Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес

Мистер Элиот вскочил на ноги:

– Джон, остановитесь, прошу вас! Я…

– Но Шун, – мрачно продолжил Эплби, не обратив на Элиота никакого внимания, – подорвался на собственной взрывчатке. Именно так. Не рой другому яму… И в его смерти есть некая высшая справедливость, которая, как порой кажется, только и существует в оторванном от жизни воображении литераторов. – Эплби перевел взгляд сначала на Буссеншута, потом на Кермода. – Но Шуну никогда больше не строить своих зловещих планов.

– Никогда больше!

Присутствующие вздрогнули. Эплби сыграл свою драматическую роль и умолк. Восклицание издал мистер Элиот, причем так громко, что его голос буквально сотряс стены комнаты.

– Никогда больше я не напишу ни строчки. Все! На этом конец!

– Ну, и дурак! – неожиданно обрушился на кузена Руперт Элиот. – Ты всегда был мягкотелым неженкой. – В его голосе послышалось откровенное презрение. – Неужели ты пожертвуешь многими тысячами фунтов надежного ежегодного дохода только потому…

И в это мгновение комнату словно потряс новый взрыв. Это Эплби со всей мощью обрушил кулак на деревянную поверхность стола, издав страшный грохот.

– Сэр Руперт, – жестко спросил он, – разве не вы неоднократно высказывали пожелание, чтобы ваш родственник прекратил писать свои романы? Или я ошибаюсь? Но теперь вы хотите продолжения работы, потому что получаете неплохой доход с каждой новой книги. Отчего вдруг такая перемена?

Все, находившиеся в комнате, словно окаменели. Только Руперт сделал движение, откинувшись на спинку кресла.

– Так в чем причина, сэр Руперт? Не в том ли, что Шун мертв? Но теперь я могу сообщить вам правду: на самом деле Шун жив и невредим.

Руперта буквально подбросило в кресле. У него отвисла челюсть.

– Вам намекнули, что для вашего же блага лучше отплыть на «Бегонии» в Новую Зеландию девятого числа следующего месяца. Но я бы посоветовал вам теперь ускорить отъезд за океан. Шун жив. Я запер его в стенном шкафу. – Эплби неожиданно рассмеялся. – Увы, ни в какую другую камеру мне посадить его не удастся.

– Вы можете предъявить ему обвинение, – раздался голос Уинтера, – в покушении на мое убийство. Он нанял кого-то, чтобы стрелять в меня около башни.

– О, нет, мой дорогой! Это стрелял сэр Руперт, и метил он в Шуна. Шуну об этом прекрасно известно. – Он снова повернулся к Руперту и сухо сказал: – Так что прислушайтесь к совету опытного человека. Покиньте Англию с ближайшим пароходом. Чем скорее, тем лучше для вас.

Эпилог

Доктор Буссеншут поставил бокал на стол.

– «Смит Вудхаус» позднего ро́злива, – сказал он. – Вино, незаменимое для обильной трапезы.

– Качество портвейна нельзя оценивать по его букету, – заметил Маммери.

– Ко Дню отцов-основателей мы будем пить фонсеку, – произнес Уинтер. – Осталось ждать полгода.

Гул голосов наполнил преподавательскую гостиную. Взгляд Эплби скользнул по лицам соседей за гостевым столом, задержался на суровом докторе Гропере, смотревшем с портрета над камином, различил на противоположной стене изображения других выдающихся выпускников колледжа – Уильяма Чалфонта, Ричарда Лиса, сэра Хэмфри Боуна. На пюпитре в дальнем углу были выложены для обозрения и комментариев коллег-ученых только что поступившие из типографии сигнальные экземпляры «Кодекса», полностью теперь изданного под редакцией доктора Буссеншута. Снаружи доносилась болтовня студентов, горячо обсуждавших новинки кинематографа. А дальше, обрамленный излучиной реки, протянулся, наслаждаясь теплым летним вечером, Оксфорд, часы башен которого синхронно и благозвучно отбивали своими колоколами каждую четверть часа.

– Я слышал, молодой Элиот к концу семестра стал делать большие успехи в учебе, – заметил Буссеншут. – Обычно я не одобряю, когда выпускниками начинают овладевать матримониальные настроения, прежде чем они начнут дальнейшую карьеру. Но, кажется, в этом случае результат может оказаться только положительным. Надеюсь, он остановит свой выбор на Министерстве финансов. – Буссеншут посмотрел на Эплби, словно искал поддержки, и перевел взгляд на Бентона, угрюмо и одиноко сидевшего сегодня за малым столом. – Нам довелось стать участниками весьма примечательных событий. Но самым интересным в этом деле мне показалась линия поведения, избранная в самом конце вами, мистер Эплби.

