Сестры Айнур. Дети Солнца и Луны. Изабель - Кима Мерзликина

– А кто тебе сказал, что я хочу отношений? – усмехнулась Изабель.

Прозвенел звонок.

После школы Иззи отвезла Моник домой, еще раз удостоверилась в ее адекватном состоянии и повернула в сторону улицы Камерон. Уже дома, войдя на свою страничку в социальной сети, на нее снова посыпалась гора уведомлений о предстоящем Хэллоуине.

– Господи, до этого праздника еще, как до Китая вплавь. Почему люди начинают готовиться к нему, как-будто это решающий день их жизни, – пробормотала она.

«Ты впорядке?» – она написала сообщение Моник.

«В полной мере, – ответила ей подруга. – Если ты спросишь через пять минут, все останется по-старому».

«Я просто беспокоюсь».

«Все в порядке. Правда»

«Я рада».

Изабель вышла из сети и предпочла заняться уроками. Нужно же, когда-нибудь начинать.

К тому времени, как она покончила с математикой и английским, время перевалило за половину восьмого, настало время семейного ужина. К облегчению девушки, Натан задержался на работе, и ужинпрошел в тихой и мирной обстановке, без осуждений и прочих обвинений в адрес Изабель. Сегодня она не отпустила никакого язвительного комментария в сторону сестры. Нельзя было сказать, что теперь они снова лучшие друзья, но по какой-то причине, сегодня Иззи была не в настроении плести заговоры и интриги.

Оставшееся время перед сном она посвятила чтению и уже приступила к финальной части произведения. До конца оставалась еще пара глав, но она могла дочитать их и завтра. Девушка взяла с собой мыльные принадлежности и вышла из комнаты, намереваясь принять ванну. Из соседней двери, как из зеркала, на нее смотрело собственное отражение с длинными шелковистыми волосами. Обе сестры растерянно переглянулись.

– О… Ты собиралась принять ванну, – смутилась Эбби. – Можешь идти, je t’attends64, – она осторожно отступила на шаг.

Изабель не знала, что сказать.

– Нет, – не думая, выпалила она. – Ты можешь идти первой, если… Если торопишься.

И от чего ей так неловко?

– Я не тороплюсь, – улыбнулась Эбби.

Черт, и почему она всегда такая милая и любезная?

– Ну… Я…

– Иди, – кивнула Айнур-младшая. – Я подожду. Мне не трудно. Vraiment65.

Иззи еще пару мгновений стояла, не ведая, что делать дальше, а затем кивнула в знак согласия и подошла к двери в ванну. Она дернула за ручку, но дверь не открылась.

– Занято, – донесся до нее нежный голос матери.

За спиной она услышала легкий смешок. Изабель повернулась к сестре, и та тут же умолкла. Эо действие вызвало у Иззи улыбку, которую ей было трудно сдержать, и она рассмеялась намного громче сестры, спровоцировав и ее.

– Значит, ждем maman, – заявила Эбби.

– Ждем.

Когда смех обеих стих, в коридоре повисла неловкая тишина. Секунды молчания казались вечностью.

Первой заговорила Иззи.

– Итак… Что ты сделала сегодня с моей подругой? – сказала она без унции осуждения.

– Rien66, – ответила Эбби. – Я просто сказала ей, что не о чем беспокоиться, она и так прекрасно все знает. Сказала, что она станет намного счастливее, если перестанет волноваться.

– Счастливее, значит, – недовольноповторила Изабель.

Эбби кивнула. Она прошла в свою комнату, Иззи осторожно увязалась за ней. Она аккуратно переступила порог комнаты и снова убедилась в том, что, несмотря на слишком, по ее мнению, девчачий интерьер, у ее сестры был прекрасный вкус. Бежевый сливался с розовым, поэтому помещение было очень светлым в любое время суток и при любой погоде. Слева от нее стояли кровать и узкий книжный шкаф, где разместились учебники и классическая литература, как на английском, так и на французском. Справа – шкаф с одеждой – намного выше и шире скромного комода Изабель. Рядом, у шкафа расположился письменный стол и компьютер, напротив, стоял синтезатор. Свой низкий подоконник она украсила лепниной и декоративными подушками с изображением Эйфелевой башни.

– И?.. Это все? – спросила Иззи, оторвав свой взгляд от дизайна а ля Эбби.

– Это все.

– Никаких волшебных слов и взмахов палочки?

– Нет, Иззи, – вздохнула Эбби. – Я не фея, прошу заметить.

– Ты всего лишь принцесса несуществующей радужной страны, – добавила Изабель и тут же вспомнила, о чем думала совсем недавно.

Эбби повернулась к сестре и взглянула на нее безнадежным взглядом. Она положила свои вещи на кровать и села рядом с ними. Изабель, напротив, не знала, куда себя деть. Она так редко бывала в комнате сестры, что боялась даже дышать, чтобы не испортить воздушную атмосферу спокойствия своим буйным характером, поэтому она просто осталась стоять в проходе.

