Женщина в Берлине - Марта Хиллерс

Впрочем, как странно незначительно действие звезд офицера на команду. Я была разочарована. Никто не чувствовал себя обеспокоенным в своем уюте рангом Анатоля. Анатоль сидел также очень мирно, смеялся и болтал с другими, подавал им наполненные стаканы и позволял забирать кухонную посуду. Мне как то страшновато за мое табу. Принятая у нас прусская военная иерархия, очевидно, не работает здесь. Украшенные звездами не происходят ни из какого особого социального слоя, и ни в коем случае, не выглядят соответствующими этому происхождению и соответствующим образованию. У них нет особенного кодекса чести и никакого другого отношения к женщинам. Западноевропейские традиции благородства и любезности вовсе не задели Россию.

Насколько я знаю, никаких турниров, никаким миннезингеров, никаких трубадуров. Откуда они должны все это иметь? Они все из крестьянских мальчиков. Также и Анатоль один из них. Хотя мой русский язык недостаточен, из-за ограниченного подбора слов и речевых навыков, но я смогла бы определить профессию или уровень образование. Я не могла говорить о литературе или искусстве еще пока не с кем. Все же, я чувствую, что эти парни при всей своей громкости внутри неопасны для меня, что это простые, неизбалованные мужчины, дети народа.

Все-таки Анатоль – особый, изобильно сочный мужчина в 2 полцентнера. Вероятно, действует вес, если звезды лейтенанта отказывают. Мое решение, во всяком случае, не поколебалось. Анатоль ведёт, как комета хвост, молодых людей за собой, мальчишек-солдат, которые нашли убежище все вместе в этой покинутой квартире. Правильный ребенок в том числе; маленькое лицо, строгий, собранный взгляд черных глаз - Ваня, 16 лет. Вдова тянет меня в сторону и шепчется, тот это может быть он, с той ночи на лестничной площадке – у него такое же маленькое, гладкое лицо, и такое же тонкое тело. Однако, Ваня не даёт никаких знаков для распознавания, да и, пожалуй, не имел причины, так как он не видел женщину, которую он брал с неуклюжим видом мальчика, только чувствовал. Все же мне кажется, как если бы он знал, кто она; так как он слышал ее голос, вдова рассказала мне, как она плакала и попросила. Во всяком случае, Ваня следует за вдовой как маленькая собачка, приносит ей свежие стаканы сюда и моет использованные.

Я пила этим вечером много, хотелось пить много, напиться, что мне удалось. Поэтому пробелы в памяти. Я нашла Анатоля рядом со мной, его оружие и вещи вокруг кровати расшвыряны... Много кнопок и сумок... Любезный по-детски... Но как бык, бык... Я думала, что являюсь бесчувственной потрясённой куклой, деревяшкой...

Внезапно кто-то появился в темной комнате, и начал сверкать карманный фонарь. Анатоль прикрикнул сурово, угрожает кулаками, и тот исчезает... Или я грезила об этом?

На рассвете Анатоль стоял в комнате, в то время как лучи красного цвета ворвалась в комнату и вздрогнули о желтые обои. Слышим, как Катюши ревут, между тем Анатоль вытягивает руки и говорит: «Петух поёт», услышав, как запел кран. И действительно слышно, как кран, при отсутствии канонады каркает внизу.

Когда Анатоль ушел, я встала немедленно, умылась в ванной скудными остатками водным, ободрала стол, смела остатки, хвосты сельди, навоз, свернула ковер и отправила его вверх на шкаф. Посмотрела в боковую комнату вдовы, поправила накидку на диване в закутке ее субквартиранта, и нашла обоих храпящими. Свистело из-под ледяных лоскутов картонной крышки в окнах. Я чувствовала себя освеженной и отдохнувшей за 5 часов глубокого сна. Небольшая боль в волосах; но не больше.

Я подсчитала, что было воскресенье, 29 апреля. Но воскресенье - это такое слово для гражданского лица, в настоящее время бессмысленное. У фронта нет воскресенья.

Воскресенье, 29 апреля 1945 года, оглянувшийся назад.

Ранний день был наполнен щелчками кнутов - выстрелами винтовок. Внизу отъезжали грузовые автомобили, подкатывались грузового автомобиля. Суровые приказы, ржание и дребезжание цепей. Походная кухня посылает свой дым через наше кухонное окно без стекол. Наша плита, с досками от бочек и досками так дымит, что глаза слезятся.

Вся в дыму, вдова спрашивает меня:

- Скажи, нет ли у тебя страха?

- Ты имеешь в виду, перед русским? Нет уже. Я думаю, это из-за Анатоля. Такой набивший брюхо, здоровый бык. Он у меня с ладони ест.

И если он тебе ребенка сделает? - говорит вдова и прочищает огонь в плите.

Ах, вот что! Да, это висит над нами всеми. До сих пор, однако, я волновалась незначительно. Почему, собственно? Я пытаюсь объяснять это вдове. Есть такая пословица, которую я слышал однажды: «На большой дороге не растет трава».

И, так как вдова не признает это в применении к этому случаю: «Я не знаю, у меня есть уверенное чувство, как будто это не может случиться со мной. Как будто я могу просто проигнорировать, физически, запереть себя от этого потому, что это крайне нежелательно».

И это не признает вдова. Ее муж был аптекарем, она ориентируется. Она говорит, что она не имеет под рукой, к сожалению, в ее хорошо-оснащенной аптечке средств для таких случаев, ничего, что может помочь, чем я могла бы защититься.

«А ты сама?»- я спрашиваю.

Тогда она бежит к своей сумочке, которая лежит на кухонном шкафе, выкапывает свое удостоверение личности и подает его мне, причем она указывает на дату рождения, выглядя, таким образом, как если бы она обнажалась передо мной. Действительно ей будет еще в этом году 50, я оценила бы ее младше на полудюжину лет.

- Я освобождена, по крайней мере, от этой заботы - полагает она.

И потом:

- Ну, все равно. Теперь мы должны настраиваться на то, что все будет как будет.

Она кивает решительно, доливая солодовое кофе в наконец-то закипевшую воду. Я стою, руки вдоль тела, чувствую себя очень глупо. Однако, я по-прежнему убеждена, что я могу преградить этому дорогу, этой беде, простым моим голым нежеланием.

Странно, почему мужчины сначала всегда спрашивают: «Есть ли у тебя мужчина?»

Что нужно отвечать в этом случае? Если сказать нет, то они будут приставать. Если сказать да, то получишь вечные расспросы: «Где он? Осталась ли он на стороне Сталина?» (Многие из наших боролись на стороне Сталина, и несут, поэтому особенную медаль в ленте). Если имеется в наличии живой мужчина, которого можно продемонстрировать им (как это делает вдова с господином Паули, хотя он - только ее субквартирант и ничего больше), то они отступают только однажды. Безразлично им, они получают, что хотят, они так же берут женщин в браке. Но это труднее для них, нужно убрать супруга с дороги, его выпроваживают, запирают или что-то в том роде. Не от страха. Они уже заметили, что здесь так легко никакой супруг не взрывается. Но он просто мешает им.