Небо Одессы, 1941-й - Алексей Череватенко

Но собкор, кажется, и не обратил внимания на иронический тон капитана, рука его торопливо бегала по блокноту.

Закончив писать, капитан Ревенко обратился ко мне:

- А что вы можете сказать относительно специфики ведения ночного боя?

- Вот-вот, - снова насмешливо подхватил Елохин. - Старший лейтенант у нас считается профессором по этой части. Он вам сейчас изложит теорию, практику и специфику.

Ревенко строго взглянул на него.

- Да вы не обижайтесь, товарищ журналист! Не привыкли мы под ваш "обстрел" попадать! Какие мы герои? Просто выполняем свой долг. Ночью - так ночью, днем - так днем... - Он задумался, устремив взгляд на темнеющий в стороне лес. А когда заговорил, в глазах его снова прыгали смешинки:

- У нас к вам просьба: придерживайтесь точных уставных формулировок, когда пишете об авиации. А то один ваш коллега, забыл его фамилию, написал однажды: "Он взял ручку на себя, и "ястребок" стремительно понесся к земле". Смешно, ей-богу! Да если ручку потянуть на себя, так самолет небо пронзит! Это, по-моему, известно каждому школьнику...

Редактор газеты смущенно пробормотал:

- М-да, случается еще с нашим братом...

- И вот еще что... - Елохин посерьезнел, - поменьше громких слов: героизм, героический подвиг и всякое такое. Обыкновенная работа. Вы пишете статьи, мы сбиваем вражеские самолеты. Каждый выполняет свой долг. А на войне все подвергаются опасности. Я бы, например, не о героизме писал, а скорее - о мастерстве. Оно и в бою помогает разить врага, и от опасности спасает. Вот я расскажу такой случай...

Ревенко с благодарностью посмотрел на него и, умостившись поудобнее, приготовился записывать,

- Большая группа наших истребителей, - начал между тем комэск, вылетела на штурмовку переднего края. Иван Павлович Маковенко, комиссар второй эскадрильи, тоже был в составе этой группы, но взлетел последним: с машиной у него были какие-то неполадки, и техники самую малость задержали с ремонтом. Догоняя своих, Иван Павлович заметил идущую параллельным курсом четверку истребителей. Сначала он принял их за своих, но внимательно присмотревшись, обнаружил, что это "Мессершмитты". И они заметили Маковенко и решили расправиться с одиноким "ястребком". Комиссар не стал уклоняться от боя, он понимал, что, отвлекая на себя "мессеров", таким образом дает группе возможность выполнить основную задачу. В неравном бою ему, конечно, пришлось нелегко: он сбил одного фашиста, но и сам был тяжело ранен, с большим трудом дотянул все же машину до своей территории и благополучно посадил. Позже стало известно, что комиссар остался жив благодаря портсигару: пуля ударилась о него, изменила направление. Однако рана оказалась настолько серьезная, что комиссара отправили на Большую землю. После он получил назначение в другую часть. Вы скажете - героизм? - обратился Елохин к журналистам, - Да, конечно, нужно быть не робкого десятка, чтобы принять бой с превосходящими силами противника. Но что толку сразу подставить себя под удар, погибнуть, не принеся пользы? Значит, храбрость храбростью, а победили все же трезвый расчет, мастерство Маковенко, - закончил Аггей Александрович.

Журналисты и сами рассказали нам немало интересных новостей. Например, о том, что колхозник Цебренко из Коминтерновского района отправил четырех сыновей защищать Одессу и сам ушел в ополчение. И этот случай был не единственным. Весь народ, охваченный единым патриотическим порывом, встал на защиту своего Отечества.

Держал нас в курсе всех событий комсорг полка Алибек Ваниев. Этого общительного и остроумного осетина любили все. Где бы ни появлялся Алибек, там всегда - даже в дождливый или туманный день - появлялось солнце. Он олицетворял собой все молодое, жизнерадостное, всегда в трудную минуту оказывался рядом. Меня он поддержал в часы горестных раздумий о судьбе семьи,

Ваниев поистине был вездесущим: проводил комсомольские собрания в полку и эскадрильях, выступал на них с докладами, сообщал сводки Совинформбюро, доставлял почту в эскадрильи, следил за своевременным выпуском стенных газет и боевых листков. В мирное время Алибек собирался стать сельским учителем. Но его мечте не суждено было осуществиться. Началась война, и пришлось парнишке надеть военную форму. Придя в авиационный полк, комсорг начал изучать боевую технику: ведь без специальных знаний какой ты вожак!

Ваниева везде видели с блокнотом. Он вел записи на разборах полетов. Когда техники готовили самолеты - он всегда оказывался рядом, расспрашивал, что к чему. Потом, если случались неполадки с машиной и молодого механика критиковали на комсомольском собрании, Ваниев, что называется, был в курсе дела.

Как-то раз, возвратившись с боевого задания, мы увидели старшину Ваниева с пачкой газет. Он стоял возле штабной землянки, накрытой свежими ветками, и что-то горячо доказывал старшему политруку Кунице. Мы с Алелюхиным подошли к ним, и Семен Андреевич поинтересовался, свободны ли наши техники и механики.

- После пяти вечера у них будет отдыха часика полтора... А что? поинтересовался я,

- Тогда, значит, соберемся в половине шестого, - сказал Куница, - все, кто свободен от полетов. Почитаем статью, опубликованную в "Правде".

Статья рассказывала о подвиге командира эскадрильи бомбардировщиков капитана Николая Гастелло. Эскадрилья громила танковую колонну фашистов по дороге Молодечно - Радошковичи. Снарядом зенитки был поврежден бензиновый бак головной машины, и ее командир капитан Гастелло направил охваченный пламенем самолет в гущу вражеских танков, бензоцистерн и автомашин...

Очерк читал Ваниев. Низкий, хрипловатый голос Алибека выдавал его волнение. И мы слушали, затаив дыхание. Скорбь о трагически погибшем товарище и восхищение его героическим поступком переполняли наши сердца.

Газета с очерком потом была вывешена на специальном щите, и возле него долго толпились летчики, механики, мотористы...

День ото дня все более ожесточенными становились бои. Храбро сражались мои товарищи: они шли в лобовую, дрались с превосходящими силами противника, сквозь плотную завесу зенитного огня пикировали на батареи, заставляя их замолчать. И умирали. Велики были потери первой эскадрильи. Вторая тоже таяла с каждым днем. Были серьезно ранены в бою и отправлены в тыл Виктор Шелемин, Василий Мистюк, Петр Фролов. Николая Голубева, севшего на вынужденную во время штурмовки переправы возле Дубоссар, спасли наши пехотинцы, но у него оказалась переломанной нога. Его тоже отправили в тыл.

Командир второй эскадрильи Юрий Рыкачев (вскоре его назначили заместителем командира полка) повел шестерку на сопровождение бомбардировщиков МБР-2. На обратном пути они были атакованы "мессерами". Завязался бой. Один фашистский пират был сбит, но и наши понесли потерю: был тяжело ранен лейтенант Иконников. Чудом дотянул летчик свою машину до аэродрома, однако силы его покинули. "Ястребок" на глазах у всех врезался в землю.