Эбби вновь взглянула на сестру и улыбнулась.

– Luxure, fierté, gloutonnerie, courroux, paresse, avidité, envie, – беглопробормоталаона.

Иззи вскинула бровь.

– Чего?

Эбби широко улыбнулась.

– Похоть, гордыня, чревоугодие, гнев, леность, алчность, зависть. Семь смертных грехов, – она перевела взгляд с майки на сестру. – Не знала, что ты все еще ее носишь.

В этот момент Изабель и вовсе потеряла нить разговора. Носит? Все еще? Это же…

– Я ношу ее все время, – сказала она.

– Я просто не обращала внимания, – виновато призналась Эбби.

– Это… Это ты мне ее подарила? – эти слова дались Иззи с трудом. Она и, правда, ничего не помнила. А, может, не знала.

Эбби мечтательно улыбнулась, уходя далеко в воспоминания.

– Oui67. Это я. Частично. Новый год в Торонто. Помнишь? Тот, что мы провели в центре города.

– Но, это же, почти три года назад!

– Если я помню большую часть элементов в таблице Менделеева, не думаешь ли ты, что я забуду такую мелочь? – хихикнула Эбби.

– Действительно.

– Oui. Мы провели его на концерте. С нами тогда еще были наши одноклассники. Ты, как всегда, держалась от всех в стороне, но песни и музыка никогда не оставляли тебя равнодушными. Je l’ai vu68. А потом каток… Там мы встретились с родителями. Они и вручили нам подарки…

– Тебе, – продолжила Иззи, -браслет с подвесками, а мне… – она взглянула на свою черную майку.

– Je l’ai choisi69. Сказала родителям, что большего ты не примешь.

В ее голосе не было ни фальши, ни самодовольства, лишь нежность и теплота. Иззи не помнила, когда в последний раз они вот так просто разговаривали с сестрой, но открытие этой тайны, которую ее сестра хранила три года, разожгла в девушке новые чувства.

– И правильно сделала, – усмехнулась Иззи.

Сестры встретились взглядом, и новое странное чувство захватило обеих. Дверь в ванну отворилась, и оттуда вышла Габриэлла.

– Кто там следующий в очереди? – мягко просила она, вытирая свои влажные волосы.

Иззи быстро опомнилась.

– Я, – заявила она и молнией скользнула в ванную. – Хотя бы душ прикасается к моим интимным местам.

Когда она вышла из душа, настроение не было таким пугающе мягким и наполненным любовью. У порога в ванную она одарила Эбби коротким вежливым взглядом и закрылась в своей комнате.

«Я ее выбирала. Сказала родителям, что большего ты не примешь», – еще долго не выходило у нее из головы. Это смущение и эта теплота… Что это? Потерянные сестринские узы?

Изабель не стала вдаваться в подробности и просто заснула под лунным светом.

10

<<Мое окно редко было закрыто занавесками. Ночью через него проходил яркий лунный свет, что позволял мне крепко заснуть и избавиться от мучившей меня бессонницы. Я любила это. Было в этом что-то спокойное, умиротворяющее… Иногда, в паре с отлично подобранной музыкой, я впадала в такую эйфорию, что с этим вполне могли конкурировать мои уроки психологии и увлеченность Дрейком. В такие моменты я чувствовала себя собой. Не нелепой ошибкой природы, а собой. Такой свободной и раскованной, искренней и идущей за своей мечтой. В том, что я могла все в этом мире – не было сомнения. Луна – мой свет во тьме, что всегда укажет мне на истинный путь. Там, в объятиях серебряного диска, я либо танцевала под ритм музыки, либо закрывала глаза и представляла, что танцую в каком-нибудь необычном месте, которое гармонично сочеталось бы с предложенной мелодией.

Сегодня я обошлась без излишеств, и предоставила лунному свету сделать свое дело – усыпить меня. То, что случилось вчера вечером в комнате Эбби, долгое время не давало мне покоя. Не знаю почему, но в то короткое время, длившееся от силы минут пятнадцать, я чувствовала, что не одинока. Не то, чтобы я вечно чувствовала себя брошенной, но этот самый долгий разговор с сестрой за последние лет восемь, явно мог вывести из равновесия кого угодно. Но это заботило меня меньше другого чуждого мне чувства. Я чувствовала себя виноватой. Виноватой за то, что все эти годы издевалась над ней, не считалась с ее мнением, считала себя умнее ее во многих смыслах. Опытнее, как минимум. А оказалось, что даже в такие напряженные времена она заботилась обо мне, думала обо мне. Может, она самая, что ни наесть зануда, каких поискать надо, но она, так же, была моей сестрой. Моей физической копией.