Три полуграции, или Немного о любви в конце тысячелетия - Екатерина Вильмонт

– Я тоже слышал.

Но тут вышел дирижер, и вскоре Алиса забыла обо всем на свете.

– Святослав Игоревич, спасибо вам огромное, я получила такое наслаждение, – искренне проговорила Алиса, когда они выходили из зала. – Чудесный вечер!

– Да, я тоже очень доволен. А посему предлагаю его продлить.

Алиса удивленно взглянула на него.

– Можем поехать куда-нибудь поужинать.

Начинается, подумала с досадой Алиса.

– Спасибо большое, но нет… Мне нужно домой.

– Ну нет так нет, – не слишком опечалился Курбатов. – Я должен был сам догадаться. Вы ведь нарочно приехали на своей машине. Но хотя бы до машины вы позволите вас проводить?

– Ну разумеется.

– О! А я думал, у вас по меньшей мере «вольво»! – улыбнулся он при виде серебристой малютки «мицубиси».

– Вы разочарованы?

– Я заинтригован. Вы разрешите вам еще позвонить?

– Да, конечно. Еще раз спасибо вам!

Он опять поцеловал Алисе руку, лишь на долю секунды задержав ее у своих губ. На долю секунды дольше, чем следовало.

Она села в машину и уехала. Глядя на удаляющиеся огоньки, Курбатов довольно улыбался. Никуда ты, рыжая, от меня не денешься. И не таких обламывал… Хотя нет, такие, пожалуй, мне еще не попадались. Ну да ничего, тем интереснее.

И какого рожна мне надо, размышляла Алиса, лежа в постели. Покажи любой бабе этого мужика, и она наверняка скажет, что я просто набитая дура. Но во мне ни одна жилочка не дрогнула. Не хочу я его, и все тут. А мне ведь хотелось взволноваться, да, хотелось, никуда не денешься, приходится признать. Откуда вдруг такое желание? Во мне что-то просыпается или разговоры окружающих так действуют? Возможно, предчувствие весны? Ладно, что об этом думать! Не взволновалась, – значит, не судьба. А может, стоило все же принять приглашение на ужин? Может, просто обстановка в Большом никак не располагает к интимности? Или я и вправду дура? Хотя нет, с Эриком я волновалась всегда. Но тогда я была настроена на эту волну, а сейчас нет… Значит, нужно попытаться. Ладно, если он еще позвонит и куда-нибудь позовет, попробую еще разок, так сказать, для очистки совести, чтобы потом «не было мучительно больно».

Принятое решение успокоило Алису, и она мирно заснула.

Она ожидала, что Курбатов объявится уже в воскресенье, но он не позвонил. Ну и черт с ним.

– Юрий Юрьевич! – Алиса стремительно вошла в кабинет директора. – У вас есть пять минут?

– Садитесь, Алиса Витольдовна, голубушка. Вы прямо как княжна Инстасса!

– Нет, – засмеялась Алиса, – я как дежурная адъютантесса! Ведь это именно она «вмолнила в комнату быстрей экспресса»!

– Боже, Алиса Витольдовна, вы не устаете меня изумлять! Неужто вы так хорошо знаете Северянина? А я думал, в наше время его уже не читают.

– Я обожаю Северянина с детства!

– Ох, с каким бы удовольствием я побеседовал с вами о поэзии, но, чувствую, вас привело ко мне что-то вполне прозаическое.

– Увы, Юрий Юрьевич. Нужны деньги.

– Какие, голубушка моя?

– Ерундовые! Приехал Хольченко, и ему абсолютно негде ночевать. Надо заплатить за гостиницу. У них такая бедная телекомпания, работают практически на голом энтузиазме…

– Подождите. Хольченко… Хольченко… Что-то очень знакомое…

– Это тот, что без ноги, на протезе… Я даже предложила ему остановиться у меня, но он ни в какую. Юрий Юрьевич, пожалуйста!

– Успокойтесь, Алиса Витольдовна, разумеется, мы все сделаем!

– Спасибо! Спасибо вам большое!

– Рад быть вам полезным. Только прошу об одном…

– Да?

– Не говорите никому об этом, ладно? Просто пришлите ко мне Агнию Викторовну. А больше никому ни звука.

– Не понимаю…

– Незачем Воронину знать о таких вещах.

– При чем здесь Воронин?

– А при том. Он и так, по-моему, собирает на вас компромат.

– А хрен с ним, пускай собирает. Он что, с этим в ФСБ пойдет? Сухоцкая порадела больному человечку за счет телекомпании?

– Да нет, если он куда и пойдет, то ко мне.

– И что? – заинтересовалась Алиса.

– А и в самом деле, – развеселился вдруг директор. – Знаете, это все призраки прошлого. Вы еще молодая, большого страху не натерпелись.

– Натерпелась! Еще какого! Вот помню один случай… Ой, у вас, наверное, нет времени…

– Есть ровно десять минут. Расскажите.

