Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев

– Не знаю, о чем вы говорите, – с досадой тряхнул головой композитор, – а я имею ввиду большие планеты. В первую очередь, разумеется, Юпитер. Вот там – масштабы, вот это я понимаю, да!

– Насколько мне известно положение дел, – проговорил англичанин, – до ядерных двигателей высокой тяги даже и вам очень еще далеко. Да и будь они, – сколько экспедиций реально вы могли бы организовать? И – зачем? Бред!

– Вы приписываете мне свои мысли. Я и в голове не держу подобных глупостей. Юпитер, – это и неисчерпаемый источник легких элементов и источник энергии для собственной переработки одновременно. Мы забросим туда автоматы четвертого функционального класса и они, плавая в атмосфере, разовьются в готовый товар, да к тому же еще уже упакованный в корабль для собственной транспортировки. Там, – палец его указал в потолок, – гигантские потоки вещества и энергии, и в наших силах их просто-напросто, не торопясь, чуть-чуть повернуть. Понимаете мысль, паны-геры-товарищи? Не быстро, но понемножку, а не торопясь, – но каждый раз в громадных масштабах. Представляете, – прилетает сразу кубический километр бензина…

– Да, – подхватил Майкл, – и очень наглядно. Даже захотелось вдруг дожить, чтобы увидеть подобный фейерверк. Только, если можно, как-нибудь со стороны…

Калиновский махнул на него рукой, как на безнадежного придурка и сморщился:

– При наших вычислительных возможностях такой ошибки не произойдет. Не понимаете ни черта, так не вещайте с умным видом глупостей… Да и не в бензине дело. Ну, – что-нибудь другое. В принципе там хватит материала на вторую Землю… и на совершенно, совершенно иной образ жизни. И самое смешное, что подобные проекты потребуют не фантастических, а вполне разумных затрат. И – терпения, чтобы дождаться, когда процессы разовьются до надлежащей стадии. Никакой фантастики, панове. Уже сейчас – никакой. А если взяться за исследования целенаправленно, то и вообще… Обыкновенное расширение дела, товарищи, причем даже без особых финансовых рисков.

Островитянин хотел было скривить губы с видом Предельного Скепсиса, но в голове вдруг с адской очевидностью сама собой сложилась необыкновенно яркая картинка: бесконечная черная пустота, наполненная невероятно яркими в своей бесчисленности звездами, и целая роща многокилометровых, без особого порядка сросшихся между собой игл, неторопливо бредущая в космосе. И себя, в скафандре, лезущего по одной из таких каменных струй с такой уверенностью, как будто всю жизнь провел в подобных занятиях, а вокруг, – не то, чтобы вполне естественный ландшафт, но что-то, вполне его заменяющее. Нечто среднее по происхождению и сути. Он слегка, стараясь проделать это незаметно, но довольно резко тряхнул головой, как бы стряхивая внезапное наваждение. И ничего особенного. Обыкновенный прокол Реальности. Наверное, – от тех самых магнитных полей. И впрямь вредная штука.

XXXIV

– Если вот тут, – заменить водород на гидроксил, а вот тут – на метильную группу, то… То должно получиться красиво. В общем – идея ясная, на поверхности лежит.

– Идея ясная, – лениво проговорил Жека, – но тогда лучше бутильную. И все равно получится говно.

– Да нет, ты погляди, тут даже исходный продукт… небезынтересен, говорят, – давал кое-когда.

– И исходный продукт говно.

– Сыроват, согласен, и тема темноватая, вроде как наобум выбрана, но что-то в ней есть. Мы-то, в конце концов, на что?

– Говно-о…

– Знаешь, скривить скучную рожу и все через губу обсирать, это, знаешь, проще всего. Отвечаешь?

– На что?

– По пять пэриков, и ты.

– Ты пять, я десять, – и ты.

– Ты двенадцать. И я.

– Идет. Так как делать будем, – по-моему или по-твоему? Ты гляди, бутильный "хвост" – он того… липотропность может усилить, и здорово.

– Черт с тобой, делай бутильный.

– Надолго зависнешь.

– Может, вообще ничего не будет?

– Не может, сам знаешь. Впрочем, если есть желание, – удваивай…

– Иди ты. Давай, сочиняй.

Его настоящее имя было Данияль. Данияль Аризиев. Но он предпочитал, чтобы его называли Бейбарс. Такая вот не очень понятная причуда. Может быть, не очень понятная даже ему самому, потому что он не любил копаться в собственных темных побуждениях. Попросту не находил нужным, справедливо полагая, что и тот, легендарный Бейбарс тоже не нуждался в каких-либо оправданиях, даже внутренних, даже перед самим собой, – и тем более не находил нужным их искать. Вот и он ни перед кем не отчитывался в своих действиях, в том числе перед собой. Трудно сказать, понравился бы Данияль Гэндзабуро Сато и понравился бы Гэндзабуро – Даниялю, или они с первого же взгляда возненавидели бы друг друга, каждый – на свою стать, одно можно утверждать с уверенностью: они произвели бы друг на друга впечатление. Ни в коем случае не остались бы равнодушными. Потому что были похожи между собой. Очень. Не в частностях, а всем своим обликом. Тот же средний рост, та же упругая, цепкая походка, те же движения и повадки хищной кошки. Те же железная выносливость и силища, что в пору куда более тяжелому и крупному человеку. От них примерно в равной степени исходило ощущение угрозы и постоянной готовности к насилию. И примерно сходным было полнейшее пренебрежение мнениями, интересами, чувствами, судьбами и самими жизнями окружающих. Так могли бы быть похожи братья, рожденные разными матерями от одного отца, и пошедшие именно в него. Но Гэндзабуро все-таки была еще присуща какая-то корпоративная порядочность и верность тем, кому он стал своим.

Что касается Данияля Аризиева, то, может быть, он что-то такое и слыхал про реинкарнации, но уж, во всяком случае, не задумывался над этой смутной материей, когда присвоил себе это страшное имя: он попросту ощутил себя Бейбарсом, – и больше не задумывался над причинами, по которым он поступает так или иначе. Вообще. Стоит ли удивляться, что люди, предпочитавшие держаться именно его в этом ненадежном мире, тоже были достаточно своеобразны и естественным образом составляли еще более своеобразное сообщество. Как правило, члены его не жили сколько-нибудь долго, но на их место все время откуда-то появлялись новые, так что общее число их не уменьшалось,