Женщина в Берлине - Марта Хиллерс

Было примерно 18 ч., когда раздался этот внезапный крик на лестничной клетке. Как раз напротив нашей двери: - «Подвалы ограблены!»

Андрей, на нашем диване сидя, кивает. Он советует нам посмотреть наши вещи.

Внизу хаос: разбитые дощатые перегородки, оборванные замки, растоптанные вскрытые чемоданы. Мы спотыкаемся на чужом хламе, топчем белье, которое лежит еще чистое. Огрызком свечи мы светим в наш угол, хватаем то и это, полотенца, куски шпика. Вдова горюет, ее большой чемодан исчез, в который она положила ее лучшие предметы одежды. Она высыпает все в какой-либо чужой, раскрытый чемодан на ходу и берется за дело, собирая некоторые остальные собственные пожитки. Руками она копает засыпанную мукой землю, она пылится прямо в чемодан. Слева и справа соседи то же копают. Слышатся резкие восклицания и стоны. Пружины кружатся по воздуху, пахнет пролитым вином и грязью.

Наверх. Мы таскаем наш хлам. Андрей чувствует очевидную неловкость из-за грабежа. Он утешает нас, говорит, это было, вероятно, все только раскрыто и разбросано, но не украдено; так как взламывающие искали определенно только алкоголь. Ваня, ребенок, между тем прибыл снова, обещает вдове с серьезным взглядом черных глазах, наполовину по-немецки, наполовину по-русски, что он останется с нами до тех пор пока все не найдется, что ранее принадлежало нам.

Вдова плачет, она вспоминает, снова и снова всхлипнув, об отдельных вещах из ее чемодана; хороший костюм, вязаную одежду, хорошие ботинки. Также я глубоко поражена. Мы бесправны, добыча, земля. Наша ярость падает на Адольфа. Боязливые вопросы: Где стоит фронт? Когда будет мир?

В то время как мы шепчемся у кровати господина Паули, в которую он снова удалилась после обеда, Андрей собрал рядом военный совет вокруг стола из красного дерева. Внезапно все оконные створки взлетают, шум на всю комнату, щелчок, меня закружило к противоположной стене. Крошки, известковое облако в комнате, снаружи падает стена... Как мы узнавали полчаса позже от соседей, немецкая граната упала на соседний дом, поранила несколько русских и убила лошадь. Следующим утром мы нашли ее во внутреннем дворе: мясо чисто отделено, лежит на обмазанной кровавой простыне, рядом с этим на влажной и красной земле - жирной кучи внутренностей.

Как вечер проходил, выпало у меня в настоящий момент. Вероятно, водка, хлеб, сельдь, мясные консервы, сношение, Анатоль. Теперь, пытаюсь вспомнить: весь этот круг русских, все новых, вокруг нашего стола. Снова и снова они тянули свои часы, сравнивали время по Москве, которое они сюда принесли, и которое было вперед на 1 час. У одного была толстая, почтенная крестьянская луковица, из Восточной Пруссии, с желтым как масло, сильно выпуклым циферблатом. Почему они так охотятся за часами? Это не из-за их стоимости; так как на серьги, браслеты они и не смотрят, таким образом, они охотятся только за часами. Вероятно, это зависит от того, что они могут получить там в своей стране, видимо не у каждого есть еще часов. Им надо заслужить, что бы получить вожделенные часы, то есть, они получают их выделенными от государства. А теперь часы растут вдруг как редис в неожиданном изобилии для каждого, кто хочет собирать урожай. С каждыми новыми часами владелец ощущает прирост власти. С каждыми часами, которые он может подарить кому-нибудь, растет его личный вес. Вот так. Поэтому они и отличают часы не по их стоимости. Они предпочитают те, что с безделушками, например, с секундомером, или с поворотным циферблатом под металлической оболочкой. Также любая пестрая картинка на циферблате - это наживка для них.

Я видела, как все эти руки мужчин лежат на нашем столе и внезапно ощутила отвращение. Они казались мне как голыми? Быстро пью водку, они это называют «Выпить надо», и всякий раз как я начинаю, они празднуют каждый мой глоток как достойное признания действие. На этот раз кроме водки также на столе красное вино, пожалуй, добыча из подвала. Свеча, приклеенная на блюдце, кидает мерцающий свет и бросает славянские профили на стену.

Впервые настоящая дискуссия. 3 высокоодаренных в том числе: Андрей, школьный учитель и шахматный игрок с его синим как изо льда взглядом; владеет собой и тихо говорит как всегда. Второй кавказец, с крючковатым носом и оправданием. («Я - не еврей, я – грузин», как он отрекомендовал себя мне). Он чрезвычайно эрудирован, цитирует свободно в стихах и прозе, очень красноречив и так же проворен как фехтовальщик на рапирах. Третья бестия интеллекта – это также новый юный лейтенант, сегодня вечером только что осколком раненый, с временно перевязанной большой берцовой костью, прихрамывающий, который украшен всяческими медалями из известных мест. Лейтенант белокурый и смотрит мрачно. Его манера говорить злобна.

Однажды он сказал:

-Я, как умный человек, - после чего его перебил кавказец: «Здесь несколько умных людей – немка, например». (Это я).

Обсуждение идет о происхождении войны, которое они видят в фашизме, в его структуре, которая настраивает к захватам. Встряхивая головами, они дают понять, что, по их мнению, Германия ни в коем случае не начала бы войну - ведь это же была богатая, хорошо-организованная, отточенная страна, которая остается такой даже вопреки всем разрушениям. Довольно долго они диспутировали о жалком раннем капитализме, который привел к русской революции, и о прогрессе, богатстве и гнили позднего капитализма, который они, полагают, видят у нас. С медленными и очень осторожными аргументами они подчеркивают, что их страна стоит только еще в начале большого развития, что нужно обсуждать ее будущее, рассматривать, сравнивать...

Один указывает на мебель вокруг (стиль около 1800) и находит там превосходящую культуру. Наконец, они попадают на тему "Дегенерация" и спорят о том, дегенерировали ли бы они немцев или нет. Они пользуются игрой аргументов, Андрей управляет беседой, спокойно держа все нити беседы.

Иногда злые выпады блондина, раненого, против меня лично. Насмешки и насмешки над агрессивными планами Германии, его поражением. Другие не так себя не ведут, быстро огрызаются, рекомендуют ему показывать такт победителя.

В болтовню влопался Анатоль, усталый от службы, зевая. Он присел на корточки для этого, очень явно, однако скучая. Он им не ровня. Он родом из деревни. Он рассказал мне, что он отвечал в его колхозе за молоко, ну как, например, руководитель молочного завода. Я на это: «Ах, как интересно».

Он: «Да все одно и тоже, ты знаешь, всегда молоко, только молоко...»

И вздохнул.

Рядом спал господин Паули. Снова вдова устроила около него временный ночной привал. Итак, положение ясно: право главы семьи для нескольких друзей семьи, если можно это называть, таким образом, а также для приглашенных Анатолем людей его группы. Ночное право, однако, только для главаря Анатоля. Я - впрочем, теперь действительно табу, по крайней мере, на сегодня. Что будет завтра? Никто не знает. Анатоль снова пришел около 12 часов ночи; затем самостоятельно компания за столом рассеялась. Последним отхромал белокурый на свой этаж и измерил меня в виде немого прощания злым взглядом.