– Все было чрезмерно затянуто, – хмыкнул себе под нос Маммери.

– Вот здесь вы не правы, мой дорогой коллега. Мистер Эплби все рассчитал на редкость точно. Десяти минут отсутствия оказалось бы слишком много, и он справился всего за пять.

– Да, все было проделано блестяще, – подтвердил Уинтер. – Даже ваша невероятная бледность на лице в связи с мнимой кончиной Шуна. До сих пор не понимаю, как вам это удалось.

– Заходишь в туалет, – небрежно ответил Эплби, – и суешь два пальца в рот, чтобы тебя вывернуло наизнанку. Эффект получается поразительный.

– Согласен, ректор, – кивнул Маммери, – что нам преподали урок тщательности, полезный даже такому человеку, как вы. Вот только… Была ли во всем этом необходимость?

Эплби пожал плечами.

– Вероятно, нет. Но я же был на краткосрочных каникулах, в конце концов. И мне хотелось заставить Руперта Элиота расколоться под моим давлением. А ведь имелся еще и сам мистер Элиот. Наверное, мне как брату будущей жены его сына не стоило преподавать ему таких жестоких уроков. Но я все же подумал, что несколько минут смятения и уверенности, будто он невольно способствовал гибели мистера Шуна, пойдут ему на пользу. Послужить причиной взрыва двух бомб во время визита к соседу… – Эплби серьезно покачал головой. – Такое может шокировать кого угодно, внушить, что это следствие собственной безответственности. А как я уже отмечал, мистер Элиот в определенном смысле моложе даже своего сына Тимми. И если разобраться, то все случившееся коренится именно в этом очевидном факте.

– Вот, значит, как, – неопределенно произнес Буссеншут.

– Но истинный смысл моих действий состоял в другом. Элиот уже понял, что это Руперт сыграл с ним злобные шутки. И знал, каким образом это Руперту удалось. Вот только он понятия не имел, почему Руперт ведет себя столь прискорбным образом. И мне показалось крайне важным и полезным прояснить этот вопрос – как разобрать по косточкам анатомию верблюда, если вам угодно.

– А! – Буссеншут взялся за графин с портвейном, изобразив на лице полное понимание. – В самом деле, анатомия верблюда. Это очень важно.

– Мне нужно было заверить Руперта, что дело сделано, но по возможности туманно. Он не должен был почуять подвоха, понять: его хитростью вынуждают выдать себя. Труднее всего оказалось добиться признания в главном преступлении, которое пытался совершить Руперт. Я имею в виду его попытку застрелить Шуна, когда он выбрался из помещения коллекции на крышу, спустился по поддельным руинам стены вниз и из укрытия начал стрелять в хозяина. А тот факт, что пули просвистели рядом с Уинтером, как и возможное наличие у Шуна мотива устранить Уинтера, только помогли придать истории необходимый поворот. Придуманная мною легенда, конечно же, была чепухой от начала и до конца. Элиот действительно служил на Ближнем Востоке и был комиссован после продолжительной болезни, слегка повлиявшей на его память. Но они никогда не встречались там с Шуном, согласно моей фантастической версии. Если бы нечто подобное имело место, Шун ни за что бы потом не взял к себе на работу Белинду.

– А знаете, – сказал Буссеншут на этот раз почти застенчиво, – мне ведь тоже приходила в голову подобная мысль.

Эплби улыбнулся.

– Я как раз и боялся, что кто-то окажется слишком сообразительным и опровергнет мои выдумки вслух. Это мог сделать любой, внимательно следивший за ходом моих рассуждений. Но особенно меня пугал Кермод. Потому что Кермод, конечно же, знал обо всем. Я имею в виду прежде всего так называемое «ясновидение». Он фактически сам мне все объяснил, не сознавая этого. Он стремился занять место Элиота. Уже начал подготовку, то есть освоил азы написания подобного рода романов. То есть в какой-то степени стоял у истоков заговора против мистера Элиота.

Все погрузились в размышления, и наступила пауза.

– Да, так и вышло, – сказал наконец Буссеншут. – Мне почти все ясно, хотя… Гм.

Молчание снова воцарилось за гостевым столом. Эплби задумчиво разглядывал бокал. Маммери издал свойственный ему уникальный звук, похожий на сток воды в ванне, истолкованный коллегами как выражение любопытства и нетерпения удовлетворить его.

– Должен признаться, – осторожно сказал Буссеншут, – что мы все еще далеки от понимания многих деталей этой истории в целом. Не могли бы вы оказать нам огромную любезность, мой дорогой мистер Эплби, и суммировать для нас то, что мы с полным основанием можем называть теперь «делом Элиота».