Подвиг. 1941—1945 - Вениамин Белобородов

Когда солдат Николай Тузов поставил перед Радюком на стол котелок, источающий аппетитный запах, и повернулся, чтобы выйти, командир взвода остановил его:

— Погоди. Давай поедим вместе.

Николай удивленно посмотрел на взводного и, чуть помедлив, молча сел за стол. Солдат и не мог не удивиться этому приглашению. Он не был близок с Радюком, они никогда еще не ели из одного котелка. Выполняя обязанности второго номера в пулеметном расчете, Тузов привык делить хлеб-соль со своим напарником.

А Радюк, принимаясь за картошку, продолжал:

— Я вот хочу спросить: почему у тебя всего одна медаль? Вроде и на фронте ты не новичок, и смелости тебе не занимать…

В тот день командир взвода имел особое основание упомянуть про смелость второго номера. В разгар боя Николай один остался у пулемета и вел огонь до тех пор, пока не подоспела подмога.

Вопрос младшего лейтенанта застал солдата врасплох. Он никогда не задумывался над тем, о чем спросил офицер. Помолчав, Николай неуверенно ответил:

— Да как сказать? У многих по одной медали. А другие и вовсе без наград… Воюю, как и все.

Но взводного этот неопределенный ответ, как видно, не удовлетворил.

— Ну, а таких случаев не было у тебя, чтобы особо отличился? — допытывался он.

— Случаи всякие были. Да ведь не один я… Вот когда наш батальон Днепр форсировал…

— Не тяни, рассказывай.

И солдат рассказал.

Третий батальон 568-го стрелкового полка, в котором тогда служил Тузов, форсировал Десну, затем Сож. После боев на реке Сож и появилась на гимнастерке Николая медаль «За отвагу». Потом, в октябре 1943 года, настало время переправляться на правый берег Днепра. Окопавшийся в двух сотнях метров от берега батальон был поднят в четыре часа утра.

Непроглядная темень. Холод и сырость словно пропитывали тело. И все-таки пулеметчик Тузов чувствовал себя собранным, будто изготовился к прыжку. Ему казалось, что он ощущал эту собранность и у товарищей, сидевших в окопе справа и слева от него. У каждого не выходила из головы разнесшаяся с вечера по окопам фраза комбата: «Завтра перед нами трудная задача — форсировать Днепр».

Бойцы не замечали да, наверное, и не могли заметить суховатости этих слов. За лаконичными командирскими словами виделись отбитые у врага траншеи на высоком правом берегу, опаленные нивы, на которые больше не ступит нога чужеземца-захватчика.

Помня о словах комбата, Николай и его товарищи думали о завтрашней переправе под огнем через реку, о предстоящих атаках на противоположном берегу. Но девятнадцатилетний колхозник Тузов, одетый в солдатскую форму, не мог и не хотел отделять эти мысли от жившего в сердце желания быстрее очистить землю Отчизны от врага. Воюя, он постоянно испытывал сыновнее чувство мстителя, вступившегося за мать, раненую на его глазах.

Подкрепившись сухим пайком (в тот раз им оказался хлеб с сахаром), солдаты и офицеры тихо поползли к берегу. Там их ждали подготовленные саперами плоты и рыбачьи лодки. Оставалось дождаться условленного сигнала — первого залпа «катюш».

Огненные полосы залпа прочертили небо, когда чуть забрезжил рассвет. Тут же ударили и наши пушки. Бревенчатый плотик с пулеметным расчетом, в котором Николай был наводчиком, отчалил от берега первым. За ним сразу же отплыли еще пять плотов; на двух разместился взвод автоматчиков, на трех других — взвод противотанковых ружей (ПТР). Тогда и началось то, что впоследствии участники переправы называли пеклом. Наша артиллерия и авиация вели по вражеским позициям огонь, но подавить все огневые точки противника не удалось, и фашисты засыпали реку снарядами и минами. Вокруг плотов, на которых солдаты отчаянно гребли веслами и досками, то и дело вздымались фонтаны — скоротечные следы разрывов. Плоты раскачивало как в жестокую непогоду. Солдат обдавало ледяной водой. Одна за другой погибли на глазах пулеметчиков все три группы бойцов взвода ПТР. Фашистская пуля сбросила в Днепр командира пулеметного расчета Егорикова. А оставшиеся в живых все гребли и гребли.

В то утро с трех плотов на правый берег высадилось лишь около трех десятков смельчаков — четверо пулеметчиков из расчета погибшего Егорикова и взвод автоматчиков.

Стало уже светло. Первая немецкая траншея проходила прямо по краю высокого берега. Нельзя было медлить ни секунды. И командир автоматчиков сразу повел мокрых, смертельно усталых людей в атаку. Они бежали к окопам врага снизу вверх.

