Мне уже двадцать четыре года. Еще три года учебы, и мне исполнится двадцать семь.

— Я художник, а не консультант по выбору профессии. Если вас так уж беспокоит перспектива рисовать упаковку для корнфлекса и покинуть свои латынь с греческим, значит, вам не хватает желания и вы ничего не добьетесь. Однако пренебрегать своим талантом — серьезный ущерб для вас. Это все равно, что упечь красивую женщину в монастырь. — Он подождал, пока этот образ не растворился. — Я просто хочу, чтобы вы обдумали это в течение следующей недели. Решайте, что для вас действительно важно, а что нет. Вы можете просто тащить весь этот большой багаж через всю свою жизнь. А можете теперь, насколько я могу судить, иметь все, если только сильно этого захотите, хотя что-то в ваших глазах и в вашей живописи говорит мне, что вы так не сделаете. И все-таки я вовсе не намерен раскачивать лодку. Сейчас поедем назад, и вы притащите мне ваши работы — включая и тот эскиз, что вы сделали в поезде.

Впервые он упомянул о той первой встрече. Это ничуть не изменило общее чувство дискомфорта, которое испытывала Роза.

— Вы не голодны? — насмешливо поинтересовался он, протягивая руку за одним из ее сэндвичей. — Я заставил вас нервничать, Роза?

— Да. — Он выдавливал из нее искренность, словно зубную пасту из тюбика. — Да, заставили. Вы заставили меня почувствовать себя неотесанной дурочкой, и я полагаю, что сделали это намеренно. Видно, вам нравится заставлять людей ощущать себя униженными.

Его губы искривились в насмешливом удивлении.

— Не скупитесь с оскорблениями. Они полезны для моей души. Та чушь, которую Билл городит вокруг моей персоны, рождает во мне комплекс супермена. Я приветствую ваши старания удержать эго легендарного Рассела от разбухания. — В его голосе звучала насмешка, впрочем, беззлобная.

Роза почувствовала легкое головокружение, а когда поднялась на ноги, пошатнулась. Сильная рука схватила ее под локоть. Ей не хотелось, чтобы он к ней прикасался; казалось, это увеличивает его силу и низводит ее до состояния беспомощного подчинения. По дороге домой она стала чувствовать тошноту и головокружение и уже прикидывала, как бы ей воспользоваться этим, чтобы избежать дневного сеанса с ним в студии. Он вызывал в ней сравнение с неизвестным, сильным наркотиком с нежелательными побочными эффектами.

— Тут у меня в отделении для перчаток лежит плитка шоколада, — внезапно сказал он, обратив внимание на ее побелевшее лицо. — Съешьте. Вам еще предстоит много трудиться над тем холстом.

После их возвращения она покорно возобновила свои усилия, а он продолжал работу пастелью. Пробило уже четыре часа, когда он обратил внимание на рисунки и картины, которые она принесла по его просьбе. Она надеялась, что он бегло просмотрит их, и дело этим ограничится. В особенности тот злосчастный рисунок. Краем глаза она наблюдала, как он прикрепляет каждый из них к доске. Он изучал их с внимательностью дантиста, занятого поиском отверстия в зубе пациента, Наконец добрался и до нижнего рисунка из стопки. Роза работала очень сосредоточенно, однако тут ее концентрация разлетелась на кусочки. Она откинулась назад. Внезапно, к ее удовлетворению, он отреагировал.

— Вы действительно видите меня таким? — осведомился он почти с беспокойством.

— Таким я увидела вас в поезде. Правда, я не сумела передать все так, как мне хотелось бы. — С отчаянной попыткой переменить тему разговора, она храбро добавила. — Вы мне абсолютно не помогали с этим злосчастным наброском.

— Вы и не нуждались в помощи, — отмахнулся он. Он продолжал смотреть на рисунок, а затем переключил свое внимание на нее. — У вас очень жестокий глаз, Роза Ферфакс. Не ждите от меня легкой жизни в оставшиеся десять дней, понятно?

И он стрельнул в нее улыбкой, полной неприкрытой угрозы.