– Мне было лет шестнадцать, и у нас в доме завелся «Архипелаг ГУЛАГ», не помню уж откуда, кажется, кто-то из друзей отчима привез. Естественно, мы кому-то давали это читать. Я поехала к нашим друзьям забрать книгу. Был жаркий летний день, я с «Архипелагом» в сумке выхожу на улицу и хочу поймать такси: мне велено было в метро с таким грузом не ездить. Вдруг подходит ко мне мужик в черном костюме, нейлоновой рубашке и с черным галстуком, хватает меня за руку, вот так, повыше локтя, и говорит: «Думаешь, ты уже совсем убежала?»

– Какой кошмар! – воскликнул Юрий Юрьевич.

– У меня сердце в пятки, смотрю на него, как кролик на удава, и вдруг каким-то уже даже не шестым, а двадцать шестым чувством понимаю, что он просто ко мне пристает! Тогда я как двину его локтем в живот и как припущусь бежать…

– А он что?

– Да ничего! Но меня еще долго трясло от ужаса.

– Да… Какие мы видели сны…

– Какие мы лжи претерпели! – закончила строчку Алиса.

– Вы и Чухонцева знаете?

– Конечно!

– Поразительно! У вас, кажется, техническое образование?

– У вас ведь тоже?

– Да, – махнул рукой директор. – Люблю я с вами разговаривать, Алиса Витольдовна, но увы… увы… Так вы пришлете ко мне Агнию? Хотя нет, я лучше сам ее вызову. И не волнуйтесь о Хольченко.

– Спасибо!

Мы с тобой одной крови, подумал Юрий Юрьевич, с сожалением глядя вслед Алисе. Был бы я помоложе да посвободнее… Эх, но что зря травить душу, лучше займемся нашими баранами.

– Маша, вызови ко мне Агнию Викторовну!

Вечером седьмого марта подруги собрались на кухне у Сони.

– О, все три дурищи тут! – воскликнула Берта Яковлевна с порога. Она только что вернулась с работы. – Дайте я вас поцелую! И не надейтесь, что вам не придется возиться с рыбой! Даже не мечтайте! Но ваше большое гойское счастье в том, что чистить придется Соньке, а ее большое еврейское счастье в том, что карпы зеркальные!

– Слава богу, – вздохнула Соня.

Берта Яковлевна критически взглянула на длинные ногти Алисы:

– Ну, конечно, госпожа директор департамента с такими руками может существовать только впроголодь! Например, почистить морковку и свеклу для рыбы точно слабо!

– Ничуточки! Я перчатки надену!

– В таком случае, Татка, мы с тобой займемся штруделем. Они пускай тут разбираются с рыбой, а мы пойдем в комнату! И там все подготовим.

– Тетя Берта, а штрудель с чем? С яблоками или с орехами? – поинтересовалась Алиса.

– С орехами. Я признаю штрудель только с антоновкой, а какая в марте антоновка? Можно подумать, ты этого не знаешь, Алиса! Между прочим, ты мне не скажешь, почему Сорокина всегда в брюках?

– А она всегда в брюках? Я как-то не обращала внимания, – улыбнулась Алиса.

– Мама, ты не хочешь поесть? – спросила Соня. – Мы с девочками перекусили…

– Да ты что! Сегодня нас кормили тортами, хоть и мерзопакостными, но аппетит перебили! И шампанским поили!

– Тоже мерзопакостным? – поинтересовалась Алиса.

– А вот и нет! Шампанское было роскошное. Абрау-дюрсо. Его принес один мой пациент. Он между прочим заявил: «Благодаря вашим золотым рукам я теперь могу, Берта Яковлевна, зубами вынимать пробки из бутылок». Кстати, Татка, у Иришки тот зуб больше не болел?

– Нет, тетя Берта, все в порядке.

– Ты только смотри за своими страданиями по мерзавцу не запусти зубы! И что, интересно знать, ты сидишь? Давай поднимай задницу, неси в комнату орехи, изюм, курагу!

– А тесто?

– Дурацкий вопрос! Тесто я еще вчера сделала.

В комнате на большом столе они расстелили старенькую клеенку и занялись подготовкой начинки для штруделя.

– Тетя Берта, а можно я завтра приду с одним приятелем? – спросила Тата.

– И что это за мерзавец? Где ты его откопала? Или он уже давно завелся, а я не в курсе?

– Да нет, это не мерзавец, – засмеялась Тата, – это наш главный редактор.

– Холостой?

– Его жена бросила, и ему грустно. Вот я и пообещала взять его с собой. Можно?

– Что ты задаешь идиотские вопросы? Скажи, он на тебя имеет виды?

– Да нет.

– А ты на него?

– Боже упаси!

– Тогда зачем?

– Мне его жалко. И потом, вдруг ему кто-то из девчонок понравится… – Тата не стала говорить, что Олег Степанович уже в восторге от Алисы.

– А почему жена его бросила, этого мерзавца?

– Потому что она сама мерзавка! И к тому же молодая, всего двадцать четыре года!

– Ого! А ему сколько?

– Сорок два.

– Поц! Кто же женится на таких молоденьких? Боюсь, Татка, что после такой девахи вы ему покажетесь старыми кошелками. А он гой?

– Гой. Олег Степанович Дюжиков.

– Надеюсь, не антисемит?