Возможно, сыграло свою роль хриплое, яростное «ура», с которым солдаты кинулись в траншею как один человек. Возможно, гитлеровцы просто не ждали такого дерзкого броска. Но так или иначе фашисты оказались выбитыми из первой траншеи.

Утром больше ни одному человеку из батальона не удалось переправиться через Днепр. Надо было во что бы то ни стало удержаться в захваченной траншее и, когда основные силы батальона начнут переправу, — помочь огнем. Задача тяжелая, и автоматчики с надеждой поглядывали в сторону станкового пулемета.

Обязанности второго номера у Тузова выполнял сибиряк из Красноярского края Семен Кривенко. Внешне они резко отличались друг от друга. Николай худощавый, с узким обветренным лицом, на подбородке — пушок. Из-под пилотки выбиваются густые каштановые волосы. Семен — коренастый тридцатилетний крепыш, на круглом красном лице — щетина. Пилотка только-только закрывает большую розоватую лысину. Но различные внешне, они имели и сходство: не терялись ни в какой обстановке, в руках у обоих спорилось любое дело. Обосновавшись со своим пулеметом в траншее, Тузов и Кривенко стали торопить подносчиков патронов: большинство ящиков с патронами осталось у самой воды, и их требовалось скорее перетаскать в окоп.

Пулеметчики торопились не зря. Вскоре появились самолеты с черными крестами на крыльях и начали бомбить прибрежную полоску земли, отбитую у врага советскими воинами. От разрывов авиабомб вздрагивали стенки окопа. Несколько бомб разорвалось в 20—30 метрах от траншеи. Правда, вскоре вступила в бой наша авиация, и бомбежка прекратилась. Но зато гитлеровцы тут же пошли в атаку. Их вторая траншея проходила всего в ста пятидесяти метрах от первой, и серо-зеленые шинели немцев, выскакивавших из окопа на побуревший луг, виднелись на нем как-то вызывающе отчетливо. Николай сосредоточил все свое внимание только на этих серо-зеленых фигурах. Он ощущал в себе ту же собранность, что появилась у него ранним утром на левом берегу. Длинные пулеметные очереди прижали немцев к земле. Автоматчики, ободренные точным огнем пулемета, не торопясь били по гитлеровцам короткими очередями. И те не выдержали, отпрянули в траншею, оставив на буром осеннем лугу несколько недвижимых тел.

Николай и Семен молча переглянулись. И каждый прочитал в глазах другого то, что хотел в них прочесть. В мимолетных этих взглядах теплилась радость победы, они без слов говорили: «Спасибо. Хорошо поработал».

Передышка… Как она желанна в бою! Можно освежить спекшиеся губы остатком воды из фляги, отвести душу махорочным дымом, сказать доброе слово тому, кто бьется рядом. Только передышка продолжалась недолго. Серо-зеленые фигуры снова высыпали из немецкой траншеи. И опять уверенно заговорил пулемет Николая.

Вторая атака тоже захлебнулась, на лугу прибавилось еще несколько трупов. Но фашистское командование, видимо, решило не считаться с потерями. Немцы поднимались в атаку еще и еще.

Пулемет перегревался. Воду для него подносчики приносили с реки во фляжках. Один за другим замертво падали на дно траншеи автоматчики. Погибли оба подносчика патронов. А оставшиеся в живых все стреляли и стреляли. Ни Николай Тузов, ни Семен Кривенко, ни другие солдаты, оборонявшие траншею на берегу Днепра, не помнили о том, что голодны, не задумывались над своим положением. Любовь к Родине и ненависть к фашистам — кажется, только это и оставалось в сердце каждого. С этими чувствами, впитанными на школьной скамье и в комсомоле, в колхозе и на заводе, может покончить только смерть. И приказ командира взвода автоматчиков — стоять насмерть! — воспринимался как самое разумное и естественное требование. Отбивая четвертую, пятую, шестую атаку, Тузов и его товарищи думали только об одном: надо не допустить серо-зеленых до своего окопа, продержаться до ночи. Тогда возобновится переправа…

После того, как была отбита шестая атака, в траншее осталось немногим больше десятка живых, в том числе Николай Тузов и Семен Кривенко. Серый ветреный день сменился темной холодной ночью. И переправа через Днепр возобновилась. К защитникам траншеи пробился весь третий батальон. К утру он оттеснил немцев километра на два. Наступление продолжалось и днем.

Фашистская пуля пробила Николаю ногу. Помощник командира взвода приказал:

— В медсанбат.

Но командир батальона